Но я продолжу вдоль по главе.
И вот после этого нелепого и неправдоподобного момента Берегонд говорит следующее:
"Yet, Master Peregrin, we have this honour: ever we bear the brunt of the chief hatred of the Dark Lord, for that hatred comes down out of the depths of time and over the deeps of the Sea. Here will the hammer-stroke fall hardest. And for that reason Mithrandir came hither in such haste. For if we fall, who shall stand? And, Master Peregrin, do you see any hope that we shall stand?"
"Все же, мастер Перегрин, у нас есть эта почесть: всегда мы выдерживали тяжесть главного удара Темного Повелителя, ибо та ненависть исходит из глубины времени и над глубинами Моря. Здесь удар молота упадет тяжелее всего. И по этой причине Митрандир пришел сюда в такой спешке. Ибо если мы падем, кто устоит? И, мастер Перегрин, видишь ты какую-либо надежду, что устоим мы?"
А вот тут все вполне себе логично!! И, блин, опять совершенно не вяжется с предыдущим неправдоподобием. Если принять как за верное, что Берегонд говорил только что, что-де для всех царств и не одни мы, бла-бла-бла, то с чего вдруг он делает поворот на 180°, и опять у него вся война Саурона сводится к войне с Гондором?
А без этого неправдоподобного предыдущего пассажа все совершенно логично и объяснимо: корсарский флот где-то там подходит с юга, мы ждем помощи от рохиррим, потому что сюда придется самый тяжелый удар, и если мы падем, то кто устоит. А ведь действительно больше некому. Захоти Саурон двигаться дальше на Запад - кому ему там сопротивляться?
И да, как бы ни был Берегонд уже привычен к мысли о том, что вот оно сейчас начнется, он не из дерева и не из камня. Он не может не нервничать по поводу предстоящего и не испытывать никакого страха и сомнений. Конечно, его вопрос, обращенный к Пиппину, более риторический, чем Берегонд взаправду ждет какой-то объективности. И максимум, на что Берегонд рассчитывает, это некие слова ободрения. Не потому, что Пиппин какой-то авторитет по этой части, а просто потому, что Берегонду хочется услышать что-то подобное вообще от кого-нибудь. Поддержка нужна всем.
Пиппин не отвечает. Он перебирает в памяти всякие страхи, пугается, дрожит, а тут и назгул где-то там в небеси пролетает, и Пиппин бледнеет и к стене припадает. И на вопрос Берегонда "что это было?" (Берегонд, кстати, отнюдь не вздрагивает, хотя присутствие назгула вполне себе сечет) Пиппин начинает впадать в тихую истерику:
"Yes,’ muttered Pippin. ‘It is the sign of our fall, and the shadow of doom, a Fell Rider of the air".
"Да, - пробормотал Пиппин. - Это знак нашего падения и тень судьбы/рока, Ужасный Всадник в воздухе".
Так же, как и Фродо у Парт Галена, Пиппин не соображает, что в доме повешенного о веревке говорить не следует. Но здесь его осуждать и не за что. Ибо кто такой Пиппин? Болван Тук, сопливый еще хоббит с насквозь мирной, безопасной и беспечальной жизнью в анамнезе. Возможно, до Пиппина вот только сей момент дошло, где он оказался, что конкретно тут происходит и что вот-вот произойдет. Естественно, что он боится, боится просто до трясучки в коленках.
Вот знаете, конкретно здесь, в этом эпизоде Пиппин ведет себя нормально, и поведение его само по себе отторжения не вызывает, и я бы даже преисполнилась к нему сочувствием (к Пиппину, а не к поведению). Ну в самом деле, вот так вот оказаться в городе накануне прежестокой битвы, исход которой крайне сомнителен - это определенно причина для паники и падения духом. Но в тот самый момент, когда я уже собралась Пиппина пожалеть, я вдруг вспомнила, как он вел себя в Изенгарде - и, блин, мое сочувствие умерло на корню. Нашему изенгардскому мародеру теперь самому предстоит немножко побывать в противоположной шкуре, и оказывается, что это совсем не так весело, как гыгыкать над Саруманом, запертым в Ортханке. Правда, Пиппин именно об этом и не думает, а жаль.
