***
Ответ по праву старшего держал Келегорм.
- Счастливы видеть благородную леди, повелительницу этих краев, - сказал он с вежественным поклоном. – Надеюсь, мы не нарушили никаких здешних законов, охотясь для пропитания.
Всадница чуть помедлила, потом, шевельнув коленом, послала коня вниз по склону балки, остановилась у самого ручья, как будто не желая вторгаться в чужой лагерь. Теперь хорошо было видно, что одета она в нагрудник из толстой желтой кожи поверх синего кафтана. Серые штаны заправлены в высокие сапоги до колена, на обеих руках застегнуты кожаные наручи, кинжал на поясе, у седла – лук в налучье и колчан красноперых стрел. Псы послушно стояли позади коня.
- Низостью было бы из-за пучка перьев обрекать чужестранцев на голод. Но кто вы, эльдар из-за Моря, и что привело вас в мои земли?
- Я Туркафинвэ Феанарион, также прозываемый Келегормом. Это мои братья, Морифинвэ и Куруфинвэ Феанарионы, чьи имена в Эндорэ Карантир и Куруфин. В твоих землях, благородная леди, мы только оттого, что через них лежит наш путь, и мы не замышляем никакого зла.
- Несомненно, вы достойные эльдар, и ваш путь ведет к достойной цели. Будьте же сегодня гостями Ягишны, - всадница наклонила голову.
- Это честь для нас, леди Ягишна.
- Езжайте прямо на восток, - показала та. – Скоро вы увидите дорогу. Она приведет вас к моему дому.
Темно-гнедой развернулся на месте и в четыре прыжка одолел склон балки. Псы последовали за ним.
Куруфин с сожалением повесил недоплетенный венок на ветку.
- От такого приглашения не отказываются.
Братья принялись сворачивать лагерь и седлать коней. Вдали долго и троекратно протрубил рог, означая, должно быть, конец охоты, тявканье гончих постепенно затихло.
- Она обратилась к нам на квенье, еще не видя нас.
- Ворон рассказал ей, - уверенно ответил Келегорм.
Разговор продолжился потом, когда, покинув балку, они ехали по степи, залитой послеполуденным зноем. Совсем слабый ветерок подувал в спину, оттого казалось, будто ветра нет вообще.
- Еще одна неожиданная айну.
- Может, и не одна. Непохоже, что она сама смотрит за собаками и лошадьми. Ей служат или какие-нибудь авари, или другие айнур. И она богата, вы заметили?
- Да, кинжал искусной работы, - согласился Келегорм. – И вообще оружие.
- А я обратил внимание на сбрую ее коня. Эти серебряные подвески с камешками на паперси, оголовье в серебряных накладках… Если леди выезжает на охоту с таким снаряжением, она явно не бедствует.
Обещанная дорога встретилась уже через четверть лиги. На этот раз в ней не было ничего таинственного – две наезженных колеи среди травы, с не сглаженными еще следами подков и муравой по обочинам. К тому же недавно здесь прошло стадо коров.
- А ты что молчишь? – обратился Карантир к Куруфину.
- Припоминаю рассказ Нельо. Ягишна – это просто дочь Яги. И сама Яга представилась Нельо: «Ягой кличут». Они обе не назвали своих настоящих имен.
- Может, таков их обычай. Наугрим тоже держат свои настоящие имена в тайне.
- Может быть, может быть…
- Ты что-то подозреваешь? – спросил Келегорм.
Куруфин покачал головой:
- Пока я только собираю известные крупицы и смотрю, не подходит ли одна к другой. Во всем этом деле есть какой-то скрытый смысл, я пытаюсь его уловить.
Глухое низкое громыхание раскатилось вдали. Они оглянулись – на северо-западе небо наливалось грозной грифельной синевой. Келегорм приподнялся в седле.
- Давайте-ка поторапливаться!
Они пустили коней рысью. Дорога обогнула пологий холм, за ним чуть поодаль блестела речная излучина. Между рекой и холмом расположилась большая усадьба. За высокой живой изгородью виднелись крыши множества строений. На берегу устроилась мельница с водяным колесом. Ровный золотистый простор за рекой говорил о созревших хлебах, несколько лоскутов полей белело или ярко желтело цветами.
- Да тут целое хозяйство! – воскликнул Карантир.
Теперь они ехали вниз, вдоль изгороди, где необычайно колючий боярышник перемежался терном и барбарисом. Небеса погромыхивали раскатами. Дорога соединилась с другой, поднимающейся от реки к мощеной площадке у крытых ворот усадьбы. Деревянные створки с коваными петлями и накладками были распахнуты – гостей явно ждали.
Солнце померкло, порыв ветра ударил в спины, принес с собой однозвучный шелест. Шум нарастал, делался все громче. Мир стремительно исчезал за серой завесой. Первые крупные капли упали на дорогу, выбивая в пыли ямки, и почти тут же, едва братья успели спешиться, дождь настиг их. Летний ливень, короткий и неистовый, обрушился, встал между землей и небом. Поневоле укрывшись под навесом ворот, они оказались заключенными в стенах воды. Синевато-бледная вспышка – и через миг сухой треск разломил небо над самыми головами, а потом еще и еще. Вода с грохотом стучала в тесовую крышу, скатывалась вниз. По каменной вымостке несся поток с клочками пены. Залетала водяная пыль. Сделалось даже зябко. Но водная завеса быстро просветлела, разредилась. Струи дробились каплями, все мельче и мельче, и вот ливень иссяк, будто его и не бывало. Только таяли, сливаясь с небом, остатки тучи и сеялась последняя, едва заметная морось. Выглянуло солнце, повисла теплая духота. На каждой травинке сверкало по бриллианту. Кони шумно отряхивались, мотая гривами так, что брызги летели.
- Смотрите! – Куруфин показывал вслед туче.
На бледно-сером небе медленно проступала широкая многоцветная полоса. Начиналась она полого и размыто, но другой ее конец, необычайно яркий, изгибался круто и цветным столбом почти отвесно упирался в землю далеко за полями.
- Это она! – выдохнул Карантир. Он не был уверен, что солнцеворот именно сегодня, ибо счет дням вел Куруфин, но не сомневался ни секунды – никому еще не доводилось видеть несоразмерной радуги. – Все правда! Отмечай, Курво!
Куруфин и без того уже прижался щекой к воротному столбу, ища, за что зацепиться взглядом на кромке горизонта.
