Дорога была не длинной и не короткой. Пара часов пути пологими холмами – и вот впереди показалась просторная плоская котловина. Ее пересекала широкая полоса деревьев, чуть дальше под солнцем серебрилось водное зеркало – озеро или изгиб реки. На краю котловины, у северо-восточного склона, раскинулось поселение – широкий круг из пары десятков продолговатых шатров, крытых тускло поблескивающей кожей. Каждый окружали навесы из такой же кожи, растянутые на деревянных столбиках, а с задней, обращенной наружу стороны к шатрам примыкали жердевые загородки. Некоторые были пусты, в других ходили или стояли кони.
На краю становища провожатый спешился, бросив повод на землю, и сделал братьям знак подождать, а сам направился внутрь. Его вороной повел ушами и принялся почесывать зубами правую бабку. Должно быть, входить в становище с конями не полагалось. Братья тоже соскочили с седел, взяв на всякий случай своих коней за поводья покороче. И вовремя. Эльдаколло и Оросул всхрапнули и наклонили головы – от ближнего шатра появились две собаки. Они напоминали пастушеских собак синдар. Но если те были косматыми, то эти одеты плотной, жесткой на вид шубой. Короткоухие головы с массивными челюстями, широченные груди и тяжелые серповидные хвосты создавали общее впечатление спокойной мощи. Ростом они уступали разве что Хуану.
Псы посмотрели на приехавших, широко зевнули, показав клыки длиной в мизинец, и вернулись под свой навес.
Отсутствовал табунщик недолго. Вернулся он в сопровождении девицы в коротком синем платье поверх багряных штанов. Голову ее украшала повязка с серебряными подвесками, но для названой сестры Ягишны девица выглядела слишком легкомысленно. Наверное, это была одна из прислужниц. Провожатый распрощался, вскочил в седло и поехал прочь. Прижав руку к груди и поклонившись, девица обратилась к Феанорингам длинной звучной фразой. Это, очевидно, было приветствием, и братья поклонились в ответ.
- Идайнал, - сказала девица, показав на себя.
Может быть, это было ее имя или прозвище, или звание. После такого следовало представиться самим, и братья так и сделали, ограничившись только амилессэ, чтобы девице легче было запомнить. Она продолжила говорить, показывая на степь, изображая жестами езду на лошади и путь солнца по небу до горизонта.
- Кажется, нам хотят сказать, что та, кто нам нужна, уехала и вернется только вечером, - сделал вывод Карантир.
Так же знаками девица пригласила следовать за собой. Ведя коней, Феаноринги обогнули приблизительно четверть становища. Один из просторных загонов был пуст. Девица опустила наземь концы двух жердей, освобождая проход, и братья ввели коней внутрь. В загоне стояла поилка, полная хорошей воды, в углу был устроен камышовый навес, дававший тень.
Идайнал ушла, но недалеко. Можно было видеть, как, стоя под навесом, она отдает распоряжения двум прислужницам. Те поглядывали на гостей с любопытством.
- Похоже, - говорил Карантир, водя щеткой по блестящей конской шкуре, - здесь никто нас не понимает. А что мы будем делать, если окажется, что и эта названая сестра тоже не знает по-нашему? Станем объясняться жестами, как первые квенди с Оромэ? Интересный получится разговор.
Они уже заканчивали, когда трое мужчин принесли большие охапки свежей травы – на корм коням.
- Вот и травка есть пощипать, - сказал Келегорм своему Эльдаколло. – Будешь ждать меня тут. Забор не ломай, жерди не грызи, ни на кого не нападай.
Идайнал уже ждала снаружи. Теперь она повела их в проход между шатрами. Густо заросшая муравой середина становища была пуста и свободна. Один из шатров выделялся своей величиной, все его кровли были багряными. Рядом с ним на высоком шесте с поперечной перекладиной колыхалось длинное синее полотнище с изображением золотой змеи. По всей вероятности, тут и жила названая сестра Ягишны.
Обиталище для братьев оказалось здесь же. Пространство под боковым навесом с трех сторон загораживали растянутые полотнища тонкого войлока, образуя большую комнату. Свет проникал туда из-под кровли, отчего в комнате царил полумрак. Весь пол внутри был застелен цветным ковром. Казалось неправильным ступать на него сапогами, в которых только что ходили по лошадиному загону, и Келегорм невольно остановился на пороге. Угадал он верно – Идайнал одобрительно закивала и показала, что обувь нужно снимать. Потом она ушла, оставив братьев осваиваться в новом жилище.
