Но потом к нему будет прилагаться второй - уже про события в Гондолине.
В небольшой комнате на втором ярусе башни стоял стол и несколько стульев вокруг него. Вдоль стен выстроились высокие закрытые шкафы. Келегорм и Куруфин сидели за противоположными концами стола, предоставив место в середине Арэдели с сыном.
Эола привели два стрелка. Их сопровождали все те же голубые волкодавы.
- И что вы еще хотите сказать мне, похитители детей?
Глаза Келегорма сузились, как у готовой напасть рыси. Но заговорил Куруфин:
- Сперва мы спросим: если сын тебе дорог, почему ты хотел убить его?
- А вам не все равно, братоубийцы? Вспомните, за что вы убивали в Алвлоне?
- Ириссэ, твой муж всегда был так туп, или ему напекло голову в дороге? - с почти искренней заботой в голосе поинтересовался Келегорм. – Он хоть знает, о чем говорит, или просто напевает выученные куплеты?
- Наверное, повторяет услышанное в Дориате, - резко произнесла Арэдель.
- Ты тоже убивала на Дальнем берегу, моя бывшая возлюбленная супруга?
- Когда я предложил этому мориквендо отправиться домой, он отказался, - усмехнулся старший из братьев. – И сказал, что вернется к нам. Может, ему и в крепости так же понравится, как в деревенской усадьбе?
- Вы хотите оставить Эола в крепости, пока мы с сыном не уедем? – уточнила Арэдель. – Я считаю, что это самое правильное.
- Вы закуете меня в цепи, голодрим? – взгляд Эола мог бы поджечь сухую траву.
- В це-епи? – протянул насмешливо Келегорм. - Да у нас каждый кусок металла на счету. Разве мы потратим на украшение тебя цепями то, что можно пустить на стрелы?
- Поживешь в какой-нибудь кладовой, - деловито сказал Куруфин. – К весне мы тебя, скорее всего, прогоним обратно в твой лес.
- И уже моя стрела найдет твое горло, сын братопредателя и поджигателя!
- В таком случае, поживешь у нас подольше. Проводите этого мориквендо обратно в караулку, пока не найдут ему более подходящее жилье.
- Маэглин! – Эол буквально вонзил взгляд в сына.
Ломион понимал, что в присутствии матери и Феанорионов отец не сможет ничего ему сделать. Но ответить ему вслух отказом все еще не хватало решимости. И молчал.
- Так будь ты проклят, предатель и сын предательницы, что забыла страдания своего народа по вине этих убийц!
- Не бери в голову, Ломион, – Келегорм встал и гибко потянулся. – Нас проклял Намо, проклял Моргот. Без умолку проклинают орки. Ну, еще кто-то проклянул – дел-то.
Эол едва не кинулся с кулаками на Феанориона. Волкодавы глухо зарычали. Стрелки, подталкивая ножнами, повели нан-эльмотца прочь из комнаты.
- Сейчас спать! – распорядился Келегорм. – А завтра твой дядя Куруфин наверняка возьмет тебя в мастерскую.
Своего троюродного брата, сына Куруфина, Ломион увидел за завтраком. Новый родич уже вышел из возраста мальчика, но до взрослого ему было еще далеко. Высокий, такой же черноволосый, как его отец, Куруфинвион явился к столу позже всех.
- Познакомься, Тьелпе. Тоже кузнец и оружейник.
Ломион впервые набрался храбрости пихнуть Келегорма коленом, как это делала в шутку мать. Тот округлил брови, словно в несказанном удивлении.
Келебримбор протянул мальчику руку. На среднем пальце ноготь был синим.
Когда уже принялись за сладкий пирог, Куруфин повернулся к сыну:
- Я еду на северные укрепления. Займись с мальчиком сам.
Тот кивнул, не оборачиваясь. Впрочем, Ломиона уже не удивляли такие свободные манеры младших и подчиненных нолдор.
Эол приучил сына молчать, пока не спросят, и ничего не трогать без разрешения. Потому в большой, пахнущей горячим железом и еще чем-то дымно-кисловатым мастерской Ломион застыл у входа. Тем временем Келебримбор рассматривал его меч.
- Ребра дола стоит делать плавнее… Ты уже, наверное, перерос свое оружие?
Ломион взялся за протянутую ему рукоять и несколько раз махнул от плеча вниз.
- Пока сгодится, - сделал вывод Келебримбор. – Ну, я пойду работать, а ты можешь посмотреть, что тут тебя заинтересует.
Сын Арэдели неуверенно прошелся по обширному сводчатому залу. Он не ошибся, угадывая источник запаха. В горнах горел не древесный, а каменный уголь, как и у наугрим. А вот меха никто не качал, горячий воздух сам выдувался из патрубков. Надо было только направлять его рычагом в горн при надобности, а потом поворачивать патрубок вверх соплом, чтоб жар не становился больше нужного.
Келебримбор между тем притащил связку пруткового железа.
- Можно спросить, что ты будешь делать?
- Спрашивай сколько угодно! – улыбнулся Куруфинвион. – Вообще я сегодня собираюсь выковать заготовки зубчатых колес для подъемного механизма. Но сперва из этих прутков накую стрельных насадок. У нас каждый мастер и подмастерье должен каждый рабочий день сдавать по полсотни наконечников. Стрелы, братец, как и леденцы – лишними не бывают.
- Я тоже умею ковать стрелы! – Ломион почувствовал радость от своей нужности.
- Какие?
Тот выбрал из насыпанных на верстак три ромбовидные насадки с длинным черешком.
- Ага, - одобрительно кивнул Келебримбор, - срезни. Самая нужная вещь. Надевай фартук и становись напротив.
- Тут столько разных… Зачем они?
- Вот это бронебойная, - Куруфинвион показал наконечник, похожий на маленькое приостренное долото. – Попадаются орки в куяках с усилением и даже в металлических кирасах. Туркафинвэ однажды взял на копье громадную тварь, на которой поверх кожаного ламилляра висел толстый зерцальник. Такие вот стрелы с длинного лука пробивают даже пластины усиления. А эта – гладкая, как игла – годится и на водяную птицу, и на мелких уручьих лазутчиков. Вот эта – летающий нож, рубит и кожаные, и конопляные веревки…
- Можно, ты потом все расскажешь? – с легкой тревогой Ломион глянул в окно на поднимающийся над стеной Анор. – А то вдруг мы не успеем выполнить все, что обязаны, до вечера?
- Успеем! И еще успеем сходить на ристалище потренироваться от души. Ты же хочешь научиться владеть мечом по-настоящему?
Ломион взял пруток и положил его на угли.