- Ровно на фалангу мизинца влево от той ложбины, - пробормотал он, запоминая для верности собственные слова на слух.
Словно дождавшись, пока он закончит, радуга начала тускнеть и скоро исчезла.
- А мы не верили. – Келегорм тоже был ошеломлен. – Никто не верил, кроме Нельо. И мы уже знаем, а они нет. И не узнают, пока мы не вернемся. Жаль, что нельзя даже весточки послать.
- Подожди, - говорил Куруфин. – Это еще не означает, что правда все остальное, что мы доберемся до цели и что сумеем найти…
- Знаю. И даже если все остальное правда, это не означает, что мы вернемся. Но теперь нам хотя бы не нужно ждать следующего года или еще неизвестно сколько лет.
Дольше стоять в воротах было незачем. Повернувшись, чтобы идти внутрь, братья обнаружили, что их уже ждут. Слуга низко поклонился:
- Милости просим! – произнес он на синдарине.
Выговор его заметно отличался от белериандских. Этот первый встреченный здешний обитатель был молод и выглядел бы совсем как эльда, если бы не цвет волос. Но рассмотреть подробнее не получилось – слуга жестом пригласил следовать за ним.
Мимо глухих стен каких-то строений мощеная дорога вывела на широкий двор. Тут же к братьям подбежали еще несколько слуг, должно быть, конюхов. Эльдаколло, всхрапнув, щелкнул зубами у самой протянутой к его оголовью руки. Оросул выразительно приподнял левое заднее копыто.
- Покажите нам, куда поставить лошадей, уважаемые, - обратился к слугам Келегорм тоже на синдарине. – Не все они слушаются чужих.
Те без возражений направились вокруг большого бревенчатого сарая к длинной конюшне с полудюжиной маленьких окошек под самой крышей.
Пустые денники в огороженной части конюшни, судя по всему, предназначались для приезжих. Братья расседлывали и обтирали сеном своих лошадей, конюхи засыпали в кормушки запаренное зерно и порой переговаривались на незнакомом языке. Это невольно настораживало.
Наконец пучки грязного сена были сложены в угол, и братья оглянулись в поисках седельных сумок. Но их уже куда-то унесли.
У ворот конюшни встретила девица в зеленом платье. Ее голову украшала шитая мелким жемчугом лента, а на тканом поясе висела массивная связка ключей. Приветствовав, девица повела гостей за собой. Путь лежал к невысокому деревянному строению, из трубы которого поднимался светлый дымок. Девица открыла дверь и вошла первой.
После яркого дневного света внутри показалось совсем темно, и единственное небольшое оконце почти не рассеивало сумрака. За тесной прихожей была комната побольше, вовсе без окон, освещенная масляной лампой с двумя носиками. В комнате было слишком тепло даже для жаркого летнего дня. Другая девица, наряженная попроще первой, раскладывала на широких лавках полотенца и рубахи.
- Наверное, купальня, - сказал Карантир.
- Так и есть, - подтвердила девица с ключами. – Вам будет приятно попариться после долгой дороги.
Обе поклонились и ушли. Братья принялись стаскивать с себя одежду. Куруфин заметил:
- «Попариться» - такого слова для мытья я еще не слышал. Поглядим, что тут, - добавил он, открывая дверь в купальню.
Купальня была почти самая обыкновенная: струганый деревянный пол, скамьи, большие кадки с водой, бадьи поменьше и ковши, желтоватые лепешки мыла. Пахло шалфеем, хвоей и дубовой листвой. Необычной была только одна из стен – сложенная из серого камня, она дышала жаром. Низенькая дверца показывала, что за стеной тоже есть помещение.
Но не успели они даже толком осмотреться, как следом за ними вошел служитель – парень с подвязанными ремешком соломенными волосами, облаченный в одни только короткие холщовые штаны. Он смотрел на братьев в явном ожидании.
- Кто из вас, досточтимые гости, изволит париться первым?
Они переглянулись. Келегорм едва заметно пожал плечами:
- Не знаю, о чем речь, но давайте по старшинству.
Служитель согласно кивнул и обратился к двум остальным:
- Я вижу, для вас это в новинку. Ждать своей очереди вам придется недолго, но погодите пока намыливаться и оставьте голову сухой.
С тем он направился к дверце в горячей стене. Жар за ней стоял почти невыносимый. Келегорм чуть помедлил и решительно шагнул внутрь. Дверца закрылась.
Сидеть на теплых влажных досках, время от времени поливая друг друга хорошо прогретой водой, было изумительно приятно. Чувствовалось, как накопившаяся в теле усталость словно вытекает наружу, и накатывает ленивая истома.
Но тут из-за двери, скрывшей Келегорма и служителя, донеслось непонятное «пш-ш-ш!» и громкий возглас Турко. Истомы как не бывало. Куруфин и Карантир мигом слетели со скамьи и очутились у двери, едва не прижимаясь ушами к притолоке. Но ничего особенного они не услышали: что-то неразборчивое, но спокойное говорил служитель, точно так же неразборчиво и будто оправдываясь отвечал Келегорм. На несколько мгновений все стихло, потом донесся глухой шлепок, Келегорм то ли охнул, то ли сердито вскрикнул, служитель ответил что-то, а потом продолжились те же негромкие шлепающие звуки и короткие охи Келегорма.
- Что он там с ним делает? - шепотом спросил Куруфин.
- Не знаю! – так же ответил Карантир. – Заглянем?
- Не надо. Турко решит, будто мы думаем, что ему нужна помощь.
- А если и впрямь?
- Да вот еще! По-твоему, он один с этим парнем не справится?
- А вдруг это майа?
- Ну и… Все равно пока не надо. Если бы там дрались, шума было бы больше.
- Если его за дверью ждали еще штук десять, то шума особого не было бы.
- Тогда он орал бы во всю глотку. Хотя бы что-то вроде «Бегите!» И вообще, мы говорим глупости. Хотела бы Ягишна нас захватить – к чему такие церемонии? Нас всего трое, мы в ее владениях…
За дверью послышался обильный всплеск, будто что-то большое упало в воду, следом донесся взвизг Турко – и тут же отчетливый его хохот и голос служителя. Слов опять было не разобрать. Потом снова зашипело, зашлепало, и братья вернулись на прежнее место. Что бы там ни творилось, их помощь, похоже, не требовалась.