Под ковром похрустывал толстый слой сухой травы или камыша. Вдоль стен с трех сторон лежали три тюфяка, покрытые тканью, кожаные валики в изголовьях и шерстяные узорчатые одеяла.
- До заката еще часов семь, - сказал Карантир. – Хозяйки нет дома, и развлекать нас, похоже, никто не собирается.
- А как? – отозвался Келегорм. – Мы не понимаем их, а они нас. А объясняться знаками утомительно.
- Я не об этом, а о том, что сидеть здесь столько времени скучновато. И жарковато.
В самом деле, хоть войлочные стенки не доходили до земли, оставляя зазор, через который сквозил ветерок, комната казалась весьма душной.
- Так открой дверь, - сказал Куруфин. – Полотнище же отодвигается.
Карантир попробовал так и сделать, но тяжелая материя упорно возвращалась на прежнее место. На нижних углах нашлись две петли, однако непонятно было, к чему их крепить. Карантир как раз пытался связать их вместе, когда за спиной кто-то хихикнул. Две девицы, пришедшие с большими медными подносами, смотрели на эту возню.
- Да, такой я бестолковый эльда, - проворчал Карантир. – Для чего это?
Девицы понимающе закивали, что-то сказав. Принесенная еда очевидно предназначалась гостям. Карантир любезно придержал дверное полотнище, пропуская девиц в комнату. Те, ловко сбросив остроносые туфли, поставили подносы, потом одна торопливо ушла, а другая принялась показывать, как управляться с жилищем. Загадочные петли цеплялись за поперечный шест под самой кровлей навеса, поднимая и складывая дверь вдвое. Такие же петли имелись и на стенках – их можно было крепить к боковым шестам на разной высоте, по отдельности или все сразу, если хотелось впустить внутрь больше ветра и воздуха. Тут вернулась первая и принесла низенький деревянный столик на гнутых ножках. Девицы расставили блюда, чаши и кувшин и с поклоном удалились.
- А жестами объясняться очень даже можно, - сказал Карантир.
Кушанье оказалось жареными кусочками разных бараньих внутренностей с душистыми травами. К нему полагались тонкие пресные лепешки. Все это следовало съесть побыстрее, пока не остыло и не зачерствело.
- Лука сюда не хватает, - говорил, жуя, Карантир.
Куруфин отвечал:
- Где они сейчас его возьмут? Разве что зеленый растет где-нибудь в степи.
В кувшине было кислое молоко, разбавленное водой.
- К приезду хозяйки надо будет переодеться, - сказал Келегорм. – А перед тем я бы не отказался помыться. И есть же здесь настоящее мыло, можно наконец-то постирать вещи как положено. Раз уж мы в кои-то веки в поселении, этим надо пользоваться.
Куруфин выглянул наружу. Насколько хватало глаз, затихшее становище выглядело пустым. Послеполуденный зной казался осязаемым.
- По-моему, в самую жару они просто спят. – Куруфин подавил зевок. – И это очень мудро. До вечера еще далеко, времени хватит на все.
Заложив руки за голову, он растянулся на тюфяке и закрыл глаза. Под приподнятыми полотнищами свободно гулял ветер, навевая прохладу и необоримую лень…
Проснулись все трое через пару часов. Вся посуда была уже убрана, только кувшин с напитком из кислого молока стоял на подставке.
- А мы даже не услышали, - сказал Карантир.
- Жара пошла на убыль, - потянувшись, сообщил Куруфин. – Теперь можно и прогуляться.
Келегорм провел пятерней по волосам, словно только сейчас с удивлением заметил, насколько они отросли.
- Только сначала спросим разрешения.
Зайдя под навес спереди шатра, братья с удивлением обнаружили, что вход расположен в паре футов от земли, и к нему ведет приставная, в четыре широкие ступени, лесенка. Келегорм постучал в резной столбик.
«Можно ли нам походить вокруг и посмотреть?» - принялся изображать жестами Карантир. «Конечно, конечно», - закивала в ответ Идайнал и спустилась к братьям, явно намереваясь их сопровождