***
Когда над просторами Средиземья трудами и милостью валар поднялось солнце, а Морготовы слуги привыкли к новому свету, на стене Тангородрима обнаружилась надпись. Те из совращенных во Зло майар, которые умели читать, сделали ее содержимое общедоступным. Это казалось очень непредусмотрительным с их стороны, ибо надпись гласила «Моргот 321!»
Темному, конечно, доложили о происшествии. Поскольку извлечь кусок стены, не повредив граффити, не представлялось возможным, Темный даже изволил лично ознакомиться с текстом — что бы там ни болтали о нем супостаты, наружу он все же высовывался.
Происхождение надписи Моргота заинтересовало. Он был бы уверен, что это дело рук Феанорингов — эти могли, они бы еще и не такого написали — но расположение надписи полностью исключало участие в деле старшего Феанариона, а у остальных не было возможности. Возможность была у прибывших следом, но подозревать воспитанных и интеллигентных нолфингов и арфингов в разрисовке стен подобными вещами даже у Моргота получалось плохо. Но больше ведь некому. Немного поразмыслив, из изящного характера начертания тенгв, который показался ему знакомым, Черный Враг умозаключил, что это дело рук Галадриэли, нолдорской заразы №11 в его персональном списке. Заразой №1 был, конечно, Феанор, места со второго по десятое пребывали в данный момент вакантными. Не то чтобы Галадриэль успела особо сильно досадить Врагу Мира, просто тот не любил феминисток, хоть и был Злом.
Несмотря на то, что автором надписи был безусловно кто-то из Светлых, вскоре весь Ангбанд украшало «Моргот 321!», «Моргот + Готмог = стыд и срам!» и прочая похабень в том же духе. Орки вообще быстро учатся плохому независимо от того, откуда оно исходит.
Моргота это не особо огорчало. Он понимал, что народ приписывает ему руководящую роль в этом процессе. Со временем он даже свыкся, включил соответствующее слово в свой активный лексикон и, устраивая кому-нибудь разнос, орал на виноватого: «Дождешься у меня — на главной площади вы**у!»
Глядя на шефа, и все остальные постепенно усваивали сей глагол в его невинном значении. Обычным делом было слышать обмен мнениями наподобие: «Сильно орал?» — «Сильно». — «Вы***ть грозился?» — «Еще как». — «А, ну тогда ничего страшного, скоро остынет. Страшно, когда он вежливый».
На новичков производили глубочайшее впечатление разговоры старослужащих, собирающихся предстать пред очи: «Как думаешь, вы***т или всерьез получим?»
Иногда этот ангбандский жаргон долетал и до ушей пленных эльфов. Доверчивые синдар, не зная еще коварства Моргота, принимали все за чистую монету. Те из них, кому все же удавалось сбежать, рассказывали потом о жуткой искаженности Ангбанда и противных природе нравах, царящих там. Соплеменники верили им: еще бы, слова очевидцев! И ужасались. Некоторые на всякий случай обходили стороной бывших ангбандских узников — вдруг искажение поселилось и в них. Отсылки к законам и обычаям эльдар, отрицавшим даже тень возможности этого, не помогали. Враг был властен и над самой материей Арды, что ему какие-то там законы и обычаи?! Бывших узников такое к себе отношение огорчало до самой крайней степени.
Когда Моргот узнавал о чем-то подобном, он злодейски хохотал на своем черном троне, видя, как деяния его врагов оборачиваются против них самих.
Но хуже всех было Саурону. По неизвестным причинам обитатели Ангбанда и окрестностей пребывали в убеждении, что всем остальным Моргот просто грозит, а вот его — на самом деле. Видимо, недоброжелатели, коих у Саурона, как у любой высокопоставленной особы, было предостаточно, радостно подхватывали и разносили любую пакостную сплетню. Стоило ему просто зайти к шефу с докладом, весь Ангбанд сбегался подслушивать под дверьми и пытаться подглядеть в замочную скважину, а на обратном пути Гортхауру сально подмигивал каждый встречный орк, мол, с праздничком вас, разговевшись. Саурон злился, бесился, как кошка на привязи, и ничего не мог поделать. Он даже закрутил бурный служебный роман с Тхурингветиль, но все были уверены, что это притворство. В том числе и сама Тхурингветиль. Открещиваться от таких обвинений не то что трудно, практически невозможно. Оттого характер его становился все более скверным, а нервы все более расшатанными.