Вскоре дверь распахнулась, и в клубах пахучего пара предстал Келегорм. Он был так красен, будто его варили, а по лицу блуждала никогда не виданная братьями томная улыбка. Двигаясь расслабленно, шлепая босыми ногами по мокрому полу, он добрался до свободной скамьи, лег на нее ничком, уронил голову на сложенные руки и блаженно закрыл глаза. К заду его прилип мокрый дубовый лист.
- Турко! - шепотом позвал Куруфин, обретя пропавший было от изумления голос. - Что там с тобой делали?
Келегорм лениво приоткрыл один глаз.
- Сходишь – узнаешь… - будто через силу ответил он. – Морьо, твоя очередь.
Час спустя все трое, облачившись в свежие длинные рубахи и штаны, сидели на лавке снаружи под самой бревенчатой стеной. Перед ними стоял кувшин с холодной ключевой водой, чуть подслащенной майским медом. Две старые груши давали густую тень. Жар покидал тело легкой испариной.
- Как все просто, - говорил Келегорм. – Раскаленные камни, пар и несколько дубовых веток. Даже странно, что мы не додумались до этого сами.
- Особенно приятно это должно быть зимой. Такой, как наша. – Карантир говорил о берегах Хелеворна, так, будто они до сих пор принадлежали ему.
Впрочем, обстановка не располагала к мрачным раздумьям. Ощущение свежести, чистоты, сладкой неги вызывало чувство умиротворенности. Тело, освободившись от многодневного напряжения, заставляло и ум смотреть на жизнь в более светлых красках. Увиденная радуга внушала немалую надежду.
- А зима здесь должна быть еще теплее, чем на Амон Эребе.
- Интересно… - Келегорм потянулся за кувшином, налил себе еще медового питья. – Если ехать и ехать на юг, то, наверное, можно приехать в такое место, где зимы не бывает совсем. Любопытно было бы посмотреть.
- Так далеко, наверное, не уедешь, - усомнился Куруфин. – Где-то дальше должно быть море. Ведь Гелион куда-то течет.
- По морю можно на корабле. Плавает же Кирдан. Да и за морем могут лежать неведомые земли. А где-то на востоке был Куивиэнен. И, может, есть и сейчас.
- Это ты к чему? - заинтересовался Карантир.
- Да так… Сколько мы уже едем по незнакомым местам, и я впервые задумался, какой наш мир громадный, и сколько в нем еще того, чего мы не знаем. Раньше мы жили в Амане, и казалось, что это и есть весь мир. Конечно, мы слышали о Внешних Землях, но это были только слова. Потом мы сами оказались в этих Землях. И снова произошло то же самое: вот то, что вокруг нас, то и мир. А ведь это всего лишь маленький кусочек.
- Не такой уж и маленький.
- Для нас – да. Но по сравнению со всем остальным миром он, похоже, только лоскуток. И еще: мы уехали не так уж далеко, а тут другие деревья, и травы, и бабочки. Может, и еще какая-то живность, которой мы еще не видели. Зато не стало ни елей, ни рябины, ни черемухи. А если совсем-совсем далеко – там, наверное, и вовсе все не так, как у нас.
- Я думаю, кое-что мы сами увидим, - сказал Куруфин. – Нам еще ехать и ехать.
- А как ты думаешь, - спросил Карантир у Келегорма, - насколько мир велик?
- Не знаю… Может, он и вовсе бесконечен.
- Сомнительно, - неуверенно возразил Куруфин. – Трудно это представить.
- Да, - согласно кивнул Келегорм. – Но еще труднее представить, что у него есть края. Потому что если так, то за краем что? И что с той стороны, снизу?
- Рассказывают, будто окна дома Ниэнны выходят в Пустоту...
- Ну, валар много чего говорят.
Карантир быстро повернулся к Келегорму:
- Думаешь, лгут?
- Нет, - задумчиво протянул тот. – Они не лгут. Только то, что для них правда, для нас как бы вовсе не существует. Потому что и сами они живут в двух мирах. Один мир – это здесь, с нами, тут Йаванна угощает детишек ягодами и орешками, а у Намо вечно подол в пыли, потому что он носит чересчур длинные одежды и постоянно подметает ими улицу. Они тут почти как мы. А в другом своем мире они могучие создания. Там все не так, как здесь - и Вечная Ночь, и край мира, и бескрайняя пустота…
- Как-то это все мудрено, - покрутил головой Карантир.
- Как сумел, так и объяснил.
- Вон идет ключница, - быстро произнес Куруфин. – Наверняка за нами.
- Но с собой у нее ничего нет, – сказал Келегорм, – а нашу одежду унесли – наверное, стирать. Не знаю, каковы тут обычаи, но мне не по душе шествовать у всех на глазах в одних исподних штанах и нижней рубахе.
Карантир только фыркнул.
Однако особенно стесняться Келегорму не пришлось. Здешние обитатели, наверное, тоже не любили лишних вольностей, и дорожка к купальне пролегала вдоль задних стен построек или ее окаймляли деревья. Построек в усадьбе хватало – одни хозяйственные, другие жилые, судя по обустроенным входам, но все деревянные, из подогнанных друг к другу дубовых бревен. Скоро показался главный чертог, крышу которого братья видели еще по пути сюда, – большой, в три жилья, дом с поблескивающими на солнце окнами в частых переплетах и парадным крыльцом с точеными столбиками и резными дверями. Дорожка, однако, обогнула чертог и подобралась к нему с другой стороны, краем сада, куда выходила еще одна дверь.
Прямо из просторной прихожей лестница повела наверх. В большой комнате братья сразу увидели сложенные у стены на лавке свои седельные сумки. Дальше помещение перегораживал толстый занавес, вышитый цветами и конями, синими и красными. Карантир отодвинул край занавеса – там обнаружилось широченное ложе, застеленное покрывалом из тонкой поблескивающей ткани, прохладной на ощупь.
Окна, открытые по летнему времени, смотрели в сад. На широком подоконнике стоял поднос с караваем хлеба, кувшином и тремя кружками.
Хоть сумки и побывали под дождем, одежда в них не намокла. Братья переоделись, тщательно причесались. Теперь, согласно законам гостеприимства, следовало ожидать приглашения разделить трапезу. Некоторое время спустя Карантир заметил:
- Однако за нами не торопятся.
- Кто знает, в котором часу тут принято ужинать, – отозвался Келегорм. – Без еды нас точно не оставят. Но хотелось бы побыстрее – я тоже голоден.