"Yes, the shadow of doom,’ said Beregond. ‘I fear that Minas Tirith shall fall. Night comes. The very warmth of my blood seems stolen away".
"Да, тень судьбы/рока, - сказал Берегонд. - Я боюсь, что Минас Тирит падет. Ночь приходит. Самая теплота моей крови кажется исчезнувшей".
Нет, назгул тут совершенно ни при чем. Это вполне понятная и естественная, без всяких назгулов объяснимая реакция Берегонда на происходящее вокруг него. Пока все бегали-готовились и приводили в боеготовность все, что только можно, все были заняты, и всем было не до размышлений. И сам Берегонд вон отправлял семейство куда-то подальше - конечно, все эти сборы, суета, бытовые заботы, прощания - это отвлекало и разбавляло предчувствие главного. А теперь все приготовления закончились, и осталось одно только ожидание, и оно грызет, грызет, грызет...
Некоторое время они молчат. Потом Пиппин соображает, что солнце по-прежнему светит, а назгул таки убрался, и малость воспрядает духом:
"It is passed,’ he said. ‘No, my heart will not yet despair. Gandalf fell and has returned and is with us. We may stand, if only on one leg, or at least be left still upon our knees".
"Это прошло, - сказал он. - Нет, мое сердце еще не отчаивается. Гэндальф пал и вернулся, и с нами. Мы можем стоять, хотя бы на одной ноге, или, по крайней мере, оставаться на коленях".
Пиппин быстрее приходит в прежнее состояние, потому что вообще легкомысленнее и потому что хоббит (типа, считается, что это такая у них прочность характера, хотя, по-моему, у них просто не задерживаются мысли ни о чем, кроме еды и т.п.), и потому что сам по себе болван Тук. Он вообще к жизни относится шибко легко. К тому же он-то хоть и боится, но не знает, чего бояться. Всех военных действий он видел только в Изенгарде, но и там издали и в темноте, и с другой стороны, что немаловажно. И находясь среди энтов, которые, в отличие от людей, практически неушибаемы, не могущие быть ранеными и т.д. То, что Пиппин мог со своей колокольни видеть в Изенгарде, было очень стерильно по сравнению с тем, что будет здесь. Вдобавок здесь он чужой. Будь местом действия сейчас его родной Шир, Пиппин смотрел бы на дело совсем под другим углом. Но все-таки Пиппин перестает ужахаться и говорит что-то ободряющее, и за это ему таки спасибо.
"Rightly said! ’ cried Beregond, rising and striding to and fro. ‘Nay, though all things must come utterly to an end in time, Gondor shall not perish yet. Not though the walls be taken by a reckless foe that will build a hill of carrion before them. There are still other fastnesses, and secret ways of escape into the mountains. Hope and memory shall live still in some hidden valley where the grass is green".
"Правильно сказано! - воскликнул Берегонд, поднимаясь и шагая туда-сюда. - Нет, хотя все вещи должны прийти совершенно к концу в [свое] время, Гондор еще не погибнет. Ни хоть бы стены были взяты безрассудным врагом, который построит холм падали перед ними. Есть все еще другие укрепления и секретные пути бегства в горы. Надежда и память будут жить в какой-нибудь скрытой долине, где трава зеленая".
Наконец-то и Берегонду удается отыскать что-то положительное. Ну да, даже если все будет хуже некуда, но мир не рухнет и конец света не настанет. Может, еще кто-то да выживет, может, пересидим как-нибудь, вернемся и навтыкаем. В общем, вдруг да выкрутимся как-нибудь. Погодим пока заранее самоотпеваться.
