Пухова Опушка

[Илиндэль]

Слова про «путь должен закончиться» очень печалят. Но автор властен в судьбе своих героев, не читатели.  

[Флер де Лис]

Слова про «путь должен закончиться» очень печалят. Но автор властен в судьбе своих героев, не читатели.

А что печального? Не могут же они вечно скитаться, должны где-нибудь осесть.

[Эстелин]

Слова про «путь должен закончиться» очень печалят.

Не надо это воспринимать как ожидающую погибель. Я не собираюсь отправлять их в Мандос - вол всяком случае, в этом фанфике. Жирно будет Намо, назгулу фиолетовому, всех заполучить!

[Krakodil]

А теперь на Опушку идет Кракодил.

"О дочь моя! Мои дукаты!"

***


  Майэ Мелиан изводила своего супруга. Изо дня в день, упорно и со знанием дела.
  Любимый королевский скворец, которого Тингол каждый день кормил собственноручно и уже начал узнавать в лицо, вместо приятной песенки вдруг начал вычирикивать два очень досадных слова. Эти же два слова король Дориата обнаруживал написанными на зеркале в собственной гардеробной. Искать виновных было незачем — тенгвы явно были выведены рукой королевы. В столовой слуга снимал крышку с блюда, и прямо на запеченном окороке лежала записка с этой же парой слов. Прекрасная оленина сразу делалась не вкуснее пережаренной подошвы, а Мелиан торжествующе улыбалась, воспитанно глядя в свою тарелку.
  Тингол мог сменить скворца; мог посылать на разведку слуг, прежде чем куда-либо войти; мог не встречаться с супругой, благо тысяча пещер Менегрота это позволяла; мог обедать и ужинать в одиночестве в своих покоях. Однако было нечто такое, в чем без жены обойтись было никак нельзя. Но Мелиан теперь запирала двери опочивальни. Тингол ютился на кушетке в смежной комнатушке, где обычно ночевали горничные королевы. В остальное время он пытался вернуть расположение супруги.
  Чтобы порадовать ее, каждый день он отправлялся в лес и приносил оттуда цветы или лукошко ежевики, или хотя бы особенно красивый мухомор. Из своей добычи он старательно составлял причудливые композиции, руководствуясь собственными представлениями о прекрасном и стремясь показать всю изысканность погрызенных гусеницами листочков и дикую прелесть лесных яблок. Заодно это немного отвлекало от мыслей о заветной двери.
  Он сделал гномам заказ по собственному эскизу. Гномы, истинные мастера, справились и с полетом художественной мысли Тингола. К назначенному дню заказ был доставлен в Менегрот, и, когда за обедом слуга поднял крышку с блюда королевы, поверх форели под соусом обнаружился молодой лист лопуха, а на нем перстень и ожерелье со столь любимыми Мелиан аметистами.
  Он велел Даэрону срочно сочинить пару баллад — не очень сложных, чтобы Элу мог с ними справиться, но как можно более душещипательных — разучил их и с чувством исполнял по вечерам, самостоятельно бряцая струнами лютни.
  Неизвестно, подействовало ли это, но Мелиан, кажется, сменила гнев на милость, и через сколько-то недель своих трудов Тингол нашел двери супружеской опочивальни открытыми. Он ринулся туда с первозданной страстью, предвкушая не меньше, чем второй медовый месяц, и действительность оправдывала его ожидания. Ровно до тех пор, пока в самые восхитительные минуты любовной пылкости Мелиан опять не произнесла те самые два слова: «верни сильмарилл».
  Это был удар ниже пояса. Тингол с позором ретировался. Остаток ночи он коротал все на той же кушетке и осознавал масштаб постигшего его бедствия.
  По понятным причинам он отправился к завтраку намного раньше обычного. Служители еще накрывали на стол, и, чтобы не сталкиваться с ними, Тингол задержался в соседней комнате. Судя по звукам, две девицы бойко раскладывали приборы и так же бойко обсуждали кавалера одной из них.
  — И я ему отказала, — донеслось до Тингола.
  — Почему? — спросила вторая.
  — Очень мне нужен в мужья этот «верни сильмарилл», — пренебрежительно отозвалась первая.
  Звяканье посуды стихло. Девицы перешли на шепот, а потом ушей Тингола достиг взрыв нечестивого и скоромного хохота.
  — Понятно, — протянула вторая.
  Вздрогнув, Тингол нечаянно смахнул на пол какую-то безделушку. Девицы замолчали. Через минуту они вовсе удалились, закончив сервировку, и в комнату вошел мажордом, приглашая короля к столу.
  Мелиан к завтраку не вышла. Элу безотчетно мял салфетки и скатывал шарики из мякиша. Похоже, уже весь Менегрот знал, что в деле выплат по супружескому долгу король оказался банкротом. Откуда?! А откуда оно всегда узнается? В этом проклятом дворце Тинголу нельзя было даже чихнуть, чтобы о том не сделалось известно всем и каждому.
  Элу понял, что проиграл. Но сдаваться просто так, за фука, ему не хотелось, и для последнего боя он направился в малую гостиную. Мелиан сидела там в подозрительном одиночестве и делала вид, что вышивает. Входя, Тингол как следует захлопнул дверь, чтобы продемонстрировать серьезность собственных намерений.
  — Дорогая, объясни наконец свое поведение!
  Мелиан сделала стежок и вслед за вытягиваемой нитью подняла глаза на мужа:
  — Отчего столько шума, супруг мой? Я всего лишь случайно оговорилась. Прошу прощения.
  Тингол походил из угла в угол.
  — Это грязные приемы!
  — Честные на тебя не действовали, — невозмутимо ответила Мелиан, снова ткнув иголкой в материю. — Что еще мне оставалось?
  Она была права — условия супруга Мелиан не одобряла с того момента, как оно было поставлено. И уже на следующий день после невероятного возвращения дочери с ее возлюбленным и сильмариллом она призвала мужа вернуть сильмарилл прежним владельцам, и пусть они расхлебывают все, что связано с этим камнем. Но Тингол тогда пребыл глух.
  — Ты же подрываешь мой авторитет!
  — Приходится. Иначе ничего не останется не только от твоего авторитета, но и от Менегрота и даже всего Дориата.
  И Мелиан еще раз повторила свои объяснения: над камнем тяготеет Проклятие Намо. А это не такая штука, которой можно пренебрегать. Ее, Мелиан, предвидение устойчиво показывает одни и те же картины нападений, разорений и разграблений и воцарения на престоле Дориата какого-то смертного. Последнее было для Тингола совершенно непереносимо.
  — Но твой Пояс, дорогая! Разве он не сможет нас защитить?
  Мелиан отложила пяльцы и встала. Она сделала это так величественно, что Тингол готов был пасть на колени. Ноздри ее раздувались от благородного негодования.
  — Ты предпочитаешь, чтобы под Пояс твоей жены лазили все кому не лень, от Феанорингов до бородатых карликов?!
  — Не говори так, дорогая! — заломил руки Тингол. — Конечно, ничего такого я не хочу.
  Мелиан села — царственно, как истинная королева.
  — Тогда ты знаешь, что должен сделать.
  — Но как я могу соглашаться на их требования?! Ты только посмотри, что они мне пишут!
  Из особого ларца Тингол извлек свернутый в трубку лист. Ларец, к слову, еще во времена сдачи Менегрота был уготовлен для хранения переписки, и вот теперь Тингол наконец-то его обновил.
  — Гляди! — воскликнул он, раскатав пергамент. — Прямо с начала: «Королю Дориата»! Каково, а?! Так меня принизить! Что у него, вторая рука бы отвалилась написать «Повелителю Белерианда»?! Так… угу… — забормотал Тингол себе под нос, читая. — «вести о деяниях твоей дочери Лютиэн». «Лютиэн» — и всё. Как будто речь идет о какой-то судомойке! «Оценив по достоинству»… как же, я так и поверил… «отдавая должное»… так… так… ага, вот! «Мы вынуждены потребовать сильмарилл»! Ты слышишь, дорогая? Потребовать! Мало того, что они явились сюда незваными и расселились где им вздумается. Теперь они уже осмеливаются требовать что-то от меня! Не просить, требовать! Что же дальше-то будет?! «Наша Клятва велит считать врагом всякого, кто»… вот пожалуйста! Уже угрозы! — Тингол еще побегал глазами по строчкам. — И подпись: «Нельяфинвэ Феанарион». И даже тут не мог не уязвить! Ведь знает же прекрасно, что я запретил квенью во всем своем королевстве, и все равно подписался на квенье! — Тингол скатал лист и швырнул его обратно в ларец. — И в ответ на все эти оскорбления я должен вернуть им сильмарилл?!
  — Конечно, — спокойно ответила Мелиан.
  Тингол едва не утратил дар речи.
  — Ты хочешь для меня такого унижения?! — кое-как просипел он.
  — Еще как хочу, причем публичного, — и дождавшись, когда Элу от возмущения уже вот-вот готов был задохнуться, добавила: — Ведь унижаться будешь не ты. И не я.
  — А кто? — спросил Элу, как только сумел пару раз перевести дыхание.
  — А как ты думаешь? — довольно улыбнулась Мелиан. — Послушай же: кто знает о содержании этого письма? Никто, кроме нас с тобой. Даже если бы там были написаны и более худшие вещи, они пропали бы втуне, ибо запомни, супруг мой, — гораздо легче снести даже всю полноту унижения, остающегося в тайне, чем хотя бы малую толику публичного бесчестья. Письмо Феанорингов, не такое уж и обидное, уже осталось тайной, так дай же теперь им вкусить позора на глазах у всех. Согласись вернуть им сильмарилл, а когда они приедут за ним…
  — Мне их еще и сюда пускать?! — возмутился Тингол.
  — Не перебивай, — и вкрадчивая речь Мелиан потекла дальше. — Конечно, ты их впустишь — и это будет первым унижением: они вступят сюда по твоему приказу, в день, когда ты им разрешишь, и в час, который ты назначишь. А когда они явятся сюда, в Менегрот, ты при всех передашь им камень, как никчемным трусам, которые всемером, со всеми своими нолдор, не смогли сделать того, что сумела одна дева из синдар и ее смертный возлюбленный, и это будет второе унижение. Сильмарилл, который они держат за сокровище превыше целого света, ты отдашь им как красивую безделушку, которая не очень-то тебе и нужна, и это будет третье унижение.
  Глаза Тингола загорелись:
  — И поставлю условие, чтобы они признали меня королем Белерианда.
  — Зачем?! — удивление Мелиан выглядело совершенно искренним. — Чего стоят обещания этих предателей?! Даже если они сделают это перед тобой, они отрекутся от своих слов, как только окажутся за границами Дориата. Нет, супруг мой, не давай им повода торжествовать даже в мелочи. Здесь, при всех, ты выскажешь им все, что захочешь, и что угодно сверх этого — над твоей речью мы еще подумаем — а они вынуждены будут слушать, скрежеща зубами от бессильной ярости что-либо изменить, и лишенные возможности возражать, ибо ты один можешь дать им то, чего они так желают, и это будет четвертое унижение. И когда наконец они получат камень, радость обладания будет отравлена для них навеки. Ибо всякий раз, как они станут смотреть на сильмарилл, они будут вспоминать, что получили его не великими подвигами, а как милостыню, поданную владыкой жалким попрошайкам. И знать, что и ты знаешь об этом. И это будет последнее, пятое, самое великое унижение, которого уже не избыть вовек.
  — Дорогая, есть ли кто умнее тебя?! — воскликнул Тингол в восхищении.
  Мелиан протянула ему руку. Преклонив колено, Элу припал к ней долгим поцелуем. Потом он перешел к запястью, потом чуть повыше… Мелиан отстранила его.
  — Остальное прибережем для празднования твоего триумфа, — улыбнулась она.
  Тингол вскочил. Лицо его светилось предвкушением.
  — Я пошлю за писцом прямо сейчас!