Куруфин разделил каравай на три части.
- Ужин будет нескоро. Поэтому нам и принесли все это.
Хлеб был еще теплым. В кувшине оказалось молоко. Братья перекусили, стоя у окна и глядя на раскидистые яблони и островерхие кроны груш. Солнце клонилось к западу, и на сад уже легла тень. До заката оставалось еще часа три.
Карантир еще раз взглянул на ложе:
- Я бы вздремнул в ожидании. Но на такую роскошь укладываться прямо в одежде неловко. А раздеваться – вдруг через четверть часа о нас вспомнят.
- Вздремнем по-походному. – Келегорм улегся на лавку, подложив под голову седельную сумку.
***
В дверь стукнули три раза: вежливо, но уверенно. Келегорм потянул на себя толстую дубовую створку. Вместо ожидаемой ключницы за порогом стоял еще один слуга. За ним они спустились в уже знакомую обширную прихожую. Двери, ведущие внутрь чертога, теперь были распахнуты. Братья оказались в зале, освещенном розоватым светом раннего заката. Простенки между окнами украшали венки из цветущих трав и веток дуба. Посередине зала стояли два длинных стола, один торцом к середине другого. Нарядные прислужницы расставляли на вышитых скатертях блюда и кувшины. Еще на одном столе поменьше посреди посуды возвышался сноп пшеницы, убранный цветами и красными блестящими лентами. У стен толпились десятка четыре празднично одетых обитателей усадьбы – уже виденные братьями и многие, которых они еще не встречали.
Двери наружу тоже были настежь, и в широком проеме было видно, что на улице прямо напротив крыльца стояли еще столы, накрытые немного попроще. Слышался шум многих голосов, мужских и женских, – говорили на том же незнакомом языке, громко и весело. Между столов выкатили большую бочку, встреченную дружным смехом, откупорили, и женщины принялись разливать содержимое по кувшинам. Здесь затевался какой-то праздник.
- Солнцеворот ведь, - тихонько сказал Куруфин.
По широкой лестнице в зал сошла хозяйка. С трудом можно было узнать в ней прежнюю всадницу. Сейчас на Ягишне было алое платье, вытканное тонким золотистым рисунком сплетающихся трав. Застегнутое на плечах золотыми фибулами с красными камнями, оно открывало широкие рукава бледно-голубой рубахи, подобранные выше локтя. На светлых волосах лежал тонкий венец, у висков на нем качались нанизанные по три золотые кольца с семью лучами. От прежнего наряда охотницы остался лишь пояс с кинжалом.
С ее появлением в зале наступила тишина. Быстро взглянув на Феанорингов, хозяйка произнесла несколько слов на здешнем языке. Взгляды собравшихся неназойливо обратились к чужеземцам.
- Прошу к столу, славные воины и вы, дружина моя и домашние, - произнесла Ягишна на синдарине.
Братьям оставили места рядом с хозяйкой. Келегорм, не помедлив, занял место по правую руку, двое других – слева. Соседом Келегорма оказался высокий, одетый в синее с серебром мужчина с точными движениями воина. Статная ключница в богатом ожерелье села возле Куруфина.
Остальные разместились на длинных лавках, очевидно соблюдая некий порядок. Во всяком случае, сидевшие ближе выглядели несколько важнее остальных.
- Ясное солнце поднялось на вершину годовой дуги, - звучным голосом произнесла хозяйка, едва толкотня и говор в зале прекратились. – Цветущее лето сменилось плодоносным. Почтим же его пиром и весельем!
Собравшиеся принялись накладывать на широкие деревянные тарелки снедь. Заметно было, что мужчины охотно оказывают услуги сидящим рядом девушкам. Перед многими вовсе стояла одна общая тарелка для себя и соседки.
Но к еде никто не приступал, ожидая чего-то от хозяйки.
Та церемонным движением наполнила золотой кубок, сверкавший зелеными камнями. Тут же напитки полились в кубки и чаши всех застольников.
- Хлеба созрели для жатвы. Первый поклон и чаша – первому снопу!
И она действительно поклонилась украшенной охапке колосьев. Все собравшиеся встали и сделали то же. Братья повторили их действия. В кубках был мед, розовато-прозрачный, густой и очень крепкий. Его не следовало пить много. В других кувшинах было вино – золотистое, розовое и густо-красное.
К толстым ломтям говядины полагалась каша из длинных белых зерен и кисло-сладкая подлива с необычным вкусом. В ней попадались круглые темные зернышки, похожие на ягоды можжевельника. Из любопытства Карантир разгрыз одно и чуть не зашипел: внутри зернышко оказалось невероятно жгучим. Однако жжение быстро прошло, а приятный вкус остался. Таким же диковинным, резким и на разные лады жгучим вкусом отличалось уложенное горками печево в виде птиц, коней и оленей.
Едва пирующие утолили первый голод, как воин встал с кубком в руках и возгласил хвалу земле, которая кормит и радует. Потом одна из девиц восславила благодатный дождь. Это походило на праздники Йаванны в Валиноре, только имени валиэ здесь не звучало.
Закат за окнами давно погас, и зал освещало множество восковых свечей. Теперь можно было без помех рассматривать сотрапезников. Среди них определенно не было эдайн – ничей облик не отмечали следы старости или хотя бы зрелого возраста смертных, ни один мужчина не имел бороды или усов. Но столь же определенно они не принадлежали к эльдар – из-за цвета волос. Волосы здешних жителей были всех оттенков от почти белого и соломенного до темно-коричневого, как мех куницы, но черный цвет, самый обычный у эльдар, не встречался здесь ни у кого, и золотистый, как у ваниар, тоже. Может, такие черты были в порядке вещей среди авари, которых нолдор встречали редко и мало что знали о них, но в усадьбе братья не видели ни детей, ни подростков. Тут все были одинаково взрослыми. Здешний язык не походил ни на один известный, хотя Куруфин вроде бы улавливал порой слова, отдаленно напоминающие синдаринские. Но если Ягишна сейчас обращалась ко всем на синдарине – конечно, оказывая внимание гостям, – то его тут должны были знать если не все, то очень многие.
На место опустевшего блюда придвинулось другое, полное поджаренных до хрустящей корочки перепелов и голубей. Его сменили два блюда с кусками танкилингвэ – эту крупную рыбу с хрящами вместо костей ловили в Сирионе ниже водопадов и в Нароге, но в реках Восточного Белерианда она не водилась.
