А на каком языке Феанор с Ольвэ разговаривал? Не на квенье?
Канон молчит. Вариантов, стало быть, три штуки. Первый: через переводчика. Второй: Феанор, как весь из себя лингвист и филолог, знал телерин. Третий: квенья и телерин не настолько еще разошлись между собой и были взаимно понятны, так что высокие стороны говорили каждая на своей мове. Вариант "Олвэ знал квенью" не предлагать, потому что а с чего бы? Зачем бы он ее учил?
И тогда получается, тэлери этот цыганский романс Айнулиндалэ не знали, раз квенью не понимали? Или знали на своем, тэлерийском?
Поскольку внутрисюжетно Айнулиндалэ сочинение Румила, то одно из двух: либо кто-то перевел этот опус на телерин, либо нет. Лично я стою за второе. Но валар в любом случае должны были донести до тэлери свет веры.
А тогда почему вообще квенью выбрали, чтоб людей учить? Учили бы вот, на тэлерийском.
Как почему? Потому что в этой части Средиземья (и, соответственно, для нуменорцев тоже) нолдор были самым ученым и технически продвинутым народом. Вершиной пищевой цепочки, в общем. Их язык поэтому был самым продвинутым (для всех этих ученых и технических тонкостей нужны же термины), естественно, что он сделался местной латынью, языком... ааааа!!! Вот что это такое!!!!
В давно прошедшие времена, тысячу лет тому назад, Ирландия могла по праву гордиться своими прославившимися на весь мир школами, а в особенности школой в Мангрете, которая считалась самой лучшей, самой серьезной.
Но английский король решил обойти Ирландию и собрал в Оксфорде весь цвет мировой учености, и Мангрету пришлось уступить – Оксфорд взял верх.
Случилось, однако, так, что когда король Манстера посетил Англию и Оксфорд, он во время большого обеда, который давали в его честь, похвастал, что ученые Мангретского университета превосходят всех ученых мира глубиной и возвышенностью познаний. Опровергая это, глава Оксфордского университета так бил кулаком по столу, что перебил все чашки и блюдца. Манстерский король тоже разгорячился и, забывшись, бросил оксфордцам вызов: предложил прислать в Мангрет пять самых известных ученых Оксфорда для встречи с пятью мангретцами, чтобы в ученом споре раз и навсегда решить этот вопрос.
Бросив вызов, он тут же подосадовал на себя. Но еще больше подосадовали на него ученые Мангрета, когда узнали об этом. А глава Оксфордского университета обрадовался, что можно будет окончательно посрамить Мангрет, и вещал об этом состязании всем – и ученым и простым смертным. И все просто сгорали от нетерпения поскорее увидеть, как умрет слава знаменитой Мангретской школы.
Мангретцы повесили голову: они-то знали, что Оксфорд сильнее. Один винил другого, и все вместе винили манстерского короля. Профессоров пришлось привязать к постелям, чтобы они не бродили по городу и не пугали всех своим унылым видом.
Постепенно волнение из Манстерского королевства перекинулось на всю Ирландию. И чем ближе подходил страшный день, тем плачевнее становилось положение всей страны, пока наконец горе и печаль, угнетавшие сердце каждого, не стали прискорбной очевидностью. Но скорбь самого манстерского короля была ужаснее всех.
И вот в Мангрете появился небольшого роста крепкий человечек – черноволосый и черноусый, по прозвищу Темный Патрик, родом из Донегола, которого соседи все знали и чтили за светлый ум, и прямиком направился к университету. Никто не обращал внимания на этого темноволосого человечка, лишь указывали ему, как пройти, если он спрашивал. Да и он тоже ничего не говорил ни о себе, ни о том, зачем он пришел.
То был канун великого состязания.
Темный Патрик добрался до школы, как раз когда безысходное отчаяние охватило решительно всех: и в самой школе, и за ее стенами слышны были лишь вопли и стенания. Он пробрался через толпу, которая мешала ему пройти, и попросил отвести его к главе университета.
Когда Темного Патрика ввели к нему, тот спросил:
– Кто ты, добрый человек? Откуда пришел? И что я могу для тебя сделать? Только поспеши с ответом, – отрезал он тут же, – ибо для тебя у меня нет достаточно времени.