Масла в и без того неплохо горящий огонь подлило одно обстоятельство: как-то раз, когда Саурон выходил из кабинета шефа после особо сурового внушения, вслед ему из незакрытой еще двери донесся начальственный рык: «… и заслужи, чтоб в следующий раз с вазелином было!»
После этого он находил у себя подброшенный неизвестными заботливыми руками вазелин в разных жизненных ситуациях — то в рабочем столе, то в портфеле с бумагами, то под подушкой.
…Очередь к кассам в ангбандской столовой уверенно и без суеты продвигалась вперед. Саурон, нагрузивший поднос так, что и зубочистке не нашлось бы места, прикидывал, за какой столик можно будет сесть и не лучше ли было взять котлету вместо курицы. Позади стоящий орк громко рассказывал бородатый анекдот орку из соседней очереди. Лихо тарахтели под пухлыми, в кольцах, пальчиками костяшки на счетах. Саурон был уверен, что наглые тетки обсчитывают всех и каждого, но уследить за манипуляциями ему никогда не удавалось. Кассирша привычным жестом передвинула тарелки, проверяя, не завалилось ли между ними чайных пакетиков и прочей мелкой дребедени.
— А это что? — пробормотала она себе под нос.
Общий гул голосов и звяканье посуды прорезало профессионально-крикливое:
— Майр! А вазелин у нас почем?
На секунду воцарилась тишина…
Жуткий грохот и короткий вскрик в приемной заставили Темного Властелина удивленно поднять голову. Дверь распахнулась, треснувшись об стену, и в кабинет без доклада ввалился Саурон. Отмерив три шага от порога до стола, он швырнул на стол какую-то штуку. Физиономия его была свирепой, но притом отчаянной, глаза горели нехорошим красным огнем, на щеке дергался нерв.
Моргот машинально взял в руки брошенный на стол предмет:
— Это что?
— Вазелин, е**** мать, ******* *** * ********** *****! — в бешенстве выкрикнул Саурон.
Моргот встал из-за стола, обогнул столбом стоящего зама и выглянул в приемную — узнать, что там случилось с его непробиваемой, лютой, точно голодный Кархарот, секретаршей. Ничего страшного, оглушена графином с водой, но тяжелой черепно-мозговой, похоже, нет. Починят. Аккуратно прикрыв дверь, Моргот вернулся в кабинет. Повертел в пальцах круглую коробочку, потом поднял глаза на Саурона:
— Так я не понял, тебе настолько невтерпеж, что ли?
Лицо Саурона словно почернело от прилива темной крови, на него страшно стало смотреть, казалось, еще минута, и он кинется на шефа с кулаками, зубами и когтями. Но вдруг его швырнуло в другую сторону, и у него началась истерика. Он визжал, топал ногами, кусал пальцы и заламывал руки.
— И вы! И вы туда же! За что-о-о-о! Великая Тьма, за что мне это? То под подушку! То в портфель! А теперь еще прямо на поднос в столовой! При всем народе! Я больше этого не потерплю! Надо мной ржет каждый сопливый орчонок из кадетского корпуса! Больше я этого терпеть не буду! Я требую отставки! Или на передовую, командовать дивизией… батальоном… да хоть бы и взводом! Но здесь я больше не останусь! Ни за что!
До Моргота стало доходить, что с его ближайшим подчиненным в самом деле нехорошо.
В арсенале Темного Владыки не было приемов, рассчитанных на такой вот случай, но, будучи по природе своей Злом, Моргот инстинктивно понимал, что взывать к патриотизму, чувству гражданского долга и прочим высоким чувствам будет по меньшей мере неуместно.
— Прекрати верещать, я не глухой. Садись вон и поговорим спокойно. А то как девица, женихом брошенная!
Даже будучи в припадочном состоянии, Саурон не мог себе позволить сесть в присутствии Моргота, когда тот стоял. Моргот снова устроился в кресле, удобно перекинув ногу за ногу.