Посуда на столе уже изрядно опустела, как в двери вдруг почти ввалился парень с чашей в руках. Тряхнув чуть растрепанной головой и одернув подол рубахи, он что-то прокричал. Собравшиеся разразились смехом, встали со скамей и разом повернулись к хозяйке. Та величественно встала, поклонилась всем сразу и подняла кубок.
- Это похвала благородной леди Ягишне? – тихонько спросил Келегорм соседа по столу.
Тот кивнул. Чуть погодя Келегорм встал сам:
- Да славится владетельница просторной и щедрой этой земли, наша прекрасная хозяйка!
Ягишна сдержанно улыбнулась. Звучали еще и еще здравицы.
Но вот пир подошел к концу. Ягишна поднялась. Начали подниматься и остальные.
Братья ожидали, что их сейчас пригласят беседовать с хозяйкой или же проводят обратно в комнату. Но Ягишна только кивком позвала их за собой.
Над усадьбой уже чернело ночное небо, пересеченное Птичьей Дорогой. Пахло свежевымытой зеленью, мокрой землей и немного речной водой.
К пировавшим в зале присоединились пировавшие на улице, и пестрая и большая, сотни в три, толпа, возглавляемая хозяйкой, двинулась вниз по широкому проезду за ворота. Скоро все оказались на лугу, спускавшемуся полого к воде. Древние ивы не шевелили ни единым листочком, река в просветах их крон казалась стеклянным зеркалом.
На берегу были уложены дрова – посередине шалашом, таким громадным, словно им хотели обогреть всю округу, а по сторонам от него еще два будущих костра, но сложенных колодцем.
Девицы обвивали поленья гирляндами из цветов и дубовых веток. Кто-то расставлял на вкопанном в землю столе кувшины, кожаные фляги и кубки. Это выглядело странным – неужели кому-то захочется есть после такого пира?
Подготовка длилась недолго. Стоило хозяйке подойти к огромному костру, как все собрались около нее.
- Будет какой-то обряд, - сосредоточенно глядя на действо, предположил Куруфин.
Между тем ключница подала Ягишне деревянный резной ковш, наполнила его из кувшина. Ягишна с воодушевлением произнесла какие-то слова – наверное, сейчас полагалось говорить их именно на здешнем языке, – потом легко поднесла ковш к губам и сделала глоток. Из ее рук посудину принял воин в синем с серебром и тоже что-то сказал, прежде чем отпить, потом следующая за ним ключница...
Ковш обходил собравшихся и приближался к Феанорингам. Особенной тишины собравшиеся не соблюдали, и Келегорм обратился к девице рядом:
- Скажи, прекрасная, что нужно делать?
- Славить то, что дорого, - ответила девица, сверкнув улыбкой.
- Слава сражавшимся с Тьмой Севера! – произнес Келегорм на квенье, когда ковш оказался в его руках.
- Слава народу гонхиррим, верным союзникам! – сказал в свой черед Карантир.
- Слава Дому Феанаро! – сказал Куруфин, глядя на будущий костер.
К Ягишне снова подошла ключница в сопровождении двух девиц. Все они несли большие деревянные подносы, нагруженные круглыми хлебами. Ягишна приняла из рук ключницы один хлеб, отломила часть и начала есть, а остальной хлеб передала воину рядом. Тот поступил так же, передав хлеб своей соседке. Хлеб двигался от одного к другому, все уменьшаясь. В свою очередь братья тоже отломили по куску от теплого каравая. Раздав кому-то все остальные хлебы, ключница вернулась как раз вовремя, чтобы принять свою долю, а маленький остаток положила обратно на поднос.
- Пора прийти огню! – провозгласила Ягишна.
Она присела у большого кострища, держа на вытянутых руках черный блестящий камень и пучок тонкого сухого лыка. Воин в синем поклонился на четыре стороны и резко ударил по камню огнивом. Лыко тут же занялось, и хозяйка сунула его в сердце костра. Пламя, не мигнув, устремилось вверх и словно взорвалось. Волна жара достала до Феанорингов. Собравшиеся разразились криками.
Руку Келегорма сжали чьи-то пальцы. Он оглянулся и увидел рядом смеющееся девичье лицо. Все брали друг друга за руки, и он схватил за запястье Карантира. Тот уже держал Куруфина и воскликнул азартно:
- Сейчас побежим вокруг огня! Я видел, так делали халадин.
И впрямь Ягишна замкнула круг и сильно дернула за собой соседа. Мужчины и женщины, все побежали посолонь, быстрее и быстрее. Феаноринги, искусные бойцы, не были слабыми или неловкими. Но никто в круге не уступал им силой и скоростью. Карантир прикусил губу – упасть первым он никак не желал. Келегорм тоже старался бежать быстро и подтягивать за собой девицу. Та не позволяла, еще и подталкивая в ответ.
Все же первой выпала из хоровода девица – кажется, та, что приносила одежду в купальню. А потом покатился один из конюхов.
Выбыть не последними, но и далеко не первыми – нестрашное поражение.
Огненный бег распался, когда участников осталось слишком мало, чтоб заключить в круг яростно пылающий костер. Девушки принесли откуда-то охапки венков и надели их на мужчин.
Народ рассыпался по лугу. Два парня, став спиной друг к другу и сцепившись локтями, сгибаясь по очереди, взваливали на спины один другого. Девушки громко считали разы.
А вот несколько девиц, снова взявшись за руки, составили цепочку и, напевая, пошли в занятном танце: цепочка скручивалась в клубок, снова вытягивалась кругом, пересекалась петлями – девушки то подныривали под руки подруг, то перешагивали, когда те приседали до самой травы.
На другом конце луга парни и девушки встали в два ряда лицом друг к другу. Ряды с короткой песенкой сошлись, встретившиеся подняли над головой соединенные руки и повернулись, образуя живой проход. Оставшийся без пары нагнулся, нырнул в проход между стоящих; пробегая, дернул за руку одну из девиц и встал с ней уже во главе прохода. Спутник девицы отбежал назад, тоже нырнул в проход и выхватил себе другую пару. Подошедшая ключница протянула руку Куруфину, тот не стал отказываться, и они присоединились к игре. Келегорм с Карантиром переглянулись, взялись за руки и тоже встали в конце прохода, чтобы посмотреть, что будет.