***


  Речь Тингола близилась к концу. Текст ее написала, конечно, Мелиан, и под ее руководством Элу выучил речь наизусть, со всеми интонациями и паузами. К этому историческому приему вообще готовились тщательнее некуда. В Валиноре наверняка и не такое видывали, но то в Валиноре. А по эту сторону Великого Моря не было жилищ, подобных Менегроту, и в тот единственный раз, когда им дозволено было вступить сюда, заносчивые гордецы должны были это понять. Никаких масляных ламп, никаких факелов даже в самых укромных углах, только восковые свечи, чтобы роскошь Тысячи Пещер видна была во всей красе. Одежды из дикого шелка — а те, у кого таких не водилось, скромно занимали места подальше от первых рядов. Самых отъявленных простушек, редко бывавших в Менегроте, вообще не велено было пускать, чтобы не портили обстановки своими разинутыми ртами.
  Душа Элу ликовала. Он восхищался мудростью своей супруги. Мелиан была права — сейчас им придется молча проглотить все. И напоминание о великом деянии эльфийской девы и смертного воина, вдвоем совершивших то, что не под силу было семерым сыновьям Феанора со всем их народом; и о великодушии Повелителя Белерианда, переступившего давнюю неприязнь к убийцам родичей в Альквалонде — все, что Элу мечтал высказать им в лицо, но до сего момента не имел возможности этого сделать.
  Жаль, что приехали не все семеро, а только трое. Теперь они стояли перед троном, а за ними еще десяток нолдор — ровно стольким позволено было вступить в Дориат, оставив оружие на границе. Только Куруфину удавалось сохранять невозмутимую мину. На скулах Келегорма отчетливо выступили желваки. Карантир, самый несдержанный на язык и больше всех в свое время поносивший Элу, сейчас молчал — Келегорм наступил ему на ногу сразу после того, как Тингол открыл рот, да так и стоял с тех пор.
  Наступал великий момент. Элу вытянул из-за ворота маленькую серебряную коробочку. С того самого дня, когда дочь и ее суженый против всех ожиданий принесли в Менегрот сильмарилл, Тингол не расставался с ним ни на час. Он положил бесценный камень в ларчик, когда-то заказанный у гномов для хранения обручального кольца, и носил его на груди под одеждой. Сейчас, держа теплую еще коробочку, другой рукой он медленно отомкнул крохотный замочек-защелку. Камень сверкнул в глаза россыпью радужных бликов, и Элу почувствовал великую горечь от грядущего расставания с этим чудом. Тихий гул изумления пронесся по залу — как было и в тот день, когда Берен точно таким же жестом вручал сильмарилл Тинголу. Сделав над собой усилие, Элу вынул камень и выставил ладонь вперед и вниз, с высоты своего трона, стараясь сделать это как можно более небрежно:
  — Возьмите!
  Он отвел глаза от камня, поднял голову и… наткнулся на взгляд. Черные точки зрачков в окружении почти побелевшей радужки впились в него немигающим змеиным взором.
  — Что это?! — не разжимая зубов, процедил Келегорм.
  — Силь… — начал Тингол и осекся.
  Келегорм рванулся вперед. Куруфин едва задержал его, успев схватить за локоть. Тингол инстинктивно отдернул ладонь и тут понял, что Келегорм не за камнем, а метит в него самого. Элу отшатнулся, под колени подвернулся трон. Охрана…
  — Морьо, держи его!
  Карантир вцепился в вырывающегося Келегорма с другой стороны. Между троном и братьями возникла Мелиан.
  — Что вы себе позволяете, сыновья Феанора?
  — Ты и твой ручной синда… — голос Келегорму не повиновался.
  — Вы думали, что мы забыли, как выглядит сильмарилл нашего отца?! — подхватил его слова Карантир. Говорил он ровно, но на щеках его полыхали пятна румянца. — Вы позвали нас, чтобы посмеяться и всучить какую-то грошовую фальшивку?!
  — Как фальшивку?! — Тингол бестолково таращился на камень в своей руке.
  Мелиан похолодела. Ни к чему было задавать дурацкие вопросы. Напряжение сгустилось в зале, вот-вот готовое обернуться столкновением. Один неверно понятый жест и… Тринадцать — нехорошее число. Дориатцев намного больше, но даже если они задавят количеством, эти нолдор и безоружные успеют натворить достаточно. А за них уже будет не оправдаться…
  Мелиан возвысила голос.
  — Здесь произошла небольшая путаница, — медленно, сдержанно и ровно произнесла она, наблюдая, как все головы поворачиваются к ней. — Успокойтесь. Король во всем разберется. Прошу троих наших гостей в королевский кабинет. Маблунг, Таннор и Галадир, сопровождайте нас. Помогите мне сойти, супруг мой, — сказала она чуть тише и протянула ему руку, даже не оглядываясь, чтобы не выпускать из виду зал.
  Не опоминаясь, Тингол повиновался, привычно подхватив снизу руку жены. Ведя его, Мелиан сошла с трона и неторопливым шагом направилась к выходу; прямо по самой середине, заставляя всех невольно тесниться и расступаться.
  Охотнее всего она предпочла бы говорить с глазу на глаз. Но в присутствии посторонних можно было надеяться отнять Тингола раньше, чем Феаноринги успеют его как следует побить.

***


  Как и многие другие комнаты дворца, кабинет был устроен больше для представительности, нежели насущной надобности. Тингол наведывался сюда даже не каждую неделю. Но менегротские слуги свое дело знали, и кабинет производил полное впечатление, будто хозяин его вышел отсюда всего лишь пару часов назад. На резных завитушках шкафов не было ни пылинки. Пламя свечей в двух больших канделябрах отражалось в полированной поверхности стола. Удобные кресла приглашали располагаться.
  Тингол был совершенно раздавлен. Сил его хватило лишь на то, чтобы, с грехом пополам сохраняя приличия, выйти из тронного зала. В кабинете же он едва добрел до ближайшего кресла, рухнул в него, как подкошенный, и сидел, уставившись перед собой и беззвучно шевеля губами. Толку от него ждать не приходилось, и Мелиан попыталась взять дело в свои руки.
  — Мы стали жертвами обмана…
  — Жертвами обмана стали мы, — перебил ее Карантир.
  — Я же не расставался с ним ни на минуту, — простонал Тингол. — Я даже спал с ним. Как его могли подменить?!
  Куруфин вынул лже-сильмарилл из его безвольной руки.
  — Какая-нибудь наугримская стекляшка, — фыркнул Карантир.
  — В виде исключения это настоящий алмаз, — сказал Куруфин, рассматривая камень со всех сторон.
  — Я доверяю твоему мнению знатока, — сказал Келегорм, — но как ты умеешь определять это так быстро на глаз?
  — Просто я знаю этот камень, — ответил Куруфин. — Голубоватые алмазы такой величины штука приметная. Отец огранил его еще в Валиноре, а потом отдал деду.
  — Может, это из тех сокровищ, которые Моргот украл в Форменосе?
Куруфин покачал головой:
  — Нет, я помню, дед потом подарил его дяде Арьо.
  Все трое переглянулись.
  — Ну, вот теперь мне все понятно, — громко сказал Карантир и повернулся к Тинголу. — Твоя доблестная дочь стянула этот камень у Финрода. Потом, чтобы изобразить потраченное время, погуляла по лесам со своим смертным ухажером. А потом они принесли сюда этот камень под видом сильмарилла и обвели тебя вокруг пальца, как последнего дурака.
  Одно за другим потрясения настигали Тингола.
  — Моя дочь… Сильмарилл…
  — Твоя дочь даже близко к нему не подходила!
  — Все недействительно. Мое условие не выполнено, — Тингол вскочил. — Ее надо найти! Вернуть!
  — Их брак уже не расторгнуть, — напомнила Мелиан.
  — Где же справедливость?! — взвыл в отчаянии Тингол, сел и обхватил голову руками. — Где же справедливость?!
  Куруфин заметил:
  — На вашем месте я бы проверил. Может, еще чего-то не хватает? После визита Лютиэн и Берена всегда чего-нибудь недосчитываются.
  — Если когда-нибудь я встречу Хуана, — сказал вдруг Келегорм, — я его прощу и расцелую. Уберег! Ведь я чуть было на ней не женился…
  Он тоже обхватил голову руками, только сделал это с нарочитой наигранностью.
  — Значит, говорите, по всему Белерианду поют песни о деяниях Берена и Лютиэн? — совсем добрым и лживым голосом заговорил Карантир. — Ничего, теперь запоют другие. Можете быть уверены.
  Дело принимало совсем нежелательный оборот. Ругань за закрытыми дверями Мелиан согласна была терпеть. Было даже полезно сбросить лишний пар таким способом. Но выносить сор из избы — это уже совсем другое. Этого нельзя было допускать.
  — Даже вы не должны позволять себе позорить кого-то из-за одних только своих подозрений.
  — У наших подозрений, — возразил Куруфин, — есть весомые основания. — Он повертел в пальцах драгоценный камень и вернул его Тинголу. — А что вы можете привести в доказательство великих деяний вашей дочери? Слова ее и Берена — это и все?
  — Какие доказательства тут могут быть?! — воскликнул Тингол. — Свидетельство Моргота?
  Карантир издевательски хмыкнул:
— Кому нужно свидетельство Отца Лжи? Он поклянется в чем угодно так же легко, как ты принимаешь что попало за сильмарилл.
  — Тогда чего же вы хотите?! Больше никто не может подтвердить правдивости Лютиэн и ее избранника.
  — Зачем вообще чьи-то слова? — риторически вопросил Куруфин. — Если Лютиэн и Берен и в самом деле сумели забрать сильмарилл из короны Моргота, там их должно остаться только два. Корона Моргота с двумя сильмариллами в ней — вот нерушимое доказательство.
  — Так ступайте же в Ангбанд и взгляните на нее, — с холодным величием произнесла Мелиан.
  Самому отпетому из Феанорингов это было как с гуся вода.
  — Как говорит Намо Судия, бремя доказательств лежит на ответчике.
  — Крючкотвор! — вырвалось у Тингола.
  — Намо называли и похуже, — заметил Куруфин. — Но кто мы, чтобы спорить с ним? Если ты взялся отстаивать правдивость своей дочери, добывать доказательства придется тебе.
  — Ты хочешь, чтобы я принес эту корону?! — вскричал Тингол.
  — Неужели ты, Элу Тингол, король Белерианда и так далее, и твоя супруга, майэ Мелиан, слабее и плоше вашей дочери Лютиэн и какого-то смертного Берена?! Неужели вам не по зубам то, что совершили они?
  Мелиан отчеканила:
  — Вы хорошо устроились, сыновья Феанора. Вы оставляете за собой только притязания. Пусть другие трудятся, чтобы добыть для вас камни.
  — Чья бы корова… — пробормотал Карантир, картинно возведя глаза к потолку.
  — Пока что для нас ничего не добыли, — сказал Келегорм. — Я согласен слушать подобные упреки только после того, как мы получим таким способом хотя бы один.
  — Кто же говорил о добывании для нас камней?! — удивился Куруфин. — После того, как доказательство будет представлено, вы можете вернуть корону вместе с сильмариллами Морготу. Никто из нас не станет чинить вам в том препятствий.
  — Они же издеваются! — жалобно воскликнул Тингол, глядя на жену.
  Куруфин пожал плечами:
  — Почему бы и нет? После всего, что было.
  — Ну, разве это издевательства? — не согласился с ним Карантир. — Издевательства будут потом.
  Судя по всему, запас выдержки Мелиан еще не исчерпала.
  — Давайте все же как-нибудь уладим это дело.
  — Улаживайте, — сказал Куруфин.
  — Мы принесем извинения. Публичные, — добавила Мелиан поспешно.
  — И все?! — спросил Келегорм. — Мы приехали только затем, чтобы выслушать поношения, посмотреть на краденый алмаз, получить извинения и уехать?!
  — Но мы не в силах вернуть вам сильмарилл. Выяснилось, что у нас его нет и никогда не было. Что еще мы можем сделать? Чего еще вы желаете от нас?
  — Может, денег? — подал голос Тингол. — Я хотел сказать, даров?
  Мелиан вздрогнула, бросила взгляд на троих неприятелей, на эльфов у дверей…
  — А он не так уж неправ, — сказал Куруфин.
  — То есть дары?
  — Выкуп, — поправил ее Куруфин. — Это важно. Даров нам не нужно, а вот выкуп мы примем.
  — Назовите как хотите.
  — Только не данью, — снова вставил слово Тингол.
  — Вы утомлены трудами, супруг мой, — прозвучал ответ Мелиан. — Отдыхайте и позвольте мне закончить этот разговор.
  Она встала, жестом пригласив Куруфина следовать за ней.
  — Итак, — продолжила майэ, когда они отошли к камину.
  Камин был столь же безукоризненно чист, как и все остальное, и горка сухих лоз лежала в нем, дожидаясь растопки.
  — Мы согласны принять выкуп. Плату за молчание.
  Мелиан позволила себе немое удивление.
  — Мы обязуемся молчать о проделках вашей драгоценной дочери. Слово наше нерушимо, вы знаете. За это мы возьмем… войско.
  — То есть? — недоуменно нахмурилась Мелиан.
  — Дориатских ратников для войны с Морготом. С полным их снаряжением и довольствием, разумеется.
  — Сколько войска вы хотите?
  — Все, которое у вас есть. Мы примерно представляем, сколько это.
  Намек был достаточно красноречив. Мелиан погрузилась в раздумья.
  — Единственное дитя, прекраснейшая из эрухини, — напомнил Куруфин, — воровка и лгунья, спутавшаяся со смертным проходимцем…
  — Хорошо! — оборвала его майэ. — Ради доброго имени дочери я согласна. Мы согласны. С одним условием: мой супруг останется в Дориате.
  Куруфин лишь молча кивнул. Сам Тингол на этой войне ему был нужен, как рыбке зонтик.