И Темный Патрик ответил:
– Не важно, кто я и откуда, хотя мне не стыдно признаться, что я из Донегола. И не думаю, – продолжал он, – что вы можете мне в чем-либо помочь. Однако все равно я благодарю вас. А пришел я, услышав о беде, в которую попали вы, и ваши коллеги, и все здешние люди. Пришел посмотреть, а может мне, простому смертному, удастся вас выручить.
Великий профессор поглядел на Темного Патрика и на его маленький красный узелок, привязанный к палке, которую он положил на землю возле себя, да как захохочет – то был первый смех, который вырвался у него за последние тринадцать недель. И когда люди услышали, что глава школы громко смеется, онитут же ввалились все в большой зал, где велась беседа с Патриком, чтобы узнать, что случилось. А когда поняли, зачем явился к ним этот человечек, они тоже покатились со смеху, так что стены задрожали.
Их смех достиг ушей манстерского короля, и тот прибежал, чтобы выяснить, какое свершилось чудо. Патрик отвесил королю положенный поклон, но остался невозмутим, словно форель в омуте, потупился в землю и не вымолвил ни словечка.
Великие профессора представили его королю и объяснили цель его прихода: спасти доброе имя и славу Мангретского университета – честь Ирландии. И тут же снова разразились смехом, чуть животы себе не надорвали. Однако король не рассмеялся, нет. Он послушал-послушал, как они смеются, а потом и спросил, какая причина у них для веселья.
– Конечно, вы не можете этого допустить, – молвил он, – и все же есть люди, которые и в глаза не видели вашей школы, но тоже кое-что смыслят, а иногда так тонко во всем разбираются, что могут удивить даже вас своими поступками.
Затем повернулся к Патрику и обратился к нему с вопросом так вежливо и с таким уважением, что уязвленные профессора рты разинули.
– Какой план предлагаете вы, – спросил король, – чтобы спасти доброе имя и славу нашей школы в Мангрете – честь Ирландии?
– Сперва мне хотелось бы узнать, когда вы ожидаете этих пятерых английских профессоров?
– Завтра к двенадцати!
– Хм... А могу я выбрать трех ученых университета, которые понадобятся мне ровно за два часа до этого срока?
– Да, конечно! Хоть тридцать три, если желаете!
Патрик остался доволен и сказал:
– Ну что ж, утро вечера мудреней.
И он был единственным человеком во всей Ирландии, кто спал в эту ночь.
А утром по приказу короля все профессора выстроились в ряд. Тогда пригласили Патрика и предложили ему сделать выбор.
Сначала он попросил выступить на шаг вперед знатока Латыни, лучшего из лучших. Затем лучшего знатока Греческого языка. И наконец первейшего знатока Языка Сверхученой Премудрости.
Просьба его была выполнена.
Тогда он велел принести самую драную одежду, в какую можно было бы нарядить только огородное пугало, а также три здоровых молота для дробления камней.
Очень скоро все, что он попросил, лежало перед ним на земле, и Патрик сказал, протягивая отвратительную одежду трем великим профессорам:
– Вот, получайте! Можете уединиться и, не теряя времени, сбросьте с себя все лишнее и облачитесь в эту одежду.
Три великих профессора позеленели от злости, и не то чтоб подчиниться, а готовы были послать Патрика к дьяволу или еще похуже, да только заметили на себе строгий взгляд короля.
– Отправляйтесь же, господа! – сказал король громко и грозно. – Выполняйте просьбу этого джентльмена!
И они ушли переодеваться, а когда вернулись, вот это была картина! Но никто не осмелился даже улыбнуться, в страхе перед королем. Да, зрителям было над чем посмеяться.
Патрик подхватил три молота для дробления камней и сказал трем почтенным старцам:
– Пошли за мной!
И вот в сопровождении трех великих ученых, разодетых, как мы только что описали, Патрик вышел на дорогу, ведущую в Дублин, по которой с минуты на минуту должны были проехать оксфордские профессора.
В миле от университета они остановились у перекрестка. Здесь на груде камней всегда сидел какой-нибудь старик и дробил камни для починки дороги. Патрик велел старику сойти вниз, всунул молот в руки великому знатоку Языка Сверхученой Премудрости и приказал ему подняться на камни и дробить их, как это делают истинные каменотесы из Ньюри. К тому же он дал ему несколько секретных указаний, от которых у того просветлело лицо.