Удар-удар-удар: один конец вытягивается тонким черешком. Теперь аккуратно расплющить другой конец, согнать края на тонкую режущую кромку. И насадка летит в корытце для закалки. Келебримбор кивнул – хорошо и быстро работаешь. У него под молотком пруток раз за разом отделял от себя массивные биконусы.
- Давай передохнем, - предложил неожиданно Куруфинвион.
Они сели на скамью возле открытого окна. В пузатом кувшине с металлическими шариками на дне оказался яблочный сок.
- Это зачем? Чтоб звенели?
- Нет, эти шарики держат во льду, а в питье кладут для его охлаждения.
- Келебримбор, а кто качает воздух для горнов?
- Зови меня Тьелпе, если не трудно. Меха качает вода. Водяные колеса еще дробят руду и приводят в движение большие молоты. Ниже к воротам стоит лесопилка тоже на водяном приводе. Потом покажу.
Они вернулись к наковальне. Ломион действительно отковал полсотни наконечников. Руки устали, но уходить он не собирался. Не знал, куда пойти, да и хотелось посмотреть, как будет работать сын второго лорда над какими-то зубчатыми колесами. Спросить, почему колеса нельзя делать обыкновенными, он постеснялся.
А Келебримбор с трудом водрузил в горн круглую отливку с рубчатым ободом и принялся выправлять эти рубчики точными ударами молота.
Колес оказалось четыре: два побольше и два поменьше. Ломион заметил, что с последним Тьелпе, что называется, намахался: отдыхал все чаще, несколько раз промахивался и, поминая драный хвост Моринготто, снова разогревал отливку и выправлял ошибку.
Оба вымыли руки и лица холодной водой, текущей из узкой трубы в корыто, посидели у окна.
- Все на сегодня, пожалуй! Пошли, помоемся и возьмем на кухне полдник.
Ломион снова направился к трубе.
- Знаешь, есть разница между понятиями «у-мыться» и «от-мыться» от сажи и угольного дыма!
И не успел сын Арэдели почувствовать обиду, как его новый родич уже потащил в купальню.
Под левым коленом у Келебримбора оказался розовый шрам. Еще один шрам, совсем свежий, странно краснел вдоль левого предплечья.
- А… ты был на войне?
- Что? – Куруфинвион проследил за взглядом и усмехнулся. – Нет, это так, случайно. Ездил с партией на обследование выхода медной руды. Наткнулись на орков, зацепило копьем. Практически уже зажило. На пограничье такое случается часто.
Если в усадьбе Трех родников кухня показалась Ломиону огромной, то аглонская – просто грандиозной. И запахи из дверей доносились такие, что желудок уставшего мальчика сжался до боли.
Но почти тут же на столе перед ними оказалось блюдо с жареными колбасками, исходящие теплым паром пирожки и какие-то клубни в светло-коричневой корочке. На вкус эти странные растения оказались чуть похожи на хлебную горбушку, слегка поджаренную над костром, только мягче и едва заметно слаще. Келебримбор посоветовал их ломтики окунать в растопленное масло и посыпать солью. Начиненные малиной пирожки пришлось запивать горячим травяным настоем, слегка вяжущим язык и незнакомо пахнущим.
- От усталости и в жару холодная вода плохо утоляет жажду, - пояснил новообретенный брат. – А горячая, как ни странно, гораздо лучше и быстрее.
Закончив обед, они немного посидели на скамейке под двумя старыми яблонями.
- Ну, куда теперь хочешь пойти: на ристалище или посмотреть на зверюшек дяди Тьелко?
- На каких зверюшек?
- Разных! – засмеялся Келебримбор. Потом добавил: - Ты их не опасайся, они все ручные. И маленьких не трогают. Конечно, если не станешь дергать за хвосты и усы.
Они пересекли несколько дворов и оказались перед массивными дубовыми воротами. Келебримбор отодвинул засов и толкнул врезанную в них калитку.
Первое, что увидел за ней Ломион, был развалившийся на травке золотисто-бурый медведь.
Вроде бы дремавший на припеке зверь открыл маленькие глазки и поднял голову. Ломион прижался к брату – он хорошо знал силу и хищность медведей…
- Кори! Привет! – весело крикнул Келебримбор. – Иди сюда!
Зверь одним толчком перекатился на лапы и заковылял навстречу, пофыркивая и облизываясь. Очень скоро большой влажный нос оказался прямо перед лицом мальчика.
- Знакомьтесь. Это Кори, любитель поспать, поесть и подрать когтями вон то висячее бревно. А это, лодырь, племянник дяди Тьелко, Ломион. Он хочет с тобой дружить. Потому веди себя прилично, слышишь?
В стиснутый кулак Ломиона ткнулось что-то мягкое и теплое. Он скосил глаза и увидел, что брат сует ему пирожок.
- Угости увальня. Только подавай на ладони – от безраздельной любви к сладкому он может ущипнуть тебя за пальцы.
Мальчик неуверенно протянул руку с угощением. Медведь наклонился, разом слизнул пирожок. Почавкал и уставился умильно на нового знакомого.
- А благодарить кто будет? – укоризненно спросил Келебримбор.
Страшная зверюга вздохнула, шлепнулась на мягкий зад, прижала к груди правую лапу и пару раз кивнула башкой. Это было так неожиданно и смешно, что Ломион тоже фыркнул.
- Молодец, уважаешь друзей. Вот тебе за это еще и колбаска. Можешь возвращаться к прежнему занятию: належивать бока.
Но медведь не стал укладываться, а поплелся за двумя эльдар, чуть слышно урча.
- Если придешь сюда один, учти: как вытащил из сумки подачку – сразу отдавай. А то у Кори маловато терпения – шлепнет лапой по руке и вышибет угощение. Лапы же у него – сам видел, какие. Безоговорочно он только Тьелкормо слушается.
Ломион так растерялся, что задал первый пришедший в голову вопрос:
- А почему его зовут как науга?
Келебримбор рассмеялся:
- Потому что похож! Когда дядя Тьелко его только привез в крепость, звереныш был похож на комок шерсти. Ну, его и назвали Коринья. Потом как взялся расти! Стал вот такой квадратный и лапистый. Только бороды не хватает.
- Ой!
У самой стены, меланхолично пожевывая, стоял огромный тур. Между его длинными, грозно нацеленными вперед рогами мог усесться не только сам Ломион, но и дядя Тьелкормо. И глядел он на эльдар обычным сумрачным бычьим взглядом.
- А это Ондо. Хочешь посидеть на нем?
- М-можно?!
- Сколько хочешь. Он твоей тяжести и не почувствует.
Чтоб устроиться на загривке тура, ноги пришлось расставить пошире. Бык некоторое время жевал, а потом вдруг пошел вперед, странно-упруго ставя копыта. Прошелся как раз до ободранного когтями бревна, развернулся и ткнул широкой мордой в спину Келебримбора.
