И вот многочасовая говорильня добралась, наконец, до текущего момента. Фродо уже порядком измотан и измучен. Одно из последствий длительного недосыпа – может неодолимо свалить в сон в любую минуту. Но засыпать нельзя, и Фродо старается держаться. Насчёт еды – я не думаю, что им там подавали хоть что-нибудь. Это нарушило бы соответсвующую атмосферу. Попробуйте внушать насчёт Тьмы, которая сгущается, когда слушатели вовсю наворачивают бутерброды! Это же очень древний приём: хочешь собеседника умаслить, расположить к себе – совмещай нужную беседу с хорошим обедом. А если нужно подчеркнуть, что тут не до хиханек, то обсуждение происходит в строго деловой обстановке, подчёркнуто официально, не отвлекаясь ни на что житейское.
Итак, Совет вынырнул из древней истории, и слово взял Гэндальф. Самое примечательное в его речи – это её окончание. Я, мол, должен был дать объяснение Хранителю Кольца, почему я не приехал, хотя и обещал, и я его дал. Я, Гэндальф Великий и Ужасный Мудрейший, оправдываюсь перед этим вот недомерком полуросликом! Потмому что он есть не кто-нибудь, а Хранитель Кольца!
Ещё ничего не решено, ещё не назван даже способ уничтожение Кольца, об этом даже ни одного слова пока не прозвучало, но все присутствующие уже услышали, что Хранитель – это Фродо. Его миссия не окончена по прибытии в Ималдрис, он продолжает оставаться в той же роли. Это сказано вслух, перед всеми, и не кем-нибудь, а самим Гэндальфом. Правоверные, которые кричат, что Фродо вызвался сам, сугубо добровольно, без какого-либо принуждения, почему-то забывают про этот момент.
Давайте ещё взглянем на ситуацию глазами Фродо. Гэндальф, который никогда и никому не даёт объяснений по поводу своих намерений, Гэндальф, готовый резко одёрнуть любого, кто попытается влезть в его дела и задать ему неудобоваримый вопрос, сам, по своему почину, подробно и обстоятельно излагает, чем он занимался и почему не смог придти на встречу с Фродо в Шир. И делает это не один на один, а перед скопищем народа, каковое скопище Фроде представлено как весьма важное. То есть если до сих пор Фродо недооценивал важность Дела, которое он совершил, принеся Кольцо в Ривенделл, то сейчас ему дают возможность ощутить это целиком, всем потрохами.
Вторая по важности деталь выступления Гэндальфа – это предательство Саурмана. (Прости, Саруман, я сейчас с точки зрения каноничной и правоверной). Мы не знаем, кто такой Саруман, и Фродо тоже не знает. Но Гэндальф помчался к нему по первому зову – и этого достаточно, чтобы оценить степень важности этой фигуры. Далее выясняется, что могучий союзник, на которого Гэндальф очень рассчитывал, сделался не менее могучим противником. Ситуация и без того сложная, усложнилась ещё более. Что это означает лично для Фродо? Услыхав, что некий могущественный Саруман изучал свойства колец, он мог понадеяться, что тот возьмёт проблему с этим Кольцом в свои руки. Но надежда только поманила своим призрачным крылом.
И, наконец, Гэндальф формулирует главный вопрос: что мы должны делать с Кольцом?
Одно из первых предложений снова вселяет надежду в душу Фродо: отдать его Бомбадилу.
Я позволю себе отвлечься от темы. Гэндальф утверждает, что если все вмете станут уговаривать Бомбадила взять Кольцо, тот его возьмёт, но так и не поймёт, зачем это надо. Какие ещё нужны подтверждения, что каноничный Бомбадил – дебил?
Я не буду сейчас вопрошать, откуда все эти подробности о Бомбадиле известны Гэндальфу. Фродо ему верит – этого достаточно. Ещё одна оборвавшаяся надежда...
Видимо, Фродо уже достаточно заморочен, потому что возражения Элронда против пути к морю не выдерживают не то что критики, но даже детского удивления. Мол, раз эта дорога проще, то за ней будут следить вдвое, да и слишком она нахожена эльфами. Ну так и радуйтесь! Раз по дороге всё время кто-то ходит, не станет же Враг проверять каждого! Вообще, здесь ужасно много говорят о тайне, о скрытности, а когда речь дойдёт до дела, то разве что транспарант не понесут: "Мы отряд особого назначения, угадайте – что мы несём!" Хотя есть десяток способов доставить Кольцо в любую точку Средиземья, не привлекая внимания.
Фродо, наверное, согласился бы идти к морю с радостью – это сторона, противоположная Мордору, бОльшая часть пути ему знакома, да и надежда на возвращение есть. Но Гэндальф ещё раньше отверг этот путь.
Кольцо согласен взять Боромир – но и он получает от ворот поворот, и далее следует очень важная речь Элронда, суть которой заключается в том, что никто сильный и могучий не может взять это Кольцо даже на время, даже на хранение, потому что это чревато всяческими ужасами. Опять же не будем рассуждать, правда ли это и откуда Элронд это взял. Важно, что и Элронду Фродо верит. После этой речи он понимает, что круг тех, кто может нести Кольцо сузился неимоверно. Это не может быть никто из эльфов – ведь эльфы более могучие и сильные существа, нежели люди. Это не может быть никто из присутствующих здесь людей – просто по своему статусу не могут. Один сын наместника и военачальник Гондора, второй – кандидат в короли. Им никак нельзя доверить Кольцо. А кто остаётся? Для особо непонятливых, Элронд уже даже и не намекает, а говорит в открытую: на этой дороге у слабых будет столько же шансов, что у сильных. Ни эльфы, ни гномы, ни присутствующие здесь люди в количестве двух экземпляров не полагают себя слабыми. Заведомо слабых здесь, на Совете, всего двое, причём, один из них еле таскает ноги.
Фактически уже всё сказано.
Но всё-таки Фродо ещё надеется, до последнего надеется, что его обойдёт чаша сия. Эта страстная надежда на чудо – последний момент в его жизни, пока он ещё остаётся самим собой, со своей личностью, со своим характером, со своими чаяниями. Впереди – черта, и, чтобы остаться самим собой, надо удержаться по эту сторону от неё. Но у Фродо нет больше сил. Он осматривается по сторонам – и все отводят глаза. Он – один. И, чтобы наконец всё кончилось, он произносит роковые слова: "Я возьму Кольцо".
Именно из-за этих слов правоверные утверждают, что Фродо добровольно согласился идти в Мордор. На самом деле это "согласие" более похоже не признание, вырванное под пытками. Ведь прежде чем дать показания, пытаемый должен сломаться внутренне. Так и Фродо не выдерживает давления и ломается, соглашаясь взять Кольцо, хотя всё его существо вопит "Нет!" И это конец для него. Прежнего Фродо Бэггинса больше не существует – он остался там, по ту сторону черты. А здесь теперь раб и заложник Кольца – и совсем не важно, обладает Кольцо свойствами привязывать к себе или нет. Он уже привязан к этой ноше, приговорён к нему, как арестант к колодкам, объявлен мучеником. А главное – он сломлен. Теперь он не смеет протестовать даже внутри, про себя, он может только пассивно ждать своей участи. Вряд ли на следующее утро он проснётся таким же бодрым и жизнерадостным, каким был в минувшее утро, вряд ли отправится к заветной сосновой роще, которая так манила его. Во всяком случае, читатель больше не увидит его таким, каков он был раньше.