- Ничего не будет, - предрек Карантир. – Кажется, тут водят нэри. Кто же выберет нас с тобой?
- Сидеть нам в девках, - отвечал Келегорм, и в этот миг его ухватили за рукав и потащили за собой.
Веселье утихало в одном месте и разгоралось в другом. Кто-то в самом деле проголодался и присел к столу; кто-то отдыхал от игр, кто-то затевал новые.
Над берегом коротко прогудел рожок. Ягишна вышла к прогорающему костру и подняла руки:
- Время величать лето!
Она вытащила из пламени головню, подошла к нетронутому правому костру-колодцу и коснулась лубяной набивки. Огонь тут же охватил поленца, запахло быстро сохнущей лесной зеленью. Взяв с подноса последний кусок «кругового хлеба», Ягишна положила его прямо в поднявшееся пламя. Народ потянулся к новому огню цепочкой. Каждый что-то кидал в середину кострища. Это были кусочки хлеба, и Келегорм сбегал к столу прихватить краюху для себя и братьев.
Огонь взялся за подаренное ему угощение, к запахам дубовых дров примешался аромат подгорелого печева и меда.
Огромный костер-шалаш успел опасть на половину высоты. Когда празднующие снова пошли к нему, братья подумали, что будет еще один огненный круг. Но забава или обряд на этот раз была другой. Кто-то с короткого разбега прыгнул прямо сквозь пламя. За ним пролетела девица, не боясь подпалить распущенные волосы, а следом то же самое сделали даже двое сразу, держась за руки.
Келегорм подошел к костру неспешно и лениво. Вдруг резко бросился вперед и приземлился по другую сторону вороха пылающих головешек. Тут же рядом оказался Карантир, ладонями прихлопывавший искры в распустившейся косе. Куруфин хотел было тоже прыгнуть с места, но его неожиданно схватила за пальцы девица в зеленом платье и заставила пробежаться рядом перед прыжком.
Карантир потом прыгал еще и еще, один и в паре. Келегорм с Куруфином решили, что забава хороша, но одного раза достаточно.
Между тем Серп скрылся за северным холмом, и Соронумэ устремился к западному краю мира. Небо начало светлеть. Речная вода из неразличимо темной становилась голубовато-серой. Вместе с таянием ночной тьмы стихало и веселье на лугу. Постепенно все разделялись – женщины собирались вокруг Ягишны, а мужчины вокруг воина в синем.
Хорошо различимая тропка привела к речной заводи у заросшего ивами мыска. Все принялись раздеваться, братья последовали их примеру.
Вода в первый момент показалась липко-холодной. Но после пары гребков она уже сделалась парным молоком. С другой стороны ивняка слышался женский смех.
И тут над дальней излучиной поднялся самый краешек солнца. Белыми стали косицы легкого тумана над водой, бело-золотистой – расширяющаяся дорожка прямо в их заводь. В эту дорожку и устремились пловцы, стараясь опередить друг друга. А со стороны усадьбы донесся многоголосый крик неведомых птиц, громкий, резкий и хрипловатый.
Парни, выбираясь из воды, небрежно относились к своему наряду. Некоторые надели только штаны, иные обошлись рубахами. Обуваться не стал никто. Братья все же постарались натянуть всю положенную одежду – в гостях не принято слишком уж вольничать – и направились вслед за всеми.
Праздник был окончен. Толпа неторопливо и утомленно растекалась кто куда. Ягишна удалилась к себе – Келегорм видел, как она поднималась на крыльцо в окружении девушек своей свиты – наверное, желая отдохнуть после ночного веселья. Братья тоже вернулись в свою комнату. В окна тянуло утренней садовой свежестью. Длинный летний день еще только начинался, и можно было немного поспать. Они улеглись на пахнущее полотном ложе, и скоро легкий сон охватил всех троих.
Проснулись они почти одновременно. В комнате по-прежнему царила прохладная тень, но, судя по всему, солнце находилось на полпути к полудню.
- Что теперь? – спросил Карантир, глядя в потолок. – Где умываться и все остальное?
- Скоро узнаем. – Келегорм вскочил и первым начал одеваться. – Вряд ли о нас забыли.
Он был прав. Почти тут же к ним постучался слуга, вчера приглашавший за стол.
Большой рукомойник, оказалось, висел внизу, под лестницей. Он вмещал почти ведро воды, и та оказалась теплой. Причесываться они вернулись в комнату, где их уже ждал завтрак – творожные лепешки и сметана. Ели братья в тишине, обмениваясь только незначительными словами, а думали, похоже, об одном и том же: где хозяйка и надолго ли она желает видеть их своими гостями? Причин задерживаться здесь не было, уехать же не попрощавшись значило оказать себя невежами.
Они заново укладывали седельные сумки, когда девица-служанка, та самая, которая ночью прыгала с Куруфином через костер, пришла и сказала:
- Госпожа просит вас к себе.
***
Двустворчатую дверь украшала резьба: прихотливо изогнутые ветви и цветы. За дверью был просторный покой, располагавшийся прямо над тем, где пировали вчера. Ряд окон в одной из стен освещал его. Стену напротив, обитую безупречно оструганными и пригнанными друг к другу светлыми досками, покрывала яркая роспись.
Дерево, поднимающееся словно бы из ультрамариновых завитков морских волн, раскидывало свои ветви до потолка и противоположных углов. Ветви эти, одетые зеленой листвой и алыми цветами, то и дело сгибались в венки, внутри которых сидели причудливые птицы или куда-то бежали животные. Яркие краски щедро дополняла позолота: сердцевинки цветов, перья птиц, копыта, когти и гривы животных, плоды, напоминавшие яблоки. Похожие деревца, с цветами и плодами, но без животных, тянулись вверх на простенках между окнами. На потолке сверкали золотое солнце и серебряная луна, а между ними висела кованая светильня на два десятка свечей.
Такими же яркими цветами – красным, синим, зеленым – пестрели ковры на пристенных лавках и узкие коврики на выскобленном до янтарной желтизны полу.
Напротив двери на возвышении в одну ступень стояло кресло, тоже покрытое ковром. На стене за ним снова раскидывалось дерево с цветами и плодами, справа от него, собрав шею в кольцо, бил копытом алый конь с золотой гривой; слева упорно смотрел на братьев сверкающими глазами лазурный волк.
Перед возвышением стоял небольшой стол на козлах, застланный вышитой скатертью, и три складных табурета.