***


  — Как они живут в этих норах?! Третий день как уехали, а я все надышаться не могу.
  — Привычка, — отозвался Келегорм. — Нам с Курво в Нарготронде сначала тоже было тяжеловато. Казалось, что стены давят и воздуха не хватает. Потом приспособились.
  Накануне их отъезда Тингол произнес еще одну прочувствованную речь с высоты своего трона. В ней говорилось о лжи Темного Врага Мира, сеющей рознь между его противниками, и о его же коварстве, по причине которого Моргот злокозненно вставил в корону подделку. Труды и деяния Лютиэн и Берена не делались от этого меньше, но, вдохновенно вещал Тингол, такой подменой Моргот нанес оскорбление всему народу Дориата, которое прощать нельзя. Вся эта невозмутимая ложь принадлежала, разумеется, перу Мелиан. Имен Феанорингов не упоминалось. Военачальником над дориатской ратью назначался Маблунг — братья сошлись во мнении, что с ним можно иметь дело, и сам Маблунг не возражал против такого поворота. Подготовка должна была начаться незамедлительно, но стоило соблюдать прежний политес, поэтому все сборы и учения переносились на восточную границу Дориата. Карантир вез в Химринг подписанный Тинголом договор — Куруфин очень настаивал на соблюдении всех формальностей, и Мелиан снова пришлось согласиться.
  Некоторое время братья ехали молча, размышляя каждый о своем. На лесной тропе плясали пятна света, откуда-то доносилась дробь дятла.
  — А вот интересно, — сказал вдруг Карантир, — а если в короне у Моргота и впрямь окажется только два сильмарилла. Что тогда? Где будем искать третий?
  Ответ у Куруфина нашелся немедленно.
  — У Нельо в Химринге, — с удовольствием стал объяснять он, — лежит послание, подписанное Элу Тинголом. В котором тот обещает вернуть нам сильмарилл. И если вдруг в короне Моргота их окажется только два, то пусть у короля Белерианда, — Куруфин произнес это особенно ядовито, — болит голова о том, где он его возьмет.

***


  Двумя годами ранее…

  Укромная лощина выводила к большой поляне на склоне холма. На соседнем холме, который отсюда был как на ладони, начинался другой лес, с виду точно такой же. Но внимательный взгляд мог бы заметить там легкое марево, словно воздух дрожал и струился, заставляя постоянно и неуловимо изменяться все, что находилось за ним. Это был Пояс Мелиан.
  На краю поляны был устроен легкий шалаш из подвядших уже зеленых веток. Берен и Лютиэн остановились здесь на пару дней, чтобы отдохнуть от тягот пути, привести себя в порядок перед вступлением в Дориат и полюбоваться напоследок сильмариллом. Этим они сейчас и занимались.
  — А почему мы должны его отдавать? — спросила Лютиэн. — Мы его добыли, он наш. Если кому-то хочется сильмарилл, пусть сам идет за ним к Морготу.
  Берен был полностью согласен. Он считал точно так же, только ему неудобно было говорить об этом вслух — все-таки дело касалось отца невесты, будущего тестя. К тому же, имелось еще одно обстоятельство:
  — Но все-таки обидно. Такой подвиг совершили, нас в песнях славить должны — и не рассказать никому?!
  Лютиэн ласково рассмеялась:
  — Ты бы без меня пропал.
  Она поискала в поясной сумке и вытащила оттуда маленький узелок. Чтобы развязать его, ей пришлось повозиться.
  — Смотри! — сказала она наконец.
  На клочке белого батиста, несколько затертого от долгого лежания в сумке, посверкивал невиданной красоты камень, прозрачный и чуть голубоватый, как вода Аэлуина. Лютиэн чуть повернула его, подставив солнечному лучу, и бесчисленные грани камня будто вспыхнули, переливаясь разноцветными искрами. Пойманный луч рассыпался сотнями бликов с радужными окаемками. Смотреть на это можно было бесконечно.
  — Бриллиант, — небрежно сказала Лютиэн. — Красивый, правда?
  — Не то слово, — отвечал Берен, не сводя с камня восхищенного взгляда. — Сильмарилл, конечно, красивее, но это если на оба сразу смотреть. Откуда он у тебя?
  Лютиэн легко отозвалась:
  — Взяла в Нарготронде, — и добавила тут же: — А будут знать, как запирать королевскую дочь.
  Судя по всему, ее оправдания Берену были нисколько не нужны.
  — А на тебя не подумают? — только и спросил он.
  — Пусть думают сколько угодно. Я туда больше все равно не собираюсь. Вместо сильмарилла мы этот бриллиант папе и отдадим.
  Спорить со своей нареченной Берен и в мыслях не имел.
  — Как скажешь. Твой отец — тебе виднее. Но я обещал ему, что когда мы с ним встретимся, в моей руке будет сильмарилл.
  — У тебя ведь две руки, — улыбнулась ему Лютиэн, сделавшись вдруг очень похожей на свою мать.
  — И то правда! — воскликнул Берен и заключил невесту в объятия.

[Эстелин]

"О дочь моя! Мои дукаты!"

Значит, все же сперли. И зажали. Да так ловко зажали, что никто и не догадывается, что с собой унесли.
Однако раз у Берена две руки,  а Камлостом и  Эрхамионом его все же прозвали... Будет изображать калеку, как Паниковский слепого?

[Krakodil]

Значит, все же сперли. И зажали. Да так ловко зажали, что никто и не догадывается, что с собой унесли.

Конечно. Прям как Джессика у Шейлока - его же слова в названии-то.
Ну а что? Два самых ловких и успешных вора в Арде. Чо б еще что-нибудь не подтибрить? Опять же, все как любят правоверные - говорят же они, мол, а чо это Феаноринги у Тингола и потомков сильмарилл требуют? Если им так нужен сильмарилл, пущай сами за ним к Морготу идут. Ну и почему для Тингола должно быть по-другому? Хочет он сильмарилл - вперед, к Морготу, и Мелиан с собой прихватит.

Однако раз у Берена две руки,  а Камлостом и  Эрхамионом его все же прозвали... Будет изображать калеку, как Паниковский слепого?

Да нет, просто в этой АУшке никто его Камлостом не прозывает.  

[Флер де Лис]

Какая милая и добрая история! Вот честное слово, произвело на меня такое впечатление. Рассказик слегка наивный, но все персонажи выглядят положительными и симпатичными. И Тингол, и Мелиан, и братья, и даже гадкая парочка мне понравилась, ибо что-то они все же смогли.   Прямо так и мне кажется, что опустился занавес и все они сейчас выйдут кланяться, взявшись за руки.      
Такой рассказ тоже нужно наградить за положительные эмоции.

[Krakodil]

Рассказик слегка наивный, но все персонажи выглядят положительными и симпатичными.

Дооооо, прям Тингол особенно        

[Флер де Лис]

Дооооо, прям Тингол особенно      

Особенно в сравнении с Тинголом из "Реванш по-дориатски"

[Krakodil]

Особенно в сравнении с Тинголом из "Реванш по-дориатски"

Да, тут он по морде все-таки схлопотать не успел. А жаль.  

[Илиндэль]

Какой Тингол напыщенный идиот. А Лютиэн у вас этакая глупая хитрушка. Мелиан держит муженька под каблуком.

[Krakodil]

Какой Тингол напыщенный идиот.

Та он и в каноне такой.

А Лютиэн у вас этакая глупая хитрушка.

Чой-т глупая? Она получила и добилась всего, чего хотела: и Берена, и хвалебные песни, и сильмарилл - и вышла сухой из воды.

Мелиан держит муженька под каблуком.

А, между прочим, в каноне писано, что-де она-то вот хотела, чтобы Тингол сильмарилл вернул, а Тингол-то вот ни в какую. Да ага! Щас! Я уже поверила! Прям как будто я вчера с Марса в капусту упала.

"...Когда жена чего-нибудь захочет,
То рано ль, поздно ль муж ей сдастся" (с, "Тартюф")

Если бы Мелиан действительно хотела, чтобы Тингол вернул сильмарилл, он бы его вернул.  

[Флер де Лис]

Между прочим, тема в рассказе поднята непраздная и нешуточная. Мне самой как-то залетало мельком в голову: а ведь никто не знает, как именно выглядит сильмарилл. Можно было принести любой драгоценный камень и сказать, что это то самое. Кто проверит и опровегнет? Так что, может быть, на месте Лютиен и подумав какое-то время, я бы так и сделала.

[Krakodil]

Между прочим, тема в рассказе поднята непраздная и нешуточная. Мне самой как-то залетало мельком в голову: а ведь никто не знает, как именно выглядит сильмарилл. Можно было принести любой драгоценный камень и сказать, что это то самое.

Именно! Ну, Феаноринги, положим, точно знают - но им сильмарилл так и не показали. Ну, еще достаточное количество валинорских нолдор сильмариллы видело еще в Валиноре - но и их никого в Дориате не было, чтобы подтвердить или опровергнуть. Так что был ли там сильмарилл или другое что - неизвестно.

Так что, может быть, на месте Лютиен и подумав какое-то время, я бы так и сделала.

Но канонически сильмарилл попал в Дориат не с Лютиэн, а в пузе у Кархарота. Так что она тут подмены сделать не могла. Хотя те, кто тот сильмарилл из Кархарота доставал, тоже ни разу сильмариллов не видели.

[Илиндэль]

Чой-т глупая? Она получила и добилась всего, чего хотела: и Берена, и хвалебные песни, и сильмарилл - и вышла сухой из воды.
 

Это то, что называется хитрушка. А глупость - это оставить себе или своим потомкам камень, на котором лежит такая клятва. И не понимать этого, считать, что всех перехитрила.  

[Флер де Лис]

Именно! Ну, Феаноринги, положим, точно знают - но им сильмарилл так и не показали. Ну, еще достаточное количество валинорских нолдор сильмариллы видело еще в Валиноре - но и их никого в Дориате не было, чтобы подтвердить или опровергнуть. Так что был ли там сильмарилл или другое что - неизвестно.

И получается классическое сказочное "принеси то - не знаю что", на которое и можно принести что угодно - ведь не знаю что.

Но канонически сильмарилл попал в Дориат не с Лютиэн, а в пузе у Кархарота.

Да этот Кархарот вообще тьфу! Легенда в легенде и сказка в сказке, так как не мог камень в желудке у волка полгода лежать или сколько там.

[Эстелин]

Первый корабль

Следующая глава

Серебро, полученное от старейшины, оказалось обломками двух перстней, сережкой без ушка и половинкой тонкого браслета. Феанарионы с удивлением опознали в них работу хитлумских нолдор. Расплатились ли этим металлом беженцы, взят ли он добычей с вастаков или орков – во всяком случае, путь его в руки местных эдайн был непростым. Что же, серебро пригодится, если поиски своих затянутся.