- Ах, да, извините, - молодой мастер поднес к слюнявому носу густо посыпанную солью горбушку.
С высоты турьего горба Ломион углядел возле общипанных кустов двух оленух необычной, почти черной масти. А между их ногами выглядывала раскосая лисья мордочка.
- Еще у дяди есть охотничий барс, но тот обитает прямо в его комнате, как и Хуан.
- А зачем вам медведь, тур и даже лиса?
- Низачем! Просто живут у нас да и все.
- Их дядя Тьелко на охоте поймал?
- Нельзя сказать, чтоб уж нарочно поймал… Знаешь, наверное, что турицы телятся все примерно в одно время. Уходят из стада, а потом возвращаются уже с приплодом. В это время года охотятся только на молодых быков, которых самки отгоняют. Вот так случилось, что мать Ондо припоздала с отелом, ее приняли за бычка и застрелили. Стали собирать добычу и увидели возле туши вот его. Турицы никогда не примут чужого теленка – даже если потеряли своего. Пришлось взять в крепость и поить коровьим молоком из бутылки.
Кори нашли одиноко скулящим в лесу. Что случилось его матерью, братьями и сестрами – неизвестно. Может, волки затравили. Может, напал самец, и самка не смогла его одолеть. Медведи родства не знают, могут съесть детенышей, убив их мать. И более сильная самка может так сделать. Кори уже четыре года, почти взрослый, а дядю Тьелко все равно почитает как мать-медведицу.
Ну и остальные к нам попали или потеряшками, или подранками.
- А почему вы не отпустите их в лес?
- Они не хотят, - снова рассмеялся Келебримбор. – Походят вокруг крепости и оказываются снова перед воротами. Да и нельзя отпускать крупных животных. Они к эльдар привыкли, не опасаются ничуть. Могут запросто подойти к незнакомому охотнику – а тот их и убьет: с перепугу или как добычу. Впрочем, Кори иногда прогуливается с Тьелкормо далеко в леса. Чем-то лакомится, что-то изучает. А потом домой вместе с охотниками. В лесу пирогов с малиной не пекут!
Вот мелочь лесная вроде белок, ласок, соек, пожив у нас и окрепнув, разбегается. И то не насовсем. Вон видишь ворона? Тоже птенцом принесли. Живет вроде сам по себе, но кухню навещает часто. И к лорду слетает по первому знаку.
- А к тебе?
- Роу! – крикнул брат.
Иссиня-черная птица важно повернула голову и скользнула вниз на широченных крыльях. Сделала круг над головами двух эльдар, чуть зависла и опустилась на рукав Келебримбора.
Не успел Ломион подумать о длинном черном клюве, как ворон разинул его и отчетливо произнёс:
- Дрруг! Дай коррку!
- Обязательно корку? Может, лучше просто булку?
- Даавай! – согласился ворон. – Хоть кррысу!
- Он в самом деле разговаривает? – прошептал опешивший мальчик.
- Почти. Во всяком случае, я ни разу не слышал, чтоб он попросил ведро на голову. Или стукнуть его чем-нибудь.
- Он ест крыс?
- Никогда. Только убивает.
Ворон посмотрел на появившуюся в другой руке Келебримбора булочку, походил по кожаному рукаву, коротко спикировал и перелетел на спинку дальней скамейки уже с угощением в клюве. Там, придерживая булку лапой, принялся аккуратно отщипывать кусочки и глотать.
Оленуха с белым пятнышком над носом заинтересовалась подаренным хлебом. Невесомо переступая по низенькой траве, она подошла к скамейке. Но стоило ей протянуть голову к булке, как ворон приподнял крылья и громко каркнул. Оленуха отшатнулась.
- Роу даже Кори в нос клевал. Ни с кем не делится. Тиндэ, Ватья, я вам отдельно принес! Идите сюда!
Оленьи самки получили по ломтю хлеба с вареньем. Потом Келебримбор вывалил в деревянное корытце сырые хрящи и жилистые обрезки мяса. Тут же прибежала лиса, а за ней два темных хорька.
- Вот наши специалисты по крысам и мышам. Их специально в подвалы приносят. А потом выгребают лопатой ночную добычу. Так что наши коты только мурлычут и кресла занимают. Даже не рвутся посоревноваться.
- Барса тоже покажешь?
- Когда дядя Тьелко приедет…
- Перррвый лорррд Аррркккалондэ!
Оказывается, ворон уже справился с угощением и теперь пешком шел к эльдар.
- Видишь, даже герольдом может поработать. Молодец, Роу!
- Рррад!
- Пойдем теперь на ристалище?
- Ррруку трррренировать!
- Совершенно верно, Роу.
Калитку в воротах Келебримбор все же запер на засов.
- Может забрести кто-нибудь из приезжих – потом объясняй ему, что звери у нас добрые. Особенно если Кори его облапит от дружеских чувств, а Ондо захочет потереться лбом.
Ломион представил себе жутко перепуганного эльда в объятиях взрослого медведя и рассмеялся.
Площадка для занятий с оружием находилась в куда более просторном дворе, чем зверинец. У глухой стены стояли раскрашенные мишени, на вытоптанном кругу уже махали мечами полдюжины воинов.
Келебримбор принес две стеганки, две пары проклепанных железом рукавиц и два деревянных меча.
- Первое правило: при отсутствии шлема у напарника в голову не целиться. По плечам тоже – не рассчитаешь движения. Удар исключительно плашмя в наружную сторону бедра. Сперва вот такими движениями разминаешь плечи и спину. Потом повторяешь упражнение с мечом в руке.
Ломион старательно покрутил деревяшку сперва правой, потом левой, чувствуя, как тепло наполняет мышцы.
- Теперь делаем так: я иду только прямым замахом, ты только отбиваешь. Начали!
На четвертом отбиве тренировочный меч улетел в сторону.
- Рррастяпа! – раздалось сверху.
Оказывается, ворон перелетел разделяющее дворы здание и теперь сидел на мишенях.
- Не растяпа, а новичок, Роу. Разбираться надо.
Тот ответил невнятным карканьем.
Ломион еще несколько раз ронял меч, но брат почему-то хвалил его:
- Руки у тебя сильные, клинок не просаживается. Скоро научишься парировать. Атаковать же нам, кузнецам, проще других. Мы точный удар у наковальни отрабатываем.
Титул кузнеца так вдохновил мальчика, что он стал вкладывать в блокировку всю силу. И рука скоро заныла до плеча.
- На сегодня хватит. Пошли переодеваться.
- Можно взять лук и пострелять?
- Попробуй.
Увидев в руках Арэделиона лук, ворон предусмотрительно перелетел на стойку для сушки поддоспешников.
Уставшей правой взять лук, тетиву тянуть левой. Лук туговат, конечно…
Пять стрел исправно воткнулись в красную сердцевину мишени.