Хозяйка вошла через маленькую дверь в боковой стене. Две девушки сопровождали ее и встали позади кресла своей госпожи.
На этот раз платье на Ягишне было темно-синей гладкой ткани, только обшитое серебряной тесьмой по вороту и рукавам. С венца, посвечивающего синими и зелеными камнями, на плечи и спину свисали низки крупных бусин, словно кольчужная бармица со шлема. Конец длинной косы был застегнут подряд тремя фибулами с такими же, цвета вечернего неба, камнями. Поприветствовав братьев кивком, Ягишна указала на табуреты.
- Что же, гости, - начала она разговор, когда все уселись, - по душе ли вам здесь?
Она снова говорила на квенье.
- Отправляясь в путь, - повел вежественную речь Келегорм, - мы и представить себе не могли, что он приведет нас в столь чудесный и удивительный дом. Мы никак не ожидали встретить такое гостеприимство в местах, которые было считали пустынными и дикими. Прими нашу благодарность, леди Ягишна, за радушие и оказанный нам почет.
- Поистине дальняя молва не солгала, и лорды дома Феанаро весьма учтивы в речах. Жаль, что заботы и радости не оставили вчера места беседе, но это отчасти можно наверстать и сегодня. Скажите, если это не тайна, куда лежит ваш путь через мои земли?
- Место, к которому мы держим путь, и само наше путешествие таковы, - отвечал Келегорм, - что о них никому не следует говорить. Однако можно было бы без опаски открыть эту тайну благородной хозяйке здешних земель, и мы охотно сделаем это – но кажется мне, леди Ягишна, что цель нашего пути уже известна тебе не хуже, чем нам самим.
Ягишна рассмеялась:
- Так и есть. В догадливости вам не откажешь. Незачем и спрашивать, есть ли в вас решимость достигнуть цели. Спрошу лишь, насколько она велика.
- Нам недоставало только одного знака. Теперь, когда мы увидели его, никакие препятствия не испугают нас и не заставят повернуть назад.
- Что же, я желаю вам удачи. Но, прежде чем вы отправитесь в дорогу, не откажитесь принять от меня подарок.
По знаку Ягишны девушки поставили на стол легкий деревянный ларец и поднос, накрытый узорной тканью. Ларец был необычным – с закругленными углами и плотно пригнанной крышкой на железных петлях. Со сплошь расписных его стенок смотрели дивные птицы с девичьими ликами и пышными коронами на головах.
Дождавшись, когда закроется дверь, Ягишна откинула покров с подноса и стала перекладывать принесенное в ларец: богато вышитое полотенце, желтый деревянный гребень с резным навершием и яркое, светлой бронзы, ручное зеркало, отполированное так тщательно, что по стенам метнулся солнечный зайчик. Потом она развернула и снова сложила платок ярко-синей ткани с искусно вышитыми золотой змеей и соколом.
- Может статься, в пустых степях вы встретите кого-то из народа моей названой сестры. Тогда этот платок послужит вам знаком и защитой.
Последним Ягишна взяла в руки сверток тяжелого красно-белого полотна.
- Эта скатерть, - сказала она, положив сверток поверх других вещей, – тоже поможет вам в пути. За рекой земли похожи на наши, но из того, что находится там, ничего нельзя есть и пить, будь оно хоть даже с маковое зернышко. И кто нарушит этот запрет, никогда не сможет выйти обратно. Но вам достаточно будет только развернуть скатерть, и на ней появятся еда и питье.
- А как же кони?! – воскликнул Карантир. – Или их придется оставить тут?
- Только если вам захочется долгие лиги идти пешком и нести на себе поклажу. О конях не беспокойтесь. Им не повредят тамошние трава и вода, потому что у коней нет души.
Ягишна закрыла ларец и передала его Келегорму.
- Спасибо тебе, благородная леди, - сказал он. – Мы жалеем только об одном – что за твою бесценную помощь не можем сейчас отдариться в ответ ничем подобающим, и этого нам придется ждать до самого возвращения домой.
- Может быть, что ждать так долго не придется, и отдариться вам случится раньше, чем вы окажетесь дома. Там, куда вы едете, есть диковины ценнее золота и серебра, и самоцветов.
- Мы будем рады привезти их тебе.
Выждав подобающую паузу, в разговор вступил Куруфин.
- Все ли это, что нам следует знать о нашем дальнейшем пути, или есть что-то еще?
- Спрашивай, - ответила Ягишна уклончиво. – Но от многих вопросов будет мало толка.
- Довольно будет и немногих. Цель, к которой мы едем, – насколько она далеко?
Ягишна неопределенно качнула головой.
- Многие уходили в ту землю, и почти все – не своей волей. Но никто еще не возвращался оттуда через мои владения, чтобы рассказать, какой длины там пути.
- Опасаться ли нам жителей той земли, если они там есть?
- Как не быть. Но страшна только тамошняя владетельница. Надеюсь, что с ней вы не встретитесь. У нее свой, только ей ведомый закон, по которому она казнит или милует. Ее не победить и с ней не договориться. Слышала я, будто кому-то удавалось откупиться от нее тем или другим, но, может быть, это только неверные слухи. У нее нет постоянного жилища. Она странствует по своим владениям, куда захочет, и никто не может предсказать ее путей.
- А нет ли, благородная госпожа, средства избежать встречи с ней?
- За три твоих вопроса я дам вам три совета. Остатки еды кладите на скатерть, прежде чем свернуть ее, и не оставляйте за собой ничего, что могли бы склевать птицы. Берегитесь даже царапин и ссадин – живая кровь скажет ей, что в ее землях чужие. Если вам зачем-нибудь понадобится разжечь костер, уходите от него раньше, чем погаснут его угли. В остальном же надейтесь на удачу, и тогда, если повезет, вы с ней не повстречаетесь. Если же встретите, никакой совет уж вам не поможет.
- Твои слова зловещи, леди Ягишна, и эта правительница, должно быть, действительно страшна, - сказал Келегорм. – Но мы и не рассчитывали на беспечную прогулку.
- В малом, - сказал Карантир, - удача неизменно на нашей стороне, раз мы до сих пор живы. Удачи нам нет в большом. Да и посулили нам быть Обездоленными, а не убитыми. Поэтому опасаться нам нужно не казни от этой неведомой правительницы, а того, что на обратном пути она настигнет нас у самой границы и отберет то, за чем мы ехали.