Дорога, пригодная для телеги, через пару дней вывела к укрепленной деревне. Там Феанарионы задерживаться не стали, только уточнили у бездоспешных стражников у ворот, далеко ли до большой реки. Им посоветовали ехать суходолом, чтоб не оказаться на непросохших низинах возле большого леса. Река огибала этот лес с востока и должна была показаться еще через день-два. Ни о каких бродах через нее  в этих местах жители деревни не знали.

Вокруг царила щедрая весна, уже переходящая в раннее лето. Цвела рябина, ее догоняли калина и дикие вишни. Едва протоптанная дорога огибала вовсю пылящие пухом ивы и усыпанные карминными, розовыми и даже кремовыми цветками кусты шиповника.  В низинах рогоз уже высовывал зеленые початки. Ночью из дальнего леса слышалось любовное уханье сов. С верхушек холмов этот лес казался бесконечным. По краю его, блестящей лентой рассекая луга, бежала речка. Над ней нависали древние разлапистые ветлы. С этих деревьей иной раз валко взлетали мелкие цапли.
На ночевку Феанарионы останавливались как раз на берегу этой речки. Лес, поднимавшийся по откосу низины на другом берегу вовсе не казался таящим в себе опасность. Обычная дубрава, кое-где смешанная с березами и одинокими соснами. Из него на рассвете выходили на водопой кабаны и олени. А вечером стекающий вниз воздух доносил запахи тенелюбивых трав и бродящего дубового сока. Если бы не желание поскорее отыскать своих, Феанарионы с удовольствием походили бы там, вспоминая леса Таргелиона и Аркалондэ.

- Нельо, посмотри, кажется, нам повезло, - Макалаурэ привстал в стременах.
Навстречу Феанарионам по той же дороге шла группа  мужчин. И двое из них были несомненными эльдар. Повинуясь шенкелям, кони прибавили шагу.
- Приветствую эльдар и доблестных эдайн! – произнес первым Певец, разглядев на встречных мечи и луки.
Те, однако, молча встали поперек тропы. Нолдор спешились.
Мужчины-эдайн были чисто выбриты, как полагалось дружинникам. Натянутые луки блестели роговыми накладками, на каждой стреле, торчавшей из колчанов, была пятка из того же материала. Яблоки мечей украшал литой узор. Оба эльдар походили на синдар светлими косичками от висков.
Один из них, шагнув вперед, вдруг ухватился за рукоять меча.
- Вы - сыновья Феанора?
Братья недоуменно переглянулись.
- Ты прав. Я Маэдрос, а это Маглор, что был лордом Врат Восточного Белерианда. Не знаю, куда вы направляетесь с оружием, но скажу, что никаких опасностей мы не встретили за последние дни. Вижу, что вы – воины из дружины какого-то лорда эльдар. Мы ищем голодрим, что пришли в эти земли из Оссирианда. Если вам знакомы имена Келебримбора Куруфинвиона, Элронда Эарендилиона или Руингала Эхтара, укажите нам дорогу к ним.
- Укажем. Но сначала… - меч вылетел из ножен. – Верните сильмариллы!
Обескуражить владетеля Химьяринге было делом почти невозможным. Но тут Маэдрос даже сделал полшага назад, уперевшись спиной в бок заволновавшейся гнедой. Макалаурэ наклонил голову к плечу – и рассмеялся:
- У нас их нет!
Синдар переглянулись, и первый заговорил со сдерживаемым гневом:
- Не лгите! Нам сообщили, что вы похитили два сильмарилла и бежали с ними из Амана!
- Вообще-то Камни Света сделал наш отец, и «похищать» их нам не у кого, - уже овладев собой, ответил Старший.
Мечи обнажили и воины эдайн.
- Живыми или мертвыми, но сильмариллы вы отдадите!
Нападавшие стояли слишком близко, чтоб Феанарионы успели выхватить свое оружие. Потому они сделали заметное движение, вроде бы пытаясь вскочить в седла – и проскользнули между мечниками, оказавшись у тех за спинами. И встретили нападающих своей сталью.
Эдайн словно наткнулись на стену сверкающего металла. Каждый замах встречал такое жесткое парирование, что два меча уже полетели в густую траву, а третий переломился. Двое столкнулись, закрученные отбивом, и едва не покалечили друг друга. Третьему, решившему рубануть сверху засекой, в подмышку попало плечо рыжего нолдо, а в опорную ногу ударил жесткий носок сапога. Вступивший в схватку синда почувствовал на левом предплечье словно железный браслет и закувыркался в молодой бурьян. Самый рослый из эдайн запутался в ногах, развернутый встречной атакой. Вспугнутый перепел не успел долететь до густой низинной травы, а все нападавшие либо потеряли свое оружие, либо пытались подняться на ноги.
- Передайте пославшим вас: за одним Камнем пусть ныряют в Море, за вторым – в горящую расселину! – Маэдрос со звоном вдвинул меч в ножны.
Макалаурэ коротким свистом подозвал отбежавшего каракового.
- Стреляйте! – выкрикнул синда.
Певец взмахом лезвия отбил стрелы. Все – кроме выпущенной стоявшим в отдалении вторым синда. Удар в правый бок заставил его покачнуться, но меч из руки не выпал.
Старший рывком втащил брата на холку гнедой, одновременно высылая ее вниз по склону. Позади испуганно всхрапнул караковый жеребец.
Кони, выбивая брызги из волглой земли, промчались по лугу и врезались в холодную воду. Ушли они в нее по плечи, с храпом выдирая копыта из вязкого дна. Потом вроде бы потеряли опору под ногами, но тут же снова рванулись на низкий берег.
В лес уводил травянистый ложок. Маэдрос подтолкнул кобылу по нему вверх, а перед зарослями орешника и молодых кленов одержал. Макалауре свалился на потную шею, неуверенными движениями все же пытясь найти концом лезвия устье ножен. То ли его рука, то ли ветка задела древко стрелы – меч воткнулся в землю.
Маэдрос спешился,  прижался плечом к стволу сосны и поднял арбалет. Болт воткнулся в правую руку далеко обогнавшему свое войско синде. Тот выронил лук и осел на землю. Выцелив на выдохе второго, Старший влепил ему в левое бедро. Подбежавшие эдайн остановились возле раненых. Можно было не сомневаться, что в лес они не пойдут.
- Кано!
- Нельо… Я, кажется… меч потерял…
- Вот он. Выдохни и не двигайся.
Маэдрос стиснул зубами древко стрелы, прижавшись щекой ко влажному пятну на рубашке брата. Железными пальцами крепко зажал тонкую деревяшку выше и стал осторожно ее перепиливать кинжалом. Отбросил оперенный обломок.
- Кано, потерпи немного. Надо уйти подальше от опушки.
- Понимаю… Не беспокойся… и худшее случалось… а тут всего одна стрела…
Да, случались опасные ранения. Но всегда находились целители, лекарства, бинты, шатер и теплое одеяло. Теперь придется все делать одному, да еще не очень-то ловкой искусственной рукой. А проклятое древко торчит где-то между пятым и шестым ребром. И что крови на рубашке немного – скверно. Она вытекает в легкое.
- Сейчас отстегну перевязь.
- Меч не потеряй…. Другого теперь не найдешь…
- Молчи и дыши неглубоко.
Вверх по склону, кружа между зарослями, непроходимыми для лошадей, но не удаляясь от ложка. Потому что по нему течет ручеек, который обязательно приведет к роднику – от струи холодный чистый запах. Воды же понадобится много.
Караковый, расталкивая грудью  кленовую поросль, вдруг отпрянул.
- Что еще?
Маэдрос разглядел на темном крупе древко с белыми перьями.
- Тебе везет получать почти в одно место.
Эту стрелу он просто переломил, решив позаботиться о коне позже.

Ложок вывел к подножию заросшего липами холма. Родник выбивался из-под него, образовав крошечный прудик. Лошади сразу припали к воде.
Старший Феанарион навалил на сухом месте большую кучу молодых липовых веток. Изголовье сделал как можно выше, накрыл своим плащом и осторожно опустил на это ложе брата.
Макалаурэ старался дышать неглубоко, но кровь все же вытекала каплями из уголка рта. Под потемневшими глазами его уже залегли синие тени.
Разрезав толстый холст, Маэдрос стиснул лоскут меланническими пальцами. Из кровящей ранки торчала короткая деревяшка. Наконечник, видимо, полностью вошел в легкое.
Певец скосил глаза вниз.
- Жаль, насквозь не прошла… Тогда можно было бы там надрезать…
- Кано, я сейчас нагрею воды. Тебе надо выпить побольше. Потом ты сам постараешься мне помочь погрузить себя в сон.
- Хорошо… Думаешь… за нами сюда не пойдут?..
- У леса, по словам местных жителей, дурная слава. А у нас теперь она еще дурнее. Так что пару дней ты отлежишься. А потом постараемся углубиться как можно дальше.
- Хорошо… Ты не бойся за меня… Я уже засыпаю…
Маэдрос высек огонь, сушняк занялся низким экономным пламенем.
- Нельо… - голос Макалаурэ был слабым и сонным. – Ты тогда рассказывал… в Ангамандо… там пленники из кхазад… научились переговариваться стуком… Жаль, ты мне мало показал… а то бы я в Мандосе всех научил… Стены там есть…
- Вода уже почти согрелась. В Мандосе еще подождут.
- Намо весь извелся по нам…
Лошади резко вскинули головы, и Маэдрос понял, что давно слышит шелест травы под чьими-то ногами. Он притянул к себе отстегнутый было меч.
- Подожди крошить на колбасу. Может, я тебе живой пригожусь, - послышался хрипловатый голос.
Липовые ветви раздвинулись, и на полянку вышла старая женщина. Одета она была в  холщевую рубаху и бурую шерстяную юбку, голова обмотана белым полотном. Сразу опустила на землю большую корзину, полную травы и оперлась на суковатый посох.
- Другу сам помогать решил? А справишься? Кровью уже далеко пахнет.
- Если ты проводишь нас в свою деревню и предоставишь кров на неделю, я заплачу тебе серебром.
- И дорого? – женщина перешагнула ручеек, обошла костер, уверенно приближаясь к ложу раненого.
- Цену двух коней.
Та хмыкнула, наклонилась и резко выпрямилась.
- Затуши огонь. Хоть и весна, а дым мне здесь ни к чему. Друга тебе придется на седле везти – по моей тропе две лошади в ряд не пройдут. Садись верхом, а я тебе его подам.
- Почтенная, да ты не поднимешь…
- Откуда знаешь?! Поторопись.
К удивлению Феанариона старуха действительно подняла Макалаурэ так высоко, что его можно было осторожно обхватить за пояс. Взяла свою корзину и пошла вниз по ложку. Караковый, встревоженно заржав, пристроился за гнедой Маэдроса.