И пошел дальше с двумя остальными. А у следующего перекрестка, который был в трех милях от университета, он вручил молот ученому Греческого языкам тоже велел ему взобраться на груду камней и дробить их. И ему на ухо он дал какие-то указания.
С третьим ученым, великим знатоком Латыни, он шел, пока не дошел до третьего перекрестка в шести милях от университета. И ему тоже всунул в руки молот, усадил на груду камней и также велел дробить их, шепнув какие-то указания.
И вот слушайте! Не успел сей ученый муж усесться на груду камней, как мимо катит карета с пятью оксфордскими старцами, величайшими и знаменитейшими учеными во всем свете. Достигнув перекрестка и не зная, какой дорогой следовать, они останавливают карету, чтобы все выяснить. И, заметив оборванного старика, дробящего камни, решают между собой:
– Вот этот старик каменотес и укажет нам дорогу, если только мы сумеем подобрать достаточно простые слова, чтобы он понял нас.
Они здороваются со стариком каменотесом и спрашивают, выбирая самые простые слова, не будет ли он так любезен показать им верную дорогу в Мангретский университет. Старик каменотес в свою очередь приветствует их и дает точнейшие указания, как вернее всего добраться до университета в Мангрете, – и все это на чистейшей Латыни!
У пятерых мудрецов так и перехватило дыхание. Они откинулись назад в карету и впервые с момента вызова на состязание их смелость поколебалась.
Но они были храбрыми мудрецами, не испугались бы самого дьявола. И как только кучер тронул вперед, они вынули свои записные книжки, куда заносили путевые заметки, и записали:
«В шести милях от Мангретского университета обыкновенные дорожные каменотесы объясняются на чистейшей Латыни». Что верно, то верно.
Когда они подъехали к следующему перекрестку, они опять стали гадать, какая же из четырех дорог им нужна. Выглянули из кареты и увидели еще одного старого каменотеса, усердно дробящего камни. Один из ученых мужей окликнул его, поздоровался и спросил, не укажет ли он верную дорогу в Мангретский университет. Старый каменотес оторвался от своей работы, приветствовал их и точно объяснил, как добраться до университета в Мангрете, – и все это на чистейшем Греческом языке!
Пятеро мудрецов даже сразу осунулись как-то. Они не позволили кучеру ехать дальше и стали советоваться, как умнее поступить: ехать вперед или бежать без оглядки в дублинскую гавань и оттуда домой. Двое проголосовали, чтобы ехать вперед, двое, – чтобы возвращаться, решение осталось за последним. Но он оказался храбрецом – так просто его не запугаешь – и проголосовал в конце концов за то, чтобы ехать вперед.
И вот они двинулись дальше и по дороге внесли такую запись в свои книжки:
«В трех милях от великого университета Мангретского обыкновенные дорожные каменотесы объясняются на чистейшем Греческом языке».
К этому времени у бедняг англичан душа ушла уже в пятки, и они могли лишь мучительно жалеть, что вместо них это дело не поручили пятерым их злейшим врагам в Оксфорде!
Так слушайте дальше! В миле от Мангрета им попадается третий перекресток. Карета останавливается, один из них высовывается из окошка и опять видит на груде камней старика каменотеса, который что есть мочи бьет по камням. Они все его приветствуют и спрашивают, не может ли он указать им дорогу, ведущую в Мангретский университет. Старик каменотес поднимает голову от работы, отвешивает им вежливый поклон, произносит сначала свое приветствие, а затем указания, как вернее добраться до университета в Мангрете, – и все это на Языке Сверхученой Премудрости!
Пять прославленных профессоров все как один высовываются из окошка кареты и кричат кучеру:
– Немедленно заворачивай лошадей и что есть духу гони в Дублин! – откидываются назад и падают без сознания в объятия друг другу.
Когда они, придя в себя, поняли, что находятся в безопасности на корабле по пути в Англию, они вытащили свои записные книжки и записали:
«В одной миле от бесподобного и величайшего университета в Мангрете даже дорожные каменотесы не желают объясняться иначе, как на Языке Сверхученой Премудрости. Таким образом, мы, совершив своевременное бегство, спасли от вечного позора чистое имя и славу нашей гордости – университета Оксфордского».