- Ну, Роу, что скажешь?
Ломион не надеялся что-то услышать в ответ и даже подпрыгнул, когда прямо над плечом раскатилось:
- Крррасавец!
Только через несколько дней Ломион заметил, что троюродный брат исподтишка подает птице какие-то знаки. Впрочем, и в отсутствие Келебримбора Роу редко высказывался невпопад.
- Ты будешь меня всему учить, Тьелпэ?
- Конечно. И другие воины будут с тобой заниматься. У нас еще все осень и зима впереди!
Охотничьего барса Ломион увидел всего через пяток дней.
В ворота крепости въехала шумная кавалькада. Кони отфыркивались и крутили головами, черно-белые и бурые гончие с лаем отскакивали из-под их копыт. С седел свисали связки зайцев и боровой дичи.
Потом вкатились несколько повозок, накрытых плетеными из лыка тентами. К запахам лошадей, собак и пыли примешались острые, настораживающие – звериной шкуры и крови.
Келегорм ехал как раз возле каравана с добычей, а за его звездно-буланым на длинном чембуре шагал крупный гнедой конь. И на спине этого вполне спокойного коня, на какой-то широкой подкладке столбиком сидел золотисто-оранжевый пятнистый кот величиной почти с Хуана.
- Эгей, племянник! – лорд-охотник призывно махнул рукой в сокольничьей перчатке. – Хочешь глянуть на вепря? О-очень большого вепря!
Пока Ломион проталкивался между прыгающими и лижущими его собаками, Келегорм прямо с седла дернул одну из покрышек на телеге. Перед мальчиком оказался черный пятак и желтоватые клыки длиной в кинжал.
- Два копья сломались, пока его завалили. Больше не будет изгороди курочить и хуторских собак под сараи загонять.
Келегорм уже стоял на мощенке, положив ладонь на плечо племянника.
- Выберем тебе коня, и будешь тоже в поле выезжать. А то под командой Тельпэ ты весь прокоптишься и ржавчиной пойдешь.
- Мне нравится в кузнице работать… - неуверенно произнес Ломион.
- Да уж не сомневаюсь! – рука без перчатки чуть подергала его косу. – Но ездить тебе все равно надо научиться по-настоящему.
И тут что-то пощекотало затылок мальчика. Он обернулся – пятнистый кот, как-то незаметно соскочивший с лошади, осторожно обнюхивал его.
- Погладь Айрэрилло, - улыбнулся Келегорм. – Он сегодня как раз на этом вепре проехался и теперь желает, чтоб им все восхищались без конца.
Осторожно протянув руку, Ломион коснулся неожиданно бархатистого меха на шее зверя. Тот тихонько заурчал и ткнулся в запястье влажноватым носом.
- Как это – проехался?
- Прямо на хребте. Знаешь ведь: собаки бьют противника плечом, опрокидывают и рвут. Кошки вцепляются и душат. Наши гончие подняли зверюгу в кустах около ручья. А она, естественно, не побежала: Встал вепрь задом в ивняк – я испугался, что собак покалечит. И тут раз! Айрэ на спине вепря, прихватил когтями, впился в загривок. Этого уже вепрь не выдержал – рванул вперед как льдина по горной речке. Мы все следом. На излоге вепрь уперся в бурелом, снова развернулся. Вот тут мы и ударили копьями. Айрэ так и сидел на хребтине, пока вепрь не свалился. Наверное, немного сам обалдел от того, что сделал. Леопарды ведь никогда на одинцов не охотятся – те для них слишком велики и сильны. Но затылок вепрю прокусил хорошо.
Оранжевый кот продолжал урчать, потираясь круглым ухом о бедро лорда.
- Оленей Айрэ в одиночку берет часто. Но только когда их собаки остановят. Не бегун, надо сказать.
Барс посмотрел на Ломиона прищуренными янтарными глазами и принялся тереться уже о куртку мальчика.
Потом сын Арэдели таскал в забитые льдом подвалы дальней башни связки дичи. В душе неожиданно для самого росло желание тоже поскакать на охоту в компании дяди Тьелко и вот этих веселых, отчаянных эльдар.
- Ломьо, сегодня фехтовать пойдем попозже. Давай умываться.
Тот обернулся к Келебримбору, складывавшему инструменты на широкую лавку.
- Почему?
- Твой отец понял, что насиделся в башне и высказал желание побеседовать с лордами. Нам тоже положено поприсутствовать.
Ломион поморщился – встречаться с отцом очень не хотелось. Но если надо, то придется.
Келегорм, Куруфин и мать снова сидели за столом в той же комнате библиотеки. Келебримбор устроился рядом со своим отцом, Ломион – возле Арэдели.
Эол как и прошлый раз стоял между двумя стражниками.
- Более мне безразличны бывшая жена и бывший сын, - холодно и зло цедил он слова, глядя только на лордов Аглона. – Пусть живут, где хотят и как хотят. Я вычеркиваю их из своей памяти навсегда.
- Если у авари так принято, мы возражать не станем, - благодушно кивнул Келегорм.
- И дадим тебе сопровождение до границ твоих владений, - произнес Куруфин сдержанно. – Ты можешь отправиться домой прямо завтра. Пока стоит теплая погода, путь не станет утомителен. Прощай.
Эол повернулся и шагнул к двери мимо расступившихся стражников.
Хуан вскинул остроухую голову – Ломион понял, что мимолетный ненавидящий взгляд отца ему не почудился
Сухая осень перетекла в дождливую, потом с неба начали падать снежинки и таять на земле.
Ломион почувствовал, что старая куртка сделалась неудобной: словно придерживала руки. И рукава рубашек укоротились.
- Ну, правда, Арьэ! Твой парень вырос вон как! И в плечах раздался почти на мою ладонь! – Келегорм обошел родного племянника по кругу, как готовую статую. – К весне надо ему заказать хороший доспех лучника. И личный фартук и нарукавники для мастерской.
- Я тоже не хочу уезжать от вас, Тьелко. Во всяком случае, в следующем году.
Первый лорд улыбнулся до ушей:
- Тогда возьмешь под начало тех девиц, что недавно прибыли с юга и дырявят мишени на войсковом дворе. У моей сестры, да еще такой, как Ириссэ, должна быть своя дружина.
- Что на это скажет Турукано? – усмехнулась мама.
- Во любом случае, мы это не скоро узнаем.
Учить «ездить по-настоящему» Келегорм взялся в первый морозный день. Ломиону подвели рослую вороную кобылу с тонкими сильными ногами и чуть скошенным крупом. Ощутив на спине всадника, она собрала шею и принялась скрести передним копытом.
- Врожденная посадка настоящего нолдо, - заявил дядя, когда они с десятком охотников проехали рысью до предградных лугов.