Никакой тропы не было. Неожиданно быстро шагая, женщина вела Феанариона через липняк, дубраву, сырой осинник, кое-где раздвигая посохом подлесок. Макалаурэ иногда приоткрывал глаза, слабо улыбаясь, и снова клал голову на плечо Старшему.
За редкой березовой рощей показались заросли отцветшей черемух и белеющей мелкими кисточками ирги. Неожиданно появившаяся стежка нырнула именно туда – и Феанарионы оказались на небольшой солнечной поляне. В конце ее стояла рубленая избушка в две клети с навесами по обе стороны от входа.
- Лошадей тут поставь, а его неси сразу в дом.
Угол возле сложенной из дикого камня печи закрывал вытканный зеленым и серым занавес. Старуха откинула его, указала на застеленную холстом лавку.
- Клади сюда. И помоги раздеть. Мокрое на грядку за печкой развесь, сапоги к двери поставь, чтоб не покоробились. Ведра в сенях возьми, колодец за избой.
Когда Маэдрос вернулся с водой, в печи уже горел огонь. Женщина поставила большой железный котел, а рядом глиняный горшочек. Поверх юбки на ней появился холщовый передник.
- Не стой, еще неси, воды много понадобится.
В горшочек она насыпала трав из десятка мешочков, накрыла крышкой. Потом достала с занавешенной полки настоящую бутылку темного стекла.
- Не присматривайся, если и догадался. Боль может убить быстрее стрелы.
Попробовав процеженный отвар, добавила в него своего снадобья, вслух считая капли.
- Пей медленно, доблестный. И не цепляйся за явь. Она сейчас скверной будет.
Макалаурэ, морщась, опустошил кружку, потом вторую – от этой чувствовался запах меда.
- Закрывай глаза и вспоминай самое радостное, что было в твоей жизни.
Старуха окунула в кипяток металлическую лопаточку шириной в палец, очень осторожно ввела кончик в рану и начала капать из той же бутылки так, чтоб жидкость стекала внутрь.
- Ты крови не боишься, раз первым делом за меч хватаешься. Помогать будешь. Сперва слушай, крепко ли твой друг заснул.
Макалаурэ скользил между сном и явью. Потом в его сознании закачались пестреющие маками травы.
- Вижу, что оба готовы. Возьми со стола гусиное горло, зажми конец вот этой щепкой и опусти в котел.
Знахарка смыла кровь вокруг раны, взяла из деревянной коробки длинный укий нож, несколько мгнвений сосредоточенно смотрела на обломок древка - и быстрым движением глубоко разрезала плоть.
- Стирай кровь ветошью вон из корзинки, а то мне не видно. А теперь придержи эту поганую деревяшку.
Своей лопаточкой и тонким стержнем она мягкими движениями копалась в ране.
- Тихонько тяни. Чуть почувствуешь, что застряло – замри!
Маэдрос правым рукавом стер со лба испарину.
Древко медленно выползало из кровавой мякоти. Вот показались плечики наконечника…
- На стол положи. Теперь давай горло! Быстрее!
Женщина перехватила щепку, несколько раз взмахнула белесой трубкой, насадила ее на стержень и глубоко воткнула в рану.
- Жгучее вино давай! Он вот-вот проснется!.. А теперь вон тот горшок…
Полосы ткани для повязки у старухи хранились в мешке из выскобленного бычьего пузыря.
- Теперь тащи из сеней поганое ведро и придерживай ему голову. Рвать сильно будет.
Макалаурэ приходил в сознание трудно. Видно, сказалось не только бабкино снадобье, но и потеря крови. Вырвало его только раз и одной зеленоватой водой.
- Сиди с ним. Как совсем в явь вернется, попить дай. Я пойду вторую стрелу выну. Добрый конь, да и вам еще пригодится.
- Кано, - Маэдрос наклонился к уху брата. – Ты как?
- Атар… - и глаза Певца снова закрылись, но дыхание осталось ровным.
Знахарка вернулась в избу и принялась отмывать руки под глиняным рукомоем.  Потом развязала узел под затылком и сдернула с головы свое полотно.
Оказывается, она была не так уж стара. В черных жестких волосах, заплетенных в косу виднелось всего несколько тонких белых прядок. И выпрямившись, стала высокой и широкоплечей.
- Поил его?
- Немного.
- Потом пусть пьет вволю и даже сверх того.
Женщина обернулась и коротко улыбнулась, показав широкие верхние резцы. Маэдрос понял, что в ней не меньше четверти орочьей крови…
Инструменты оказались в миске с кипятком. По звону они были серебряными.
- Торон… - тихо позвал Макалаурэ.
- Что?!
- Воды можно?
- И нужно. Только не воды дам, а яблочного отвара. Если не затошнит, то подстилку под тобой поменяем, лорд Маглор.
Наверное, глаза старшего Феанариона стали с яблоко-дичку – знахарка хихикнула.
- Кто еще может назвать братом короля Маэдроса? Остальные же пали в битвах давным-давно. Думаешь, трудно тебя узнать, король Дагред, король Белое Пламя, король Стальная Рука?
- Как же называть тебя, добрая женщина? – переведя дыхание, спросил Феанарион.
- Кто считает меня доброй женщиной, зовет Саэдис. А мать кликала Гарой. Лошадей ваших я расседлала и пустила пастись. Сейчас и вас накормлю.
- Я принесу саквы с припасами…
- Пригодятся и они. Да только первый горшок на столе моим быть должен. Пока готовлю, тряпки кровавые собери и вместе со стрельным древком в печь кинь. Наконечник себе оставь – пусть он найдет обидчика.
Измазанную кровью подстилку знахарка утопила в бочке у крыльца, зачем-то кинув на все четыре стороны по горсти воды из нее.
Из печки появились мясная похлебка и ячменная каша. Маэдрос хотел выложить остатки своего хлеба, но женщина не позволила.
- Завтра можно будет доесть. И ложку мою бери. Только сперва умою тебя.
- Прости, почтенная, но я сам…
- В моем доме – мой лад!
И, заставив наклониться над лоханью, трижды обмыла ему лицо своей ладонью. Спящего Макалаурэ она тоже трижды утерла мокрой тряпкой.
- Теперь можно и ужинать.

В лесу стемнело быстро. Знахарка зажгла свечку в деревянном подсвечнике. По запаху свеча была отлита из жира дикого хряка.
Макалаурэ спал. Он спешил стать здоровым, постарался глубоко уйти в грезы, предоставляя хроа трудиться над самоисцелением. Потеря крови наводила озноб, потому поверх тканого одеяла его укрыли медвежьей шкурой.
- К утру он раскроется, вот увидишь, король Дагред.
- Где ты так хорошо научилась целительству, почтенная Гара? Мне не доводилось видеть, чтоб целители из смертных умели отводить мертвую кровь из легких.
- Меня учила моя бабка, а ее – ее бабка. Первая же в нашем роду была очень давно – но не забыта. Ложись спать, король Стальная Рука. Я постелила тебе на длинной лавке. Если понадобится помощь – позову.
-  Позволь все же мне побыть с братом.

Когда в задернутое рядном окошко начал пробиваться серый свет, Макалаурэ скинул на пол шкуру.
- Теперь иди и ложись. И не заглядывай сюда. Я должна сделать кое-что, не предназначенное для глаз мужчин и детей.
Маэдрос подчинился.

Утром знахарка сняла зажим с конца трубки, взяла в рот и сильно потянула в себя. Высосанное сплюнула в мисочку, рассмотрела, выплеснула в то же грязное ведро. Напоила Макалаурэ теплым яблочным отваром.
Из леса сами прибрели две коровы, и хозяйка села их доить. Первым делом поднесла раненому парного молока.
- Не захочется – не пей.
Макалаурэ проглотил полкружки.
Ячменный хлеб сильно зачерствел. Знахарка покрошила его в молоко, добавив дикого лука. Нарезала и копченую свиную грудинку из припасов Феанарионов.
- Плохо, что пшено у вас с салом пережареное. У меня крупы совсем немного осталось. Сегодня-завтра сварю каши для лорда Деормунда, а потом придется из сыра похлебкой его кормить.
Маэдрос вспомнил, что вчерашний суп из дичи был почти несоленым.
- Почтенная Гара, покажи, куда отсыпать соли.
Та подала берестяную коробку с плотной крышкой.
- Если бы ты спросила, я поделился бы солью еще вчера.
- Вчера нельзя было, - хмуро буркнула женщина, кидая в лохань окровавленную одежду Макалаурэ.
- А сегодня уже можно?
- Сегодня… - Гара обернулась, подкатывая рукава. -  Сыновья вырастают и приносят матери первую добычу. Понял, король Дагред?
Маэдроса осенило. Вчера знахарка действительно обращалась с ним, как с ребенком: умыла, накормила, уложила спать.
- Раненый, как дитя, нуждается в заботе и защите. Мать Живого делится своей силой со всеми матерями, а те отдают ее своим детям. Там, в лесу ты сдуру предложил серебро. У ведьмы отсохнет рука, которой возьмет она плату за помощь!
- Но ты даешь нам пищу и кров…
- Приходящие сюда приносят то, что потребуется для лечения, и помогают, чем могут.
- Прости меня, почтенная Гара – я подумал, что хорошие обычаи канули в воду вместе с нашей землей. Дай мне топор – хотя бы дров наколю.
- И то дело. Еще воды принес бы – видишь, сколько постирать надо. А повязки к тому же проварить придется.

Брата Старший разбудил, как в детстве пощекотав шею  у ворота рубашки.
- Нельо…
- Не холодно? Рана не болит?
- Не больше, чем ей положено… Где мы? В деревне?
- В избе целительницы. И вокруг только лес. Так что можешь не опасаться тех, кто взялся… отнимать сильмариллы. Сейчас я тебя накормлю.
- Мне кажется, не очень хочется.
- А ты проверь, высокий лорд, - Гара поднырнула под край занавеса с миской в руках. – Вдруг только кажется? Если же тебя заботят те надобности, что бывают после еды, так брат поможет. Или я. Все равно я тебя голым видела. А через день- другой еще и мыть тебя буду.
Она хихикнула, поставила миску на одеяло и скрылась за полотном.

Единственным способом пополнять запас пищи оставалась охота. Маэдрос снял со стены свой арбалет.
- Иди сперва по стежке, потом поверни на запах воды, - посоветовала знахарка.  – Обойдешь озерцо – там будет бор. Постарайся подстрелить тетерева. Утки жирны, а лорду Деормунду сейчас постненькое полезно. Но за овраг, что за моей избой начинается, ни в коем разе не заходи!
Вернувшись с добычей, он увидел, как женщина выливает отсосанную кровь в недавно выкопанную у края поляны ямку, что-то нашептывая.
Феанарион давно заметил, что научные знания в представлениях знахарки причудливо смешивались с поверьями людей. Удивляли серебряные инструменты и стеклянная посуда в этой глуши. Да еще в руках женщины с орочьей кровью. Вещи можно купить или получить в подарок. Но вот искусство целителя нужно изучать долго и упорно, да еще и на практике. Принесла его та «первая, незабытая» мастерица… из Ангамандо? Но вряд ли во владениях Моринготто почитали ту, что Гара зовет Матерью Живого. И откуда ей известно нандорское имя Саэдис?
Расспрашивать ее не стоило. Во всяком случае, в ближайшее время.

В березняке расцвели белые орхидеи. Гара одобрительно почмокала, увидев полдюжины жемчужно-белых колосков в руке Маэдроса и тут же поставила их в горшок с водой. Ночью сильный аромат вытеснил даже вечный запах древесного дымка.
Макалаурэ пробовал вставать. Знахарка послушала его сердце и легкие и заявила, что трубку из раны можно и вытащить. Прежде чем это сделать, она нарисовала на ребрах нолдо вокруг раны несколько кругов парным молоком. Действия свои сопроводила чуть слышным нашептыванием.
- Когда яблоки начнут наливаться, сможешь сесть в седло, лорд Маглор. Кони ваши откормились, рады будут побежать.
- Ты покажешь нам дорогу из своего леса, почтенная Гара?
- Сперва скажите, куда вам надо. В мире дорог много.
- Мы ищем голодрим. Или хотя бы ноготрим, что жили в горах на западе.
- Тогда вам стоит выйти на дорогу, по которой ходит Подземный народ.
- Далеко до нее?
- За лесом Синяя река. По ее правому берегу на юг ехать – как раз и попадется дорога. Река широкая, переправиться будет трудно. Ну, таким воинам, как вы, река не преграда.
- Отблагодарить тебя мы можем только охотничьей добычей и сушняком, - сказал Маэдрос.
- Добрую память с собой увезете – тоже немалое дело, - многозначительно произнесла Гара.