Под общий смех Куруфин сказал:
- Суди сама, благородная госпожа, как несравненно твое гостеприимство, если злой на язык брат мой только сейчас принялся отпускать свои шуточки.
- Оно в самом деле несравненно, - сказал потом Келегорм, - но, как бы ни хотелось нам гостить здесь подольше, дорога ждет нас. Нам пора ехать дальше.
Ягишна встала и дважды звонко хлопнула в ладоши. Братья тоже поднялись. Вошла девица-прислужница, в руках ее был поднос с серебряным кувшином, блюдом и четырьмя чарками. Ягишна по очереди наполняла одну за другой и с поклоном подносила их братьям, последнюю взяла сама:
- Пусть будет легкой ваша дорога, и да сопутствует вам удача!
Они осушили чарки. На блюде лежали сливы с начинкой из орехов и меда. Потом, к удивлению братьев, Ягишна троекратно поцеловала каждого в щеки. Подобного обычая не водилось у эльдар, и у смертных Феаноринги тоже не встречали его. Что следовало делать в ответ? Наверное, им не удалось скрыть замешательства, но хозяйка дома только поклонилась. Так же поступили и они.
***
Под навесом вдоль стены конюшни лежали туго набитые седельные сумки. Хорошо вычищенные и высушенные седла вместе с потниками были удобно пристроены на бревне.
Братья не успели войти в проход между денниками, как услышали требовательное ржание Оросула и недовольное фырканье Эльдаколло. Все шесть разномастных голов торчали над калитками денников – ноздри раздуты, уши копьями.
Бронзовая голова Эльдаколло исчезла, зато последовал увесистый удар в калитку.
- Не буянить! – прикрикнул Келегорм без особой уверенности.
Ответом ему было короткое низкое ржание.
Оросул терся лбом о плечо и грудь Карантира. Айкахвеста фыркал в шею Куруфина, Эльдаколло хватал Келегорма за ухо. Дав коням обнюхать хозяев и чуть успокоиться, братья надели оголовья и по одному вывели своих скакунов под навес. Вьючные кони радость встречи выражали спокойнее, но на улицу пошли, потягивая недоуздки.
Седельные сумки были уложены очень умело: каждая пара точно выровнена по весу, чтобы не перетягивать седло набок. Пока братья вьючили их, верховые кони переступали и встряхивали гривами – им надоело стоять на месте.
- Может, если бы ты знал, куда мы едем, ты бы меня с седлом и не подпустил, – Келегорм ткнул пальцем в яркую золотую звездочку на лбу своего коня.
«Я?!» - Эльдаколло согнул шею, раздув ноздри, ударил в твердую землю правой передней.
Служитель терпеливо дожидался, пока Феаноринги закончат седлать коней, чтобы проводить гостей до ворот.
Там Куруфин остановился, достал из поясной сумки коробок, блеснувший медью. Внутри на тонкой шпильке покачивалась железная игла. Держа коробок на ладони и так же, как накануне, прижавшись щекой к воротному столбу, Куруфин отыскал место, куда упиралась радуга, дождался, пока игла перестанет трепетать, и осторожно, но тщательно процарапал отметку на краю коробка.
О свойстве железных игл поворачиваться с юга на север мастера знали еще с валинорских времен, и когда перед нолдор раскинулись бескрайние и неизвестные земли Эндорэ, эта занятная особенность пригодилась. Иглу догадались закрепить на шпильке, и новое хитроумное устройство прозвали «путеводной коробочкой», а потом и вовсе упростили до «провожатого».
От ворот дорога повернула налево, огибая приречные заросли. Братья увидели перекинувшийся через реку мост.
Из воды поднимались три выведенные срубами опоры. Заполнявший их нетесаный камень синел там, где доставали мелкие волны, и густо серел выше, до самого настила из толстых плах. Настил огораживали невысокие перила из толстых брусьев, какие не свернуть и быку. Между опорами могла свободно пройти небольшая барка – разве что для мачты не хватило бы высоты.
Мост стоял тут долгие годы: нижние бревна почернели, в щелях между глыбами засыпки росли пучки травы. Но кустам там укорениться, очевидно, не давали, чтобы корни не расшатывали постройку.
Копыта звонко застучали по сухому дереву, серебристо-серому от пережитых непогод. Внизу вода, темная и чуть зеленоватая, крутила ленивые водовороты у опор. То и дело на поверхности расходились легкие круги – рыба охотилась на неосторожных мух и бабочек.
Кони все же довольно замотали головами, ступив на плотно утоптанную землю проселочной дороги. Она чуть наискось поднялась по невысокому склону речного берега и устремилась вперед между желтых стен хлеба.
Братья одновременно оглянулись на возвышавшийся над зеленью чертог и пустили коней рысцой.
Ехали пока молча. Неожиданные впечатления прошедших суток были слишком обильными. К ним надо было привыкнуть, надо было дать им улечься, прежде чем обмениваться суждениями. Нивы, делянки сочного розового клевера и синего змеевника остались позади; после полудня скрылись из виду всякие приметы жилья. Дорога повернула на юго-запад, вдоль кромки полей, и с ней пришлось расстаться. Вокруг снова расстелилась степь под высоким небом с белой кипенью облаков. Душистый ветер гнал травяные волны к далеким, только ему ведомым берегам.
- Что это? – произнес вдруг Келегорм. – Как будто башня?
В самом деле, впереди ровную, чуть волнистую границу земли и неба нарушал одинокий едва заметный пик, отсюда казавшийся крошечным. Более всего он действительно напоминал островерхую макушку башни. Расстояние не позволяло видеть подробностей.
Теперь братья ехали, поглядывая на эту зазубрину. По мере приближения она увеличивалась, четверть часа спустя рядом с ней выступили новые.
- Она там не одна, - сказал Карантир. – Похоже на город или крепость.
- Странно. Конечно, Ягишна не говорила этого прямо, но из ее слов я понял, что земли дальше пустынные. А тут не успели мы проехать пару лиг, и уже показался целый город.
- Да и город какой-то странный, - добавил Карантир, всмотревшись пристальнее. – Если это верхушки башен, они слишком близко друг к другу. А если расстояние между ними обычное, они должны быть огромны. Иначе мы не видели бы их.
- Скоро узнаем, - сказал Куруфин. – Что бы это ни было, мы едем прямо к нему.