Действительно, Ломион чувствовал, что в седле его больше не болтает из стороны в сторону как по пути из Нан-Эльмота. Но когда Келегорм вдруг сорвался с места в бешеный галоп, сердце у мальчика замерло… Правда, ненадолго. Скоро он поймал ритм прыжков своей лошади и словно слился с ней. Поднял взгляд от мелькающих внизу пучков заиндевевшей травы – они мчались по старому волоку в сторону леса.
«Там же ручей!..» - только успел подумать, как кобыла легко взвилась над темной водой вслед за звездно-буланым. Показалось, что бежавший рядом Хуан одобрительно скосил глаз.
Перелесок остался позади, промелькнула травянистая грива, еще лесок… На следующей широкой поляне охотники перевели коней на шаг.
- Ну, как? – Келегорм движением колена чуть придержал своего коня.
- Замечательно!.. – выдохнул мальчик.
- Сейчас будем подниматься по изрядному крутяку, не забывай придерживаться за гриву.
Кобыла шла вверх, упрямо вытянув шею и только зло пофыркивала. На изломе кряжа остановилась, тряхнула головой, словно проверяя уверенность всадника. Когда начали спускаться по другую сторону к редким ивнякам над извилистой речкой, Ломион снова чуть напрягся – кони иногда скользили по присыпанной снегом траве. Однако его вороная уверенно поджимала задние ноги и ни разу не оступилась до самого луга.
Охотники выстроились в цепочку, одолевая чавкающую под ледком грязь и снова развернулись строем на плавно поднимающимся на север склоне.
- Тяфф… - неуверенно заявила одна из пегих гончих.
- Ваф-ваф-ваф-вааф!!! – радостно поддержала ее вся стая.
Ломион уже разглядел наверху три буроватых мазка. Над ними мелькнули вскинутые шеи, а ног было не разглядеть на желто-белом фоне.
Келегорм первым выслал звездно-буланого за собаками. Вороная взяла маховым галопом, не дожидаясь команды всадника.
Три оленя были позапрошлогодними ланчуками – это Ломион определил, едва разглядев на их головах раздвоенные рожки. Метнувшись с места как-то боком, они прямо по воздуху понеслись к синевшему вдалеке лесу.
Голосистая стая все же настигала. Вдруг огромный зверь опередил гончих так, словно те попятились. Длинными прыжками он промчался мимо двух шарахнувшихся в стороны оленей и тараном врезался в переднего. Животное проехалось на боку по пороше, беспомощно заколотило копытцами воздух.
Второй олень вскинулся на дыбы со стрелой в шее – Ломион вроде бы заметил, как Келегорм привстал в стременах с натянутым луком. Третьего ланчука свалили еще две стрелы кого-то из охотников.
Гончие тыкались носами в тушки, прыгали и заливались восторженным лаем. Хуан неторопливо отошел от поверженной им добычи с выражением ушей: «Ну, вот так как-то…».
- Ломьо! Если сегодня еще поднимем оленя – стреляй первым!
«Стрелять в такой бешеной скачке?!. А что – и попробую!».
В следующем распадке было пусто. Охотничья дружина то рысью, то шагом описала широкий круг по редколесью, переправилась еще через одну речушку.
На опушке молодого сосняка что-то шевельнулось. Ломион рос в лесу – тут же разглядел четырех косуль. Рогач, две самки и, кажется, прошлогодний козленок…
Хуан, а за ним две бурые гончие – смычок – понеслись на животных, стараясь отпугнуть самок. Козленок привычно скакнул к матери, шарахнулся обратно…
Ломион отпустил тетиву – сеголеток дернулся, ужаленный в круп. Рядом свистнуло несколько стрел. Рогач тут же упал, кувыркнувшись чрез голову. Сеголеток остановился и мягко осел в снег.
- Упреждение бери на скачок, не меньше, - бросил через плечо Келегорм.
Когда уже показались ворота крепости, дядя снова чуть придержал коня.
- Знаешь, с чем хочу сегодня тебя поздравить? Не с тем, что не свалился на скачке. А с тем, что даже не помыслил о такой случайности!
Ломион сморщился, скрывая восторженную улыбку.
- Тьелпэ, я что – так все время буду ковать стрелы и сидеть над чеканкой?!
Брат быстро поставил на печь закрытую формочку и обернулся:
- Литье, как понимаю, тебя тоже увлекать перестало?
- Я хочу сковать себе меч! Настоящий!
- Настоящим ты еще двадцать солнечных лет будешь ковырять землю при каждом взмахе.
- Ну и что?!. Нет, Тьелпэ, понимаешь…
Тот вдруг озорно улыбнулся:
- Понимаю! Пусть повисит на стене, да? Пока к нему привыкнешь? Хорошо, скуешь. Только не сегодня. Сперва выберем подходящую заготовку – из тех, что собираются отливать из этого нового сплава. И подумаем, каким этот меч должен быть.
- Как у тебя и дяди Тьелко. И дяди Курво.
- Вес и длину мы просто рассчитаем. А вот каким сам по себе должен быть твой меч, ты должен понять сам. Представить себя с ним в руке. В бою. В настоящем бою.
- Но… я же никогда не был в бою! Вдруг начну думать неправильно?
- Ты много слышал и читал о наших сражениях тут, в Эндорэ…
Ломион схватил с верстака длинный рашпиль и встал в боевую стойку. Конец тяжелой железяки угрожающе нацелился на Куруфинвиона.
- Вот! Не отступать и идти вперед! На погибель Моринготто!
- Так можно с любым клинком с нашего склада. Чтоб стать настоящим воином… Подумай о врагах, которых хочешь сразить. И о тех, кого готов защищать до последнего. Второе, по-моему, даже важнее.
- Всех!
- Ломьо, все – это все равно что вон та связка прутков. Вытащу один, засуну за верстак – никто и не заметит, что их стало меньше.
Мальчик задумался.
- Маму. Тебя. Дядей… Нашу крепость… Я же не могу знать наперечет всех, кто живет на наших землях!
- И не надо. Просто прочувствуй, за кого и ради чего ты собираешься сражаться.
Рашпиль скребнул по железякам на верстаке.
- Хорошо, я постараюсь… А как я узнаю, что понял?
- Будь уверен, сразу узнаешь.
- Тогда пойду опять ковать стрелы. Они нужнее, чем фибулы и пряжки… Только все же одну я отолью и прочеканю… Нет, две!
- Если это будет подарок, то надо тоже подумать о том, кому дарить будешь.
- Я уже думаю.
- К лету наверняка додумаешь и сделаешь.
Ломион нахмурился и пошел к наковальне.
За окном лениво, но уверенно падали комья влажноватого снега. Иногда пара-тройка прилипала к стеклу и медленно сползала вниз, оставляя блестящие дорожки.