Над лесом прокатилась короткая гроза раннего лета. Капли еще стучали по листьям смородиновых кустов под окошком, а солнце уже выглядывало из-за края тучи. Макалаурэ, устроившись полусидя, аккуратными стежками зашивал нижнюю рубаху. Старший старался покрепче приладить кусок кожи на потертую подошву сапога.
Стукнула входная дверь, от нее, вслед за шагами хозяйки протопал кто-то большой.  Маэдрос выглянул в щель между занавесками – и отпрянул к стене, на которой висели их с братом мечи. Макалаурэ встревоженно приподнялся – Старший жестом велел ему замереть на месте. У порога топтался орк в мокрой кожаной куртке. Феанарион медленно выпрямился, схватившись за рукоять меча.
Гара стояла спокойно, сложив руки на переднике. А орк вдруг оскалился в широкой улыбке и трижды прижал обе раскрытые ладони к своей груди.
Речь пришельца совсем немного походила на язык Ангамандо. Но Маэдрос расслышал, что орк назвал Гару «драгоценная мать Хуурса» и помянул какую-то женщину.
Знахарка ответила на том же языке, причем резко и не очень почтительно. Орк развернулся и выбежал за дверь. Вернулся он тут же в сопровождении орчихи, накрывшейся большой оленьей шкурой. Когда накидка оказалась на жерди у печи, стало видно, что вошедшая держит на руках орчонка. Тот поскуливал и цеплялся за косы женщины.
Гара выслушала орчиху, постелила на лавку у двери ветхое полотно. Орчонок, едва его посадили на эту подстилку, завыл громче. Когда же знахарка попыталась снять с него штанишки, брыкнул ее в живот. Орчиха схватилась за свои щеки, начала бормотать низким урчащим голосом. Орк тоже заговорил, гладя орчонка по бритой голове. Тот продолжал завывать, целясь для нового пинка.
Знахарка тоже что-то сказала орчонку. Тот фыркнул, но ногами болтать перестал. Гара повозилась за печкой и поставила перед ним маленькую мисочку меда и деревянную кружку. Орчонок, не ожидая нового приглашения, зацепил угощение ложкой. Опустошив мисочку, припал к кружке. Питье ему не понравилось, но мед был слишком сладок. Гара налила молока, которое тоже оказалось выпито.
Орчиха, видимо, мать ребенка, подтянула его к себе на колени и едва слышно запела. Голос ее то шуршал, то переливался дальним жаворонком. Орчонок повозился, устраиваясь поудобнее.
Когда Гара разложила на конце лавки несколько кусков полотна, орчиха встала, пристроив ребенка головой на шерстяной валик. Тот спал, не замечая, что его быстро раздевают.
Знахарка водила ладонью по светло-коричневому животу орчонка, нажимая все сильнее. Потом выпрямилась и заговорила с пришельцами. Растопырила пальцы на обеих руках, загнула их по одному. Орки дружно закивали. Орчиха вышла и вернулась с замшевым мешком, из которого выложила пару детских рубашек из желтоватого полотна, кусок такой же ткани и узел, распространяющий острый запах копченого сыра.
Гара еще некоторое время массировала живот ребенка, потом приказала женщине приподнять того и туго забинтовала поверх пупка. Орчонок завозился, запищал было, но, укрытый волчьей шкурой, снова засопел.

Знахарка накормила гостей остатками печеной оленины. Как раз когда те сосредоточенно вытирали пальцы и свои ножи клочком ветоши, орчонок сел на лавке и принялся протирать глаза. Мужчина и женщина пристроились по обе стороны от него, долго говорили шепча и урча. Маэдрос разобрал «спать», «пить и есть», «идти домой», «сильная мать». Орчонок сперва упрямо повизгивал, потом замолчал, уставившись на Гару. Из мешка на лавку перекочевали несколько деревянных зверушек, к которым сама знахарка добавила горсть цветных галек. На этом согласие было достигнуто.
Прежде чем завязать окончательно свой мешок, орчиха встала перед Гарой, задрав куртку и приспустив замшевые штаны. Та ощупала ее заметно выдающийся живот и начертила молоком на темной коже несколько странных знаков.
Оба гостя снова улыбались до ушей, благодаря «многосильную драгоценную мать». Погладив на прощанье по голове и щекам своего отпрыска, они, наконец, покинули избу.
Маэдрос все стоял неподвижно, не представляя, что ему теперь делать.
Заметив, что знахарка занялась уборкой со стола, орчонок  прокрался к двери.
- Гок! – не оборачиваясь, произнесла Гара.
Тот остановился, фыркнул и поплелся обратно.
- Король Дагред! Покажись, пожалуйста, этому неслуху.
Маэдрос шагнул из-за занавеса.
Орчонок так и застыл с открытым ртом, уставившись на высоченного нолдо. Знахарка, полоща миски и кружки в горячей воде, принялась что-то говорить про лес и оленей. От ее слов недоверчивое удивление на плосконосой мордочке все заметнее сменялось любопытством. Кажется, планы побега были отложены на некоторое время.
- Сейчас подою коров – и будем ужинать. Последите, чтоб этот озорник не стянул хлеба. Ему сухого пока нельзя.
- Ребенок болен?
- У него есть старший брат. И этот мелкий охломончик решил поднять камень больший, чем по силам тому. От напряжения в пупочную ямку выпятилась кишка. Я ее вправила и закрепила повязкой. Десять дней буду делать то же самое, и заживет. У таких детей все срастается замечательно. Надо будет только присматривать, чтоб он не прыгал с высоты и не пытался снова что-то ворочать.
- Ты, почтенная, сказала малышу, что страшный тарк разрубит его своим огромным мечом на четыре части, если он не будет слушаться? – усмехнулся Маэдрос.
Знахарка снова захихикала на орочий манер:
- Скажи я такое – мы бы уже ловили его в лесу. Дети охотников не бывают робки. Я пообещала, что тарк пойдет на охоту, добудет много красивых перышек и оленьих астрагалов и все подарит умному и смелому Гирб-ити.
- Такое обещание сдержать несложно. А второму тарку лучше оставаться в своем углу?
- Нет, зачем же. Пусть второй тарк споет будущему великому охотнику песню о лесной ночи.

Нолдор с хозяйкой ужинали похлебкой из дичи, а орчонку поставили миску с крошеным в молоко хлебом. Он наворачивал за милую душу и, кажется, сочувственно поглядывал на двух тарков, которым не досталось такой замечательной еды.
- Большой род иртха живет тут с незапамятных времен. Их земля за оврагом, что позади моей избы. Им безусловно не нравится, когда люди охотятся на их зверей и рубят их деревья. Оттого и дурная слава у этого леса. Ну а то, что на запад до речки – ничье. Мимо пройти можно, переночевать не возбраняется, а вот постоянно охотиться недозволительно.
- Иртха приходят к тебе лечиться, почтенная Гара. А люди?
- Тоже приходят – те, что на взгорьях живут. Есть у них свои лекарки… Но с серьезным – ко мне.
- Ты извлекла стрелу тем же способом, что и наши целители…
- Так это самое правильное… Надо дать этому шилопопу пару ложек меда за хорошее поведение.
Знахарка явно не хотела расспросов о своем мастерстве.
- Однако этот малыш совсем не испугался нас. Там, за горами на западе, любой ребенок орков бежал бы без памяти прочь или забился в какую-нибудь щель.
- То за горами. А здесь – если проехать на юг вдоль гор, тоже жили в лесах те, кого вы называете авари. Менялись с иртха и с людьми, поселившимися в предгорьях. И с ноготрим, жившими в горах. Когда треснула земля, ушли на юг. Но не все. Некоторые еще остались в холмах на востоке за рекой.
- Значит, нам стоит ехать туда?
- Старая дорога ноготрим как раз проходит между холмами.
Орчонок, облизав сладкую ложку, устроился на лавке и переставлял свой деревянный зверинец по подстилке, азартно приговаривая: «Большой олень, большой бык, большой кабан». Сон так и сморил его в процессе охоты.

Наутро Маэдрос как всегда отправился за дичью. Макалаурэ собирался было с братом, но тот отговорил его. Старший хотел пройти подальше на восток, разведывая будущий путь. Выходить из леса к прежней дороге было опасно.
Знахарка согласилась с ним:
- Побереги пока себя, лорд Деормунд. По дому помоги немного. Мне одной с этим пронырой не справиться.
«Проныра», стащивший под шумок со стола нож и обстругивавший им прутик, подошел к Маэдросу и чуть в нос произнес на своем языке несколько слов.
- Что он говорит? – поинтересовался Певец, которому Гара поручила костяной пластинкой нарезать на сушку малиновые побеги.
- Маленький олень желает Быстрому Пламени хорошей добычи.
- И что ты ответишь?
- Пожелаю веселого дня.
Орчонок захихикал, чирикнул «ути-ити» и высунул язык.
- Видишь, какой умный нам достался, - Гара тоже посмеивалась. – Малышом тебя назвал, король Дагред. В смысле, что произносишь слова как маленький ребенок. Сам пятый год на земле живет, а уже учит других!

Через пару лиг на восток от жилища знахарки снова встретилась узенькая петляющая речка. На болотистом ее берегу валялись крупные гусиные перья. Линяли уже кормящиеся в заводях самцы. Маэдрос без труда подстрелил три штуки, прежде чем до птиц дошла угроза. Молотя по воде похожими на старые гребешки крыльями, они ломанулись в тростники. Тут же взлетели утки и пара цапель.
Поднимать шум Феанариону не хотелось. Хоть и запретный это лес, а мысль о соискателях сильмариллов заставляла быть осторожным.
На обратном пути попались свежие кабаньи накопы. Поскольку трудилось целое стадо, и на влажной земле пестрели следочки поросят, следовало уклониться в сухой сосняк. Но и возможным преследователям мимо веприц просто так пройти не удалось бы.
И что будет с Гарой и ее подопечными, если все же захотят поискать Феанарионов по-настоящему?
Рана Макалаурэ практически закрылась. Пора отправляться дальше. Гонхиррим уж точно не выдадут, если признают достойными гостями.
По пути Маэдрос подбирал перышки, оброненные дятлами и тетеревами. Попалось и два ярко-голубых пера зимородка.

[Эстелин]

Первый корабль

Окончание

- Все же зря вы торопитесь. Случись лорду Деормунду ушибиться – рана откроется внутри.
- Мы будем осторожны, почтенная мастерица Гара. Долг велит нам искать наш народ. Если же кто-то начнет вдруг расспрашивать тебя о нас, скажи, что давно уехали.
- Даже если это будут ваши соплеменники? – знахарка глянула настороженно.
- Да. Только тому, кто будет открыто носить звезду нашего рода, скажи, что мы попытаемся встретить ноготрим и остановиться у них.
- Странны ваши пути, король Дагред и лорд Деормунд. По обе стороны Синих гор идет о вас великая слава за ваши битвы с Северным Врагом всех живущих. Вас всюду должны встречать с большим почетом. Но раз зовет вас долг… Ветер сегодня не улегся на закате – завтра он принесет непогоду. Недолгую – дня на два-три. За это время и соберетесь в путь.
Орчонок, раскладывавший подаренные перья и камешки на полавочнике, недовольно уставился на Феанарионов.

Знахарка, не слушая возражений, положила в мешки нолдор по паре ковриг свежего хлеба. Наделила сыром и копченой веприной.
- В этом доме всегда будет пища. Ваша дорога далека и неизвестно, где закончится.
Из своих запасов сложила в берестяный короб несколько мешочков сухих трав и кожаную фляжку с мазью. Подумав, достала из ларя в первой клети две холщовые нижние рубахи. С запасом крупы и свежеиспеченной оленины саквы все равно были легкими.
Вечером, когда дождь чуть перемежился, Гара молча позвала Маэдроса во двор. Возле ямки,  в которую она сливала кровь, лежала крошечная березка, выкопанная с корнями.
- Посади тут деревце это на здоровье твоему брату.
Феанарион прижал рыхлую землю вокруг прутика босой ногой, а знахарка плеснула на стволик молоком.

На второй день ветер снова задул с востока, разгоняя тучи. Влажная трава блестела, копыта застоявшихся коней выбивали из нее искристые снопики.
Знахарка вышла из избы, держа за руку Хирб-ити. На орчонке тоже была накидка из шкуры лесного оленя.
- Вроде бы земля стала тише ворочаться, - сказала она, затягивая потуже обмотки поверх замшевых штанов. – То горшки в печи плясали, а теперь только ложки по столу ползают… Возьми этого вертуна на коня, король Дагред. Оставь его одного - с избы верх скопает и свою болячку разбередит.
- Как же ты вернешься обратно – с ребенком? – нахмурился Макалаурэ.
- На закате дома будем. Только укажу вам дорогу.