— Что ты несешь, какая еще передовая?
— Какая тебе передовая, истеричка, да?! Так, да?! Тогда отставка! И…
— Не приму, — перебил Темный. — Ты мне нужен.
Ноготь Моргота пару раз как будто невзначай постучал по крышке коробочки. Саурона передернуло и вернуло обратно в прежестокую ярость:
— Нужен, да? Нужен? Был бы нужен, вы бы не позволили… Весь Ангбанд говорит! Совсем обнаглели, в открытую издеваются! А если не отпустите, я дезертирую! Куда угодно, хоть в Валинор — попрошу прощения у Манвэ, авось дозволит курятник за его пернатыми чистить!
— А, ну тогда не забудь, — Моргот щелчком отправил коробочку по столешнице в сторону зама. — Там это тебе точно пригодится.
В очередном приступе бешенства Саурон поймал жестянку, сдавил, расплющивая; проклятая субстанция полезла меж ладоней и сквозь пальцы.
Моргот смотрел на него со смесью досады, злости и какого-то малознакомого чувства, которое, кажется, называется жалостью. Он понимал, что Саурона отпустить придется. Гортхаур прав — от таких слухов и насмешек нет никакого спасения. Скоро авторитет первого заместителя падет ниже плинтуса, дальше начнет падать дисциплина вообще. Так что Саурона придется удалить. Это вызывало у Темного досаду: он привык к Саурону, с ним было удобно, поди теперь найди ему замену. Злость же кипела на неблагодарных идиотов подчиненных. Ну, ладно, его зама ненавидел десяток приближенных, желающих занять его должность. Но ведь с прочими он был вполне лоялен, никого особо не притеснял и даже (Морготу это было известно) порой прикрывал от высочайшего гнева.
«Какого же балрога вам надо? — мрачно думал Моргот. — Назначу взамен него кого-нибудь из перебежавших эльфов — вот тогда завоете! Он вам все прежние обиды припомнит!»
Вздохнув, Моргот достал из бювара лист и начал писать. Саурон прервал свое занятие и настороженно уставился на него, временами непроизвольно не то всхлипывая, не то просто шумно переводя дух.
— Оглоушил ты секретаршу, а ведь печати у нее в сейфе, — заметил Темный с укоризной. — От столовой, кстати, хоть что-нибудь осталось?
— Жертв и разрушений нет, — буркнул Саурон, продолжая попытки оттереть руки. — Почти…
Моргот наконец поставил точку в документе.
— На вот, ознакомься, приказ о переводе тебя командиром диверсионного подразделения «Темный ужас». Подробности я потом расскажу. А пока приведи себя в порядок и готовь дела к сдаче. И вот тебе мой совет: перед отъездом собери главных своих насмешников, тепло с ними попрощайся и скажи: «Ну вот, мужики, я уезжаю. Так что вы между собой решите, кто тут взамен меня останется». Посмотришь на их рожи, прикинешь, как они перегрызутся, друг другу столь почетное место спихивая, и можешь отбывать, полагая себя отмщенным. А я со своей стороны еще пару поддам. Соберу их вот тут и скажу: «мне нужен тот, кто способен выполнять все обязанности Майрона. Поскольку вы все примерно одинакового уровня, мой выбор затруднен, так что выберете сами тайным голосованием, кого вы считаете достойным занять это место, я погляжу на кандидатов, а там уже решу».
Саурон уставился на начальство с немым изумлением. Правильно истолковав его взгляд, Моргот усмехнулся:
— Думаешь, чего вдруг я такой добрый? Я как раз очень злой на этих поганцев! Да и на тебя, что дозволил разрастись делу до этаких масштабов. Но ты свое получил. А этим я еще устрою переживание.
Мысленно Моргот уже рисовал себе, как добрым отеческим тоном, которого подчиненные боялись до обморока, он объявляет этим зажравшимся в тылу приближенцам, что в самое ближайшее время учинит им лютую переаттестацию.
«А проваливших — рядовыми на Восточный Белериандский», — закончил свою мысль повелитель Ангбанда.