«Интересно, а там, на юге тоже валит вот такой снег? Облепляет ветки в саду… Кажется, его надо стряхивать, чтоб не сломал самые плодоносные сучья. А еще – утаптывать вокруг стволов – от полевых мышей. Зайцы часто обгрызали дикие яблони в Нан Эльмоте. Лалнен наверняка не умеет стрелять – она же говорила, что мастерам садоводства нельзя охотиться. Наверное, лазает по сугробам с теми мелкими собаками, отгоняя длинноухих».
По крыше вдруг что-то зашуршало, окно на миг потемнело, и снизу послышался глухой шум. Ломион вздрогнул, потом хмыкнул, поняв, что произошло.
С их полуземлянки в Нан Эльмоте никогда не рушился пластами подтаявший снег. В первую ранне-зимнюю оттепель он сильно пугался таких вот лавинок. Теперь привык. Не испугался, конечно. Просто задумался и от неожиданности…
Он посмотрел на эскиз, который перечеркнула метнувшаяся в сторону рука. Да правильно перечеркнуло! Ерунду ведь нарисовал: какие-то переплетенные кривые с гнездышками под камни. Надо не так!
Грифельный карандаш забегал по перевернутому листу.
На стальное кольцо с булавкой наложить золотую веточку земляники в три листика: два побольше, третий маленький. Камешек будет один: темно-красный, с отливом в лиловое гранат. Такого цвета бывают почти перезревшие ягоды. А подниматься стебелек будет из совсем крошечной восьмиконечной звёздочки. Как подпись мастера.
Листочки покрыть тонкой гравировкой – тогда блики света заставят их чуть шевелиться. Прямые линии с закругленными кончиками у краев листика…
Ломион быстро перевернул рисунок вверх ногами, чтоб посмотреть «свежим взглядом». Веточка земляники дрогнула, почти качнулась.
Все, можно бежать к Тьелпэ, брать у него воск для модели, гипс и резцы, чтоб потом форму править…
Да, Тьелпэ же сейчас нет в крепости – уехал к горам как раз за графитом. Теперь пробирается с санями по растущим сугробам, часто останавливаясь и давая отдых коням…
Снег все падал, и день казался серым, как размазанная копоть. От этого сумрачного света одолевала лень и вялость, словно он, квендо, превратился в кота. Вон, развалился на кресле, пушистый и оттого грифельно-серый, а не черный. Даже хвост подтянуть не желает.
Ломион воткнул карандаш в подставку. Хватит сидеть без дела! На воинском дворе наверняка расчищают площадки. Вот туда он и пойдет: покидать снег и пострелять в раскачивающиеся на веревках мишени. И потренироваться отбрасывать мечом жерди, развешанные коридором. Он уже несколько раз пробегал его туда и обратно, не дав ни одной палке коснуться себя. Может, еще и не понял, какой должен быть его настоящий меч, но своим старым уже владеет так, что хвалит дядя Курво.
Ну и забежать на кухню, чтоб не с пустыми руками навестить Кори и лисичек.
Лошади из обоза Тьелпэ звенели сосульками в гривах, когда их заводили в конюшню. Разгружать привезенный графит взялись подмастерья литейщиков, а сами рудокопы отправилась сразу в купальни, чтоб заодно и отогреться.
- Вот, мороза нет, но ветер этот и сырость… - Тьелпэ встряхнул мокрыми волосами. – Собаки и то не хотят выходить из-под крыши. Однако кто-то лазал по соснякам у развилки дороги к шахтам. Мы сперва хотели даже поискать непутевого, чтоб не замерз ночью. Потом увидели, что след вышел на колею и успокоились – там до ферм рукой подать. На кого можно охотиться в такую погоду?.. Ага, ты по этому эскизу собираешься делать фибулы?
- А еще сделаю пряжку для пояса, тоже с земляничными листьями.
Брат прищурился за темное окно и понимающе кивнул.
Мело, теплело, снова мело, приходили солнечные морозные дни.
Ломион за зиму успел побывать на угольной шахте – там работали в подъемнике как раз те зубчатые колеса, что ковал при нем Тьелпэ.
Увидел, как добывают и обрабатывают горный лен.
Притащил домой хрупкие, необычайно пестроцветные кристаллы, которые почти не поддавались обработке, но шли на присадки к флюсам.
С этими кристаллами он долго бился, но сумел вправить несколько, переливавшихся от пурпурного к травянисто- зеленому, в крышку шкатулки.
- Предупреди того, кому подаришь, что эту вещь нельзя ронять – разлетятся как стекло, - заметил мимоходом дядя Курво.
- Я заказал кожаный футляр для нее, - глядя в сторону, ответил Ломион.
В шкатулке, кроме фибул и пряжки, лежали две подвески из темно-лиловых аметистов и боевой кинжал. Не обязательно же ходить с ним на охоту? Можно носить на всякий случай…
Весна пришла в Аркалондэ как-то внезапно.
Вдруг по всем улицам потекли бурные ручьи, унося всякий мусор в подстенный ров и дальше – в речку. Из-под крыш приходилось выскакивать бегом, чтоб не облило густой капелью. Не успели повыкидывать со дворов грязный снег, как изо всех трещин полезли зеленые травинки, а на южных откосах зажелтели сразу одуванчики.
Ломион уже несколько покровительственно посматривал на девушек, что влились в охотничью дружину матери. Он мог обстрелять любую из них за сто шагов от мишени. И своим детским мечом умел подбрасывать сколько угодно целых три чурочки.
Арэдель выезжала не столько на охоту, сколько на охрану выпущенных на молодую траву стад. Дикие быки, потерявшие всякое соображение от весенней страсти, то и дело пытались отбить домашних коров. За это попадали на кухни крепости и окрестных ферм.
Степные жеребцы тоже появлялись на пастбищах. Они были умнее и сразу бросались прочь от охотников.
Вороная Итарэ, перешедшая теперь к мальчику в полное распоряжение, иногда пыталась напасть на неказистых бурых коньков, посягавших на порядок в табунах. Догнать низкорослых, толстоногих жеребчиков ей бы ничего не составило. Но Ломион уже научился приводить кобылу в чувство, крепко сжимая колени и окликая по имени. Упасть в скачке он нисколько не опасался.
Зазеленели березы, потом ольхи в оврагах, потом покрылись чуть розоватыми молодыми листочками осины.
Первый лорд Аркалондэ собирался в объезд Химлада, когда войдут в межень многочисленные речки на равнинах. Ломион не сомневался, что дядя с удовольствием возьмет его с собой.
- Не надоело дышать дымом в мастерских? Боровая птица уже откормилась, самое время пострелять тетеревиных петухов. Заодно покажешь, какой ты лесной охотник. Не спутаешь рябчика с самочкой?