В старину говорили:
Три вещи не должны притупляться: меч, лопата и человеческая мысль.
Так вот что такое этот язык сверхученой премудрости!! Это квенья!!!
Или учили бы на валарине, самый наибожественный язык. Уж если на языке оригинала надо эти мифы учить. Ну, эльфам он был неприятен для уха, но люди, они попроще, может и смогли бы. Так и почему не на валарине?
Прежде всего потому, что эльфы его не знали. А во-вторых, как было сказано выше, термины и понятия существовали в квенье. В валарине как минимум часть этих понятий отсутствовала вообще.
А если это кирдановские или из Гаваней, то все эти группы были так или иначе мореходными. Они сами переселялись на Тол Эрессэа и их брали в команду кормчими.
Но неужели любой простой кирдановский или гаванский матрос годился на это дело? И неужели их хватало на все корабли всех желающих?
Проблема только в том, что жители Гаваней не плавали в океане.
Вот именно. Не, ну, канонически вон тот же Тургон отправлял отряды строить корабли и искать Валинор, и корабли эти, во всяком случае, отплывали в океан. Некоторым даже везло вернуться. Может, вот этот практический опыт теперь пригодился?
И я уже, честно, запуталась-то тэлери плавали вдоль Валинора и не надо было им в океан. Но как божественному воинству понадобилось, то они сразу умеют и плывут, везя божественное воинство. И вот теперь уже и Кирдан, стоило ему приказать/вежливо попросить берет и плывет через океан, везя нуменорцев. Хотя до того плавал вдоль берегов. И теперь еще эти эрессейские эльфы, которые вдруг умеют морские путешествия
Насчет святого воинства сову надеть довольно просто - а они могли двигаться вдоль берегов на север до того более-менее узкого пролива, а потом опять вдоль берегов, теперь уже средиземских.
А как Кирдан в Нуменор возил - ну... если валар приказали, хошь не хошь, а придется, и Кирдан сразу замог.
Может, конечно, я принимаю желаемое за действительное, и все происходило само, без его, короля, ведома. Дочка с сыном соседнего лорда встретились на очередном Эрухантале, на балу после Эрухантале, влюбились и король только благословение дал. А насчет Средиземья, допустим, сам Веантур был энтузиастом и уломал короля снарядить один корабль. Предварительно изобретя, на основе эльфийских знаний и своих соображений океанские суда. А король был не против, но это была не идея самого короля. Ну, бывают самородки-энтузиасты, и Веантур, допустим, был такой.
Не, мне лично нравится думать, что это Тар-Элендил был толковым королем. Ибо сколько же можно размазней на тронах.
В то же время совершенно не ясно, почему единственный наследник престола предоставлен сам себе-хочу и поеду в Средиземье, хочу- останусь там на 2 года. Не то что бы папа его, который ближе к трону, делами был занят, но погибнет Алдарион от какой-нибудь холеры и придется нового наследника Менельдуру рожать.
Во-первых, Алдарион еще только наследник наследника, во-вторых, это вообще проблема Профессора, в этой истории просто в квадрате - он обещает царей-королей, а пишет фактически своих соседей по улице. А в-третьих, Менельдур еще совсем не стар - в 725 г. В.Э. ему всего только 183 года, а проживет он до 399 лет. Т.е. сейчас ему около сорока на наши деньги. Ничего, уж как-нибудь с зачатием отпрыска справится, если что.
Алдарион, конечно, по Средиземью поездил, но не ездили же с ним все матросы. Или они сидели на берегу и кормились рыболовством? Или король дал им денег в дорогу? Но в этом случае экспедиция и была рассчитана на 2 года и чего Менельдур ждал их раньше не ясно.
У меня такое впечатление, что Менельдур вообще ипохондрик.
Кстати. Менельдур ведь тут еще не король. Стало быть, еще вовсю сидит в своей башне на севере и звезды считает. И чтобы поговорить с ним, Алдариону пришлось тащиться через весь остров.
И я так полагаю, что об этой поездке Алдарион прежде всего поговорил со своим дедом, и тогда же все подробности путешествия они и обсудили, на сколько ехать, на какие шиши, куда конкретно ехать и проч.