Гара быстро и легко шла впереди Феанарионов. Сперва она то и дело сворачивала, обходя заросли и бурелом. Потом, оказавшись в чистом бору, повела прямо на восток. Тени еще не укоротились до полуденных, как она остановилась на берегу глубокого оврага, по которому тек ручей.
- Здесь и расстанемся. Садитесь, перекусим напоследок.
Из своей корзины она достала большую миску, четыре ложки и объемистую флягу. Быстро порезала копченое мясо, пучок лука и залила все это простоквашей. Вместо хлеба выложила посыпанные тминными семенами бурые лепешки.
- Дальше поедете вдоль этого лога. Берег до самой реки будет вот такой, не заросший. У воды посмотрите в кустах – там будет лодка привязана. Лошадей чуть придерживайте за повод – они переплывут. Сильные кони и сытые, справятся. На той стороне лодку тоже привяжите. О ней там знают. Кому понадобится сюда, перегонит. Дльше держите к холмам, а вдоль них – на юг. Если сразу не повезет никого встретить, то езжайте по дороге. Рано или поздно, а караван вам попадется.
Миска опустела.
Сунув Гирб-ити горсть сушеных ягод, Гара встала. Феанарионы тоже поднялись на ноги.
- Прежде чем расстанемся, отвечу на вопрос, который ты не решился задать, король.  Первая лекарка в нашем роду, от которой перешли ко мне мастерство и инструменты, жила за горами на западе. В земле лорда Колтена, настоящее имя которому Карантир. И она была иртха. Теперь езжайте. Я на обратном пути еще наперстянки пособираю. Да будет дорога ваша пряма и легка и да приведет она вас к цели!
Орчонок замахал вслед всадникам обеими руками.

До реки Феанарионы добрались уже в сумерках. Отпустив коней пастись, все же поискали обещанную лодку. Она действительно оказалась привязана к корню старой ветлы – низкая широкая плоскодонка, способная вместить шестерых. Две пары весел были запрятаны в дупле того же дерева.
- Нам с тобой снова невероятно повезло, Нельо. Не найди нас Гара, мы бы до сих пор сидели в том лесу… и нас могли найти совсем другие желающие.
- Те, кому так хочется сильмариллов, наплевали бы на все законы и запреты. Только вот стоит ли нам следовать ее советам и ехать по дороге на восток? Что-то мне кажется, что там нас и будут ждать.
- Станем держаться опушек и посматривать по сторонам. К осени доберемся до восточных склонов за Оссириандом.
- Ложись отдыхать, Кано. Если кто появится, кони его издали почуют.

Переправляться решили, когда над берегами еще держался легкий туман. Прихватили с собой и вторую пару весел. Маэдрос греб, стараясь не плескать лопастями. Певец намотал на руки повода обоих коней, помогая им держать головы над водой повыше. Чайки уже охотились на резвящуюся рыбешку, но к лодке не подлетали. Течение было несильным, потому выправлять снос удавалось без лишнего напряжения. И на другом берегу размытый след от киля нашли сразу. Чтоб дать обсохнуть коням, поднялись на первую террасу и отошли в сторону от места причаливания.
Пока лошади жевали брызжущую соком пойменную траву, перекусили хлебом и олениной.
Выше по берегу начинался лес, в котором липы и клены смешивались с редкими березами. По нему к реке изредка, но ходили. Ветки чуть задевали нолдор по головам, отводить их не требовалось. Всаднику же они хлестали бы и в грудь.
Эта едва заметная тропка спускалась в пологие овраги, огибала топкие низинки, снова взбиралась на водоразделы. На дне самых глубоких ложбин слышался отдаленный подземный гул. 
На ночь пришлось остановиться на прогалине в дубраве. Лошади недовольно нюхали лесную осоку. Зато Феанарионы устроили себе вполне приличные ложа из жесткого трехлистного орляка.
- Раз здесь ходят, то лес ничей, как говорила Гара, - заметил Макалаурэ, выдергивая пробку из фляги. – Никого мы тут своим пребыванием не рассердим.

На рассвете неподалеку завела было свою песню кукушка. Но после трех-четырех криков замолкала.
- Халадины уверяли, что эта птица отсчитывает годы, которые осталось прожить слушающему. К нам она что-то не щедра, Кано.
- Время ее уходит. Травы уже цветут.
- Я все же сомневаюсь, что нам стоит ехать на восток до холмов. Может, лучше держаться реки?
- По такому лесу с конями не проберешься. Так или иначе, а надо выбраться на открытое место.
- И с орками, пусть даже мирными, встречаться не хочется.
- И с людьми. И даже с квенди. Может давние здешние жители и не станут на нас охотиться, но все же…
- Все же здесь больше надежды уцелеть, чем в Амане. Даже если придется скитаться годами.
- Вот окажемся у дороги, построим себе дом на ветках, как дориатрим. И будем всю зиму высматривать мимоедущих!
Тихий смех не спугнул усевшуюся над их головами сову.

До опушки пришлось добираться еще полдня. Дальше пошли широкие поляны между высокими вязами над оврагами. Феанарионы настойчиво держались опушек и перелесков. На ночевки искали место в голове оврага, где густые кроны деревьев надежно рассеивали дым маленького костерка. Добывали в основном луговую птицу да собирали щавель, сныть, кислицу.
Мысли о том, что розыски своих могут сильно затянуться, становились все настойчивее. Конечно, зима за южной частью цепи Эред Луин вряд ли была намного холоднее, чем в Оссирианде. Но если до конца лассэлантэ не удастся никого встретить, придется позаботиться о жилье на холодные месяцы. И о новой обуви. Та, что на ногах, явно доживала свой срок. Если же попробовать снова перейти горы, то на розыски проходимого перевала точно уйдет остаток теплого времени года.
Как ни берегли Феанарионы свои болты, а древки иногда  ломались. Приходилось насаживать наконечники на сырые прутья, вставляя в расщепы найденные перья не только гусей, но и перепелов. Такими требовалось выцеливать очень тщательно – и все равно искать болт в траве. Однако рискнуть и купить на полученное весной серебро стрелы в попутной деревне не решились.

Лето уже подошло к середине, когда на горизонте засинели холмы. Приближались они медленно: ополье вокруг оказалось богато ручьями и речушками, через которые приходилось искать нетопкие броды.
Лес поднимался на две трети высоты этих пологих холмов, оставляя голыми верхушки. Старые буки, потеснившие прежние липы и клены показали, что на возвышенностях есть родники.  Феанарионы отыскали удобный подъем на ближний.
- Нельо! – Макалаурэ, отпустив каракового пастись, встал на колени. – Смотри сколько земляники! Уже бока закраснели!
Старший тихо засмеялся и, спешившись, ослабил подпругу на гнедой. Пока он сощипывал по ягодке, Певец отыскал в сакве пустой берестяной туес – наложенное в него щедрой Гарой топленое сало давно кончилось. Теперь сосуд быстро наполнялся белыми, чуть закрасневшими сбоку ягодами.
Вечером, накидав жирного коневника и лохматых листьев борщевика возле серого букового ствола, они пили кипяток с раздавленной земляникой.
- Скоро, между прочим, День Урожая, - заметил Старший, привалившись к теплой коре.
- Давай вот тут и отпразднуем. Соли, правда, почти не осталось. Зато вон там еще и костяника растет. А борщевика вообще полным-полно. Так что у нас есть и фрукты, и овощи.
- Давай! Ту пару куропаток, что сегодня подстрелили, костяникой и набьем – соли меньше потребуется. Лошади заодно наедятся – трава здесь как раз для них.

Приготовить праздничный обед было делом недолгим. Ариэн взобралась на макушку дневной дуги – очищенные дудки борщевика уже были разложены на листьях конского щавеля, а Макалаурэ сбивал рукояткой кинжала глиняную корку с горячих птичьих тушек. Вместо виноградного вина в котелке разваренные ягоды земляники с листочками незацветшей еще душицы. Расседланные кони уже попаслись в свое удовольствие и даже покатались по траве, разминая спины.
- Что же, Кано, - Маэдрос сидел на куче привядшей травы, поджав набок ноги. – Мы выполнили то, что должны были. Действительно, земля чуть слышно урчит под ногами, как разомлевший кот, а не грохочет. Это лето не станет последним для здешних земель. И что бы не случилось дальше – сделанного никто не в силах отменить.
- Даже если нас и впрямь выследят – сильмариллы им не выцарапать из земли и Моря! Слава отцу нашему Феанаро! Слава королю Финвэ! Слава нашим братьям и дружинам!
- Слава народу нолдор!
Высоко над холмом, резко ударяя крыльями, пролетел сокол.

Наутро ветер переменился, подув с запада. Седлавший свою гнедую Старший вдруг насторожился и потянул носом.
- Кано… Тебе не кажется, что пахнет морской водой?
Макалаурэ тоже глубоко вдохнул.
- Да. Солью и йодом… И даже чуть гниющими водорослями. Откуда ? Не мог же ветер перенести этот запах через горы?!
Маэдрос сосредоточенно смотрел себе под ноги.
- Получается, что Эред Луин раскололо. И если я не спутал ориентиры, то как раз через Долмед.
- Так раскололо, что морской залив прошел через предгорья до самых здешних равнин?
- Получается, что гонхиррим мы тут не встретим. Придется ехать дальше на юг.
- Может, и Оссирианда уже нет… Успели ли Тельперинкваро с Руингалом увести народ? Если там творилось то же самое, что и на северной части хребта…
- Тельпе сообщал, что нашел хорошие дороги на восток. Пора ехать.
Старший говорил уверенно, но Макалаурэ почувствовал, как в душе того снова растеклась серая печаль.
- Кого-нибудь обязательно найдем, Нельо! Еще ведь и Эрейнион не захотел уплыть.
Маэдрос молча повел коня по затравеневшей промоине к подошве холма.

Спешить теперь не хотелось. Ехали шагом, огибая подошвы холмов, ночевали тут же, у стекающих с них ручьев. Западный ветер не утихал, неся запах катастрофы.
Впрочем, слабая надежда еще оставалась. Даже там, в полузатопленном и полувыжженном Таргелионе они встречали живых. Да и приезжавшие в Форменос молодые эльфы говорили, что корабли строятся в Оссирианде. Значит, там хотя бы некоторое время можно было жить…
Но хадоринка рассказывала о сплошных завалах в лесах!..
Да, но стекающие с гор реки могли помочь пройти сквозь погибающий лес. У Тьелпе точно были большие лодки… И тут на память приходили языки селей, срывавшихся на зеленые когда-то земли Морьо. Огромные скалы, откатившиеся от предгорий на полдня пешего пути. Стойбище, выморенное подземными газами.
Они сделали все, чтоб остановить катастрофу. Но слишком поздно…
- Если не сможем никого отыскать до зимы – пойдем к местным авари, - вдруг резко произнес Маэдрос.  – Мечи мы не потеряли и не разучились воевать и работать.

Едва поднявшись на отрог холма, Феанарионы увидели серую извилистую черту, пересекавшую луга и нырявшую за следующую возвышенность.
Дорога выглядела хорошо натоптанной. Но стоило ли задерживаться возле нее?
- Переночуем здесь. Только воду найдем.

С рассветом пришел туман, чуть пахнущий Морем. Феанарионы остались на своем лагере, пока взошедшая Васа не высушила плащи и потники.
Сухой запах отцветающих трав в середине дня развеял соленую горечь. Кони неспешно шли рядом, помахивая хвостами. Макалаурэ, стараясь не тревожить задумавшегося Старшего, посматривал по сторонам. Если взлетит куропатка, половина ужина будет готова. Хотя лучше бы это оказалась дрофа – одной хватит на двоих…
Певец первым заметил движение на дороге.
- Нельо!
Маэдрос быстро глянул в ту же сторону и повернул коня к темным рябинам на опушке дубравы.
Поднимая пыль высокими колесами, с запада двигались четыре фургона под кожаными наметами. А впереди, на высоконогих конях ехали двое. И под полуденными лучами  посверкивали серебром восьмиконечные звезды на рукавах их курток…
Караковый приподнял передние ноги, почуяв неуверенно прижатые колени всадника. А потом сорвался с места за гнедой.
Всадники услышали стук чужих копыт. Один из них повернул голову, чуть вскидывая ее – совсем как Курво. Несколько мгновений смотрел на скачущих от холмов. А потом метнулся им навстречу.

[Эстелин]

Вот маршрут Феанарионов.

[Krakodil]

"- Укажем. Но сначала… - меч вылетел из ножен. – Верните сильмариллы!"
Я очень извиняюсь за мой французский, но моей первой реакцией было: "да ты [*****лся]?!"