Ломион хмыкнул и повел плечом – точно, как дядя Тьелко.
Тот звонко рассмеялся и толкнул племянника в спину:
- Собирайся. Стрел возьми про запас. Выезжаем с рассветом.
С дружиной как всегда отправлялся обоз из нескольких повозок. Когда охотники уже выезжали с конюшенного двора, к ним приковылял Кори. Поводил носом, укоризненно посмотрев на забеспокоившегося мерина, и взгромоздился на заднюю телегу.
- Вот лодырь! – Тьелкормо потыкал медведя луком в высокую холку.
Тот небрежно отмахнулся, устраиваясь поудобнее на сене.
- Что он в лесу будет делать? – спросил мальчик.
- Все обнюхивать, разорять муравейники, чесать спину об деревья – больше все равно ничего не умеет.
Сосняк пах буйной весной: свежими соками, мокрой подстилкой, нагревающейся смолой.
Охотники оставили лошадей на поляне перед некрутым лесистым склоном. Кори, плюхнувшись на землю, первым делом навестил охрану и подкрепился несколькими ломтями хлеба с вареньем. Потом почесался и закосолапил в сторону словно зеленоватым дымом одетого орешника.
- Он нам добычу не распугает?
- Э, Ломьо! Это в крепости Кори кажется неловким. В лесу он сейчас как растает: пока сам не откликнется – в упор не заметишь. Ну, пошли!
Лес на склоне Дортониона совсем не походил на непроглядный Нан Эльмот. Но Ломион привычным взглядом поймал прижавшуюся к желтой кочке тетерку и тут же начал осматривать кроны деревьев. Время птичьей любви уже миновало, однако кормились птицы вместе. И точно: иссиня-черный петух щипал сосновые почки.
Туго ударившаяся о мох тушка заставила тетерку заполошно взлететь. Ну и глупая – до июля никто не стреляет самок. Вот когда выводки хорошо оперятся…
Второй тетерев нашелся на брусничнике. Попасть в черное на ярко освещенном зеленом мог бы любой ребенок. Чтоб Тьелкормо – первый лорд Аркалондэ – оценил мастерство племянника, стоит добыть рябчиков. Углядеть маленькую пеструю птичку в шевелящихся кронах – это действительно надо уметь!
- То-ки…то-ки… то-ки… Ччжжфффжжшшш!
Ломион приостановился. Что-то поздновато поет свою песню глухарь! Молодой и бестолковый, что ли? Однако добыть его было бы неплохо!
И мальчик, дождавшись очередного шипучего куплета, нырнул в молодой сосняк...
Большие руки стиснули его плечо и правое запястье. Не испуганный, а лишь ошеломленный, Ломион повернул голову… Перед ним был Эол.
Одежда на отце была истрепанная и грязная, на голове – какой-то серый платок. А в темных глазах горела холодная злоба.
- Ну вот я тебя и нашел, - выдохнул Эол. – Теперь пойдешь домой. Быстро, пока собаки не учуяли!
Ломион машинально уперся, не давая потащить за собой. Эол будто удивился этому сопротивлению, но тут же дернул за руку, заставляя выронить стрелу.
- Идем, говорю!
- Отпусти!
- Что?!!
Сами собой вспомнились уроки Тьелкормо и его дружинников: мальчик резко повернул зажатую руку против большого пальца отца и толкнулся всем телом - захват распался. Нырком под другую руку высвободил плечо.
- Никуда я не пойду! Я останусь с мамой!
Эол мгновенно шагнул вперед и схватил уже за ворот куртки, скручивая ткань. Жесткое сукно сдавило горло.
- Пойдешь! И попробуй позвать этих своих родичей! Иначе…
Из ножен вылетел кинжал.
Воздух никак не втягивался в легкие, в глазах потемнело. Ломион только смог захрипеть едва слышно: «Хуан!...».
Затрещал валежник. Душащая рука ослабла, мальчик смог чуть отшатнуться и посмотреть туда, куда уставились расширившиеся глаза отца.
Кори высунул голову между сосновыми ветками, поводя широким носом и вдруг коротко рявкнул. Ломион понял: домашний мишка спрашивал: «А что это такое вы тут делаете?».
Но Эол его языка не знал: попятился, держа кинжал перед собой и волоча сына. Нога мальчика зацепилась за торчавший из ствола сук, затрещала ткань штанов, голень обожгло болью.
Вскрик друга заставил Кори заворчать и шагнуть вперед.
- Кккор..
И медведь понял. Поднялся на задние лапы – огромный, страшный. От рыка, казалось, взлетели все птицы в лесу.
Эол оттолкнул сына, перехватывая кинжал поудобнее. Тут Кори одним броском накрыл его неподъемной тушей, загребая под себя. Ломион хотел окликнуть зверя, но пережатое горло захлебнулось кашлем. Ему показалось, что нож отца блеснул где-то сбоку, прямо по золотисто-бурой шерсти.
Если бы Эол замер под медведем, тот отпустил бы его по слову друга. Но он ткнул кинжалом еще и еще. И Кори с маху шмякнул лапой по голове врага, широкая пасть сомкнулась на лице.
Хуан гавкнул, взрывая лапами мокрые иглы. Кори в ответ взревел – природная лесная ярость заглушила память о дружбе с псом.
Волкодав увернулся от когтей, ударил плечом в бок, отскочил с рыком. Медведь дернул к нему оскаленной пастью – и опомнился.
- Рряххх… ряххх… - воспитанник спрашивал у воспитателя, чем тот недоволен.
- Аррр… аауу! – «Спокойнее, спокойнее, друг. Все в порядке».
Кори с интересом посмотрел на то, что распласталось под ним и подошел к мальчику. Толстый язык выскользнул меж окровавленных губ, мазнул по щеке: «Ты что, испугался? Не бойся, мы тут. Мы его вон как! Он больше не будет!».
Ноги Ломиона подкосились, он привалился к шатающему стволику сосенки. Кори топтался рядом, соображая, что случилось и чем помочь.
Хуан быстро обнюхал втоптанное в подстилку тело, дернул ушами и тоже подбежал к мальчику. Собачий нос зашарил по шее, рукам, груди: «Где больно?». Ломион едва смог положить обессилевшие руки на колючие шеи.
- Ничего… Я цел…
Издали послышался заливистый лай. Обе кольцехвостые почти белые лайки выскочили на прогалинку. Видно, от запаха незвериной крови они оторопели: разом замолчали, попятились – и зазвенели еще неистовее.
- Что тут у вас?!
Тьелкормо держал кинжал в левой руке, пряди выдернутых из косы волос прилипли к лицу.
Охотник сразу увидел все: поломанные ветки, перекопанную подстилку, вздыбленную шерсть медведя и собак, грязное тело со странно скорченной головой. Подхватив племянника под локти, поставил на ноги:
- Что он сделал? Ранил, ударил?
- Нет… Хотел утащить… - Ломион судорожно закашлялся.
- Глотни, - в руках мальчика оказалась поясная фляга.
От разбавленного вина соленая горечь в горле начала пропадать.
Тьелкормо посмотрел на Хуана – тот махнул хвостом – и все же сам ощупал племянника от затылка до колен. При виде окровавленной прорехи на штанине нахмурился.
- Это там… об пень.
- Все равно надо промыть и перевязать.
Кто-то из сбежавшихся дружинников подхватил Ломиона на руки, кто-то уже вытащил из сумки корпию, банку с мазью, моток полотняной ленты.
Четверо во главе с лордом стояли вокруг изломанного трупа.
- По виду он давно тут шарился, - скривив губы, произнес Тьелкормо. – Вернемся – задам всей охранной дружине. Ослепли, оглохли, поглупели. При таких патрулях у нас Моринготто всю колбасу в подвале стрескает, а мы и не поймем, в чем дело! Закопать прямо тут!.. Что там с Ломьо?
- Ничего, могу идти, - шок у мальчика почти прошел, жжение в глубокой ссадине вызывало уже только досаду.
- Нет уж, пожалуйста, потерпи на руках до повозки. Подвиги по пустякам никому не нужны. Пошли отсюда.
- Рряххх… уахх… - напомнил о себе Кори, толкая Охотника башкой в спину.
- А ты что?
Медведь ткнул носом в уже зализанный бок.
- Так этот гад тебя достал?! Дай гляну.
Ловкие пальцы осторожно раздвинули слипшуюся шерсть.
- Можно сказать – поцарапал, хоть и глубоко. Тебе, такому толстому, это все равно, что ничего. Кальо, на всякий случай промой рану этому лодырю и замажь. А ты не смей лизать – горько будет. Пошли, пошли на стоянку, сегодня больше гулять я тебя не отпущу.
Кори по дороге к повозкам все же, видно, лизнул мази – сразу зашел в ручей и долго шумно хлебал ледяную воду. Съел ломоть хлеба с маслом и завалился на траву, порыкивая и урча. Тьелкормо еще раз осмотрел его пораненный бок, щедро мазнул из той же банки, щелкнул по носу:
- Понял, что это не мед?
Медведь в ответ шлепнул хозяина по спине.
Ломиону есть не хотелось: болело помятое горло, не ворочалась шея. Да и потряхивало слегка, хотя он изо всех сил старался убедить себя, что все кончилось благополучно. Калион подливал ему в чай какой-то сильно пахнущей настойки и советовал положить побольше яблочного варенья, чтоб не горчило. Тьелкормо, обкусывая тетеревиную грудку, ругал сквозь зубы патрульных.
От пережитого и наверняка от лекарства мальчика скоро неодолимо потянуло спать. Он забрался на повозку, укрылся плащом и овчинной полостью. Во сне несколько раз падал куда-то, выныривал и слышал, как хлюпает вода.
Проснулся он от тихого рыка Хуана и каких-то глухих стонов.
У ручья горели факелы. Дядя и еще несколько охотников стояли над лежащим у ручья Кори. Медведь странно вздыхал. Мальчик вылез из-под одеяла, передернулся от холода и пошел к ним.
- Нос сухой, дрожит весь… Кори, что с тобой?.. Бок, говоришь, болит? Дышишь плохо?.. Давай на повозку, слышишь? Помогу тебе… Запрягайте, возвращаемся!
Зверя взвалили на сено втроем. Хуан, стоя рядом, хлестал себя хвостом.
Тьелкормо запрыгнул на бортик, продолжая поглаживать широкий лоб и круглое ухо. Вдруг с яростью ударил кулаком по доске:
- Я болван! Нож тот! Как на хуторе!... И искать уже бесполезно, яд стерся о землю… Проклятье и тысяча проклятий!..
Ломион на ходу забрался на повозку с другой стороны и увидел, что Кори с хрипом дышит открытой пастью.
- Дядя Тьелко, он умрет?..
- Вообще-то медведи очень выносливы к ядам. Если довезем, может, целители что-то сделают. Надо ему все время язык смачивать, чтоб легче дышалось.
Но мальчик чувствовал, что Охотник старается поддержать свою собственную надежду.
- Если бы Хуан прибежал первым, ничего бы не случилось. Обезоружил бы одним захватом… А Кори никогда ни с кем не дрался, он такой мирный, ленивый…
К воротам подъехали на рассвете. Медведь уже не охал, а тихо, с хрипом, выдыхал теплый воздух. Уже во дворе приоткрыл глаза, слабо зацепил лапой Тьелкормо, но притянуть к себе не смог. Огромное мохнатое тело дважды вздрогнуло и вытянулось, сбрасывая на мощенку сено. Хуан коротко взвыл, закончив рыком.
Потом к телеге подходили разные эльдар, некоторые гладили мертвую шерсть. Арэдель долго стояла, обняв сына и смотря на спокойную морду словно заснувшего зверя. Тьелкормо носился по войсковому двору, вваливая словесно каждому встречному за разгильдяйство. Старшая целительница поковырялась в ране, собрав сгустки крови в баночку. Три маленькие девочки положили на вытянутую лапу букетики одуванчиков.
Ломион чувствовал, как скребет в больном горле. Вот если бы он сам сообразил ударить Эола по руке с ножом! До того, как тот отшвырнул его на молодую сосну! Или пнуть каблуком в голень, как учили дружинники! Вояка, меч захотел! А сам висел, как цыпленок, как мокрая тряпка! Теперь вот возьми и пореви тут, над трупом друга, бедный ребенок!
Ногти впились в ладони так, что под ними стало липко.
- Пойдем, - сказала мать. – Тьелко завтра велел похоронить Кори в березняке за садами.
Девчонки устелили яму зелеными ветками, а потом засыпали потускневшую шерсть цветами. Тьелкормо посадил у могилы маленькое грушевое деревце.
- Груши живут долго, Ломьо. Их не ломает ветер, знаешь?
- Дядя, давай найдем медвежонка следующей весной?
- Можно найти. И вырастить. Только это будет другой медведь, не Кори.
Тьелпэ ударами закругленного бойка выглаживал дол на мече. Ломион держал рычаг на патрубке горячего воздуха, чтоб вовремя поднять температуру, когда клинок надо будет снова разогреть. Металл из золотисто-розового становился оранжевым.
Куруфинвион положил заготовку на быстро краснеющие под струей дутья угли и посмотрел на троюродного брата. Тот не отрывал от полосы металла сосредоточенного взгляда. Взгляда, напоминающего не о Тьелкормо, а о Куруфинвэ.