Волчик! Все это офигенно прекрасно и офигенно же печально. Особенно когда на карту взглянешь.

Но несколько слов подправить бы.  

[Эстелин]

Я очень извиняюсь за мой французский, но моей первой реакцией было: "да ты [*****лся]?!"

Моей примерно тоже. И быстро обматываю предплечье левой руки чем-нибудь достаточно толстым. Чтоб подставить под укус.

Все это офигенно прекрасно и офигенно же печально.

Ну, ведь живы. и Тельпе нашли. Правда, появились перед ним истощенными, оборванными и изрядно грязными. Почти как Берен. Но в отличие от этого великого героя не утратили в скитаниях оружия, мозгов и чести.
А печальное там все впереди. Скажем, понятно, какой будет судьба местных народов. Сперва, конечно, будут жить потихоньку. А потом, когда Добро окрепнет, все пойдет согласно плану.

Особенно когда на карту взглянешь.

Это еще не отображены на ней более южные территории. Гелион же в море впадал.

Но несколько слов подправить бы.

Какие? Я для того тут вперед и выкладываю, чтоб править.

[Krakodil]

И быстро обматываю предплечье левой руки чем-нибудь достаточно толстым. Чтоб подставить под укус.

Чей укус?  

Ну, ведь живы. и Тельпе нашли.

Ну...

А печальное там все впереди. Скажем, понятно, какой будет судьба местных народов. Сперва, конечно, будут жить потихоньку. А потом, когда Добро окрепнет, все пойдет согласно плану.

Дело не в Добре. Эльфы и люди на одних территориях действительно не уживутся, именно из-за того, что у эльфов по причине бессмертия другой подход к жизни (у эльфов стабильная численность, им не нужно, как людям, постоянно изыскивать новые ресурсы). Эльфам действительно либо огораживаться в своих эльфятниках, либо жить где-то на другом континенте, куда людям в принципе нет доступа. Ну, либо всех людей истребить, но это технически невозможно.
Люди и эльфы в одной Арде - это действительно дурная идея, и из всех затей Эру Илуватара самая наихудшая.

Какие? Я для того тут вперед и выкладываю, чтоб править.

Та тут неудобно. Я уж привыкла на фикбуке через ПБ стучать. Да как обычно, специальные термины и отчетливо иностранные слова в таких текстах смотрятся чужеродно. "Парирование", например - хотя его вряд ли на что-то заменишь. Но "экономный" заменить вполне можно. Ну и очепятки водятся, и слово "холщовый" пишется через "о".

"Нам сообщили, что вы похитили два сильмарилла и бежали с ними из Амана" - тиресно, кто сообщил, а главное, зачем. То есть, я, конечно, догадываюсь, зачем, но зачем это зачем? Чисто счеты свести?  

[Эстелин]

Чей укус?

Вопрошающего, естественно. Потому что нормальный такое требование вот так, посреди дороги - да еще переплывшим на скорлупке океан, не задаст.

Люди и эльфы в одной Арде - это действительно дурная идея, и из всех затей Эру Илуватара самая наихудшая.

Вот он, наверное, и внес правку: убрать всех эльфов в параллельное пространство. А валар уже от себя начали сортировать: кого в Мандос, а кого на 101 километр.

"Нам сообщили, что вы похитили два сильмарилла и бежали с ними из Амана" - тиресно, кто сообщил, а главное, зачем.

Кто сообщил. Манвэ всеблагой, естественно. У него же вон, авиапочта есть. колдовством прибрать к рукам ценности не удалось. Поскрипел тыквой король Арды, вспомнил, что Моргота физикой и техникой лупцевали. И передал команду той же физикой и техникой отнять. И переправить обратно в Аман. Ведь с самого начала Эонвэ заявил, что "свет сильмариллов уйдет на Запад, откуда явился". А Эонвэ явно не тот элемент, чтоб проявлять подобную инициативу. Заранее имел инструкцию с самого верха.
Возможно, имел так же указания и самих наследников создателя в Аман доставить.

Чисто счеты свести?

Во-первых, сильмариллов хочется. Есть ведь в них нечто, на что у валар ни мозгов, ни сил не хватает.
Во-вторых, скребет по печени, что у кого-то есть что-то, чего нет у них.
Наверняка Манвэ с остальным коллективом свято верит, как и наша Йуля, что Феанарионы сильмариллы будут в каком сейфе хранить. Никому не показывать, только время от времени сейф открывать и над сокровищем по часу-полтора в сутки чахнуть.
Может потом-потом, через пару геологических эпох, до валар дойдет, что они пытались присвоить инструменты непонятного назначения.
А пока что они желают вернуть уникальные вещи. И Феанарионов. Живыми или сразу в Мандос - без разницы.

 

[Krakodil]

Вот он, наверное, и внес правку: убрать всех эльфов в параллельное пространство.

Но тогда возвращение в Средиземье заведомо обреченная идея. Я о том и говорю.

Кто сообщил. Манвэ всеблагой, естественно. У него же вон, авиапочта есть. колдовством прибрать к рукам ценности не удалось. Поскрипел тыквой король Арды, вспомнил, что Моргота физикой и техникой лупцевали. И передал команду той же физикой и техникой отнять. И переправить обратно в Аман.

К этому времени уж должен был знать, что сильмариллы один в воде, а другой неизвестно где.

Во-первых, сильмариллов хочется. Есть ведь в них нечто, на что у валар ни мозгов, ни сил не хватает.

Так был у них уже один - и что? Вон в небесех летает. И зачем? Ну, с валарской т.з.. Ну вот получили они сильмарилл - и? Для чего все это было нужно?!  

[Эстелин]

Но тогда возвращение в Средиземье заведомо обреченная идея. Я о том и говорю.

Феанарионы об этом пока что не догадываются. У них же валинорское образование. И они учились на "отлично", что можно заметить хотя бы по их клятве. Они до сих пор всерьез верят, что всеведающий Эру создал их как своих детей и поселил в мире, специально для них сотворенном. Что в этом мире они - хозяева, а валар - зажравшаяся администрация. Что остальные разумные тоже созданы всеблагим Эру для житья в этом мире, и надо с ними заводить продуктивные отношения.
Тем более, вон сколько сил и жизней положили, чтоб восстановить в Арде разумный порядок. вроде как исправить косяки валар и начать следовать изначальному плану Папы.
Для того, чтоб понять, что они все, вся их раса - лишние, надо еще много шишек набить. Да и деваться им из Внешних земель некуда. В том параллельном пространстве валар сидят.

К этому времени уж должен был знать, что сильмариллы один в воде, а другой неизвестно где.

Канон гласит, что особого согласия между валар не было. Вон, Ульмо оппозицию из себя строил, Ниенна тоже "союз солдатских матерей" и "мемориал" изображала. Вон, в сцене с Эарендилом Манвэ не то демонстрирует, не то разыгрывает неведение на тему "как этот бес сюда пролез".  Хотя, казалось бы, должен был знать, чей парус ветер надувает. Может, ответственные за сферы воды и земли не доложили шефу о событиях. Или сами не сообразили еще, что происходит.

Ну, с валарской т.з.. Ну вот получили они сильмарилл - и? Для чего все это было нужно?!

А как им, властителям, пережить, что у кого-то есть нечто, которого у них самих нет?
Вот, получат и повесят над тронами - чтоб видящие благоговели.
 

[Krakodil]

Феанарионы об этом пока что не догадываются. У них же валинорское образование. И они учились на "отлично", что можно заметить хотя бы по их клятве. Они до сих пор всерьез верят, что всеведающий Эру создал их как своих детей и поселил в мире, специально для них сотворенном. Что в этом мире они - хозяева, а валар - зажравшаяся администрация. Что остальные разумные тоже созданы всеблагим Эру для житья в этом мире, и надо с ними заводить продуктивные отношения.

Но за 300 лет проживания бок о бок все-таки должны были догадаться и сообразить, несмотря на какое бы то ни было образование.

Тем более, вон сколько сил и жизней положили, чтоб восстановить в Арде разумный порядок. вроде как исправить косяки валар и начать следовать изначальному плану Папы.

А кто может сказать, в чем именно этот план заключается?

Да и деваться им из Внешних земель некуда. В том параллельном пространстве валар сидят.

Вот от этого-то и печально. Что податься им по сути некуда.

А как им, властителям, пережить, что у кого-то есть нечто, которого у них самих нет?
Вот, получат и повесят над тронами - чтоб видящие благоговели.

Один уже получили - чо ж не повесили?  

[Эстелин]

Но за 300 лет проживания бок о бок все-таки должны были догадаться и сообразить, несмотря на какое бы то ни было образование.

Все это время война шла. Нолдор были лидирующей, цивилизацию формирующей расой. И на фоне этой войны дело выглядело как раз так, что они, эльфы, в этом мире самый необходимый элемент. Почувствовать, что они не вписываются в систему существования можно было только после того как люди достаточно расплодятся, повысят свой производственный уровень до эльфийского.  И начнут просто вытеснять остальные расы.
О том, что они в Арде не нужны, первыми должны были догадаться авари. Тем более, что они-то явно отставали в темпах развития ото всех остальных.

А кто может сказать, в чем именно этот план заключается?

В том и дело, что никто ничего толком и не говорил. Излагалось нечто расплывчатое, сводимое к двум блестящим неопределенностям "дом Детей Эру" и "все будет к славе моей". Громко, но бестолково.

Вот от этого-то и печально. Что податься им по сути некуда.

Получается не дом, а клетка.

Один уже получили - чо ж не повесили?

В руки, очевидно, не давался. Но все же в небе он как бы исключительно валар принадлежит. поскольку самолетов и комплексов "Куб" еще не изобрели.

[Krakodil]

О том, что они в Арде не нужны, первыми должны были догадаться авари. Тем более, что они-то явно отставали в темпах развития ото всех остальных.

Тогда бы они могли приняться истреблять людей. Ну а что делать-то?

В том и дело, что никто ничего толком и не говорил. Излагалось нечто расплывчатое, сводимое к двум блестящим неопределенностям "дом Детей Эру" и "все будет к славе моей". Громко, но бестолково.

Ну так и как кто-либо может начинать следовать плану Эру, если никто даже не знает, в чем конкретно этот план заключается?

Получается не дом, а клетка.

Вот и я о том же.  

[Эстелин]

Тогда бы они могли приняться истреблять людей. Ну а что делать-то?

Так в сказках "добрый народ" не так уж добр. И людям настоятельно рекомендуется избегать с ним контактов. Как бы те не были красивы, музыкальны и богаты. Встреча с эльфами радости и долголетия не сулит. Правда, случаются и исключения.

Ну так и как кто-либо может начинать следовать плану Эру, если никто даже не знает, в чем конкретно этот план заключается?

Ну как же! А заявления валар о том, что те создали из некоей Музыки именно Дом Детей Эру? И пророчество Намо (которое потом было перешито в легенду Аданели и в Атрабет Финрода и Андрет). Опять же рассуждения о свободе воли этих папиных детей и их праве по своему разумению украшать Арду. На основе этих абстракций и были выстроены представления о некоем папином Замысле. Ведь разумный не может не размышлять о будущем и о смысле своего существования.
А был ли Замысел и сам Папа, уж точно никто не знает. О его существовании сообщили лишь валар. Правду сказали, нет ли - не проверишь.
но жить без цели ни одно существо с развитым мозгом не может.

[Флер де Лис]

Интересно, как знахарка живет одна в глуши и никого не боится? Мол, у неё нечего красть?
И откуда разбойники узнали про сильмариллы?
Видно, такова доля всех долгих и долго пишущихся произведений - конец весьма отличается по духу от начала. Начали за упокой, а кончили за еще больший упокой, но уже другой по духу. Ибо ощущение от финала у меня такое, что мне надели на голову кастрюлю с холодной водой.

Люди и эльфы в одной Арде - это действительно дурная идея, и из всех затей Эру Илуватара самая наихудшая.

Чтобы все были равно обижены: вторые будут завидовать первым, что одним все, а другим ничего. А потом так обидят первых, что их обиды ерундой покажутся. Все в этом мире сделано плохо, и чтобы всем было плохо.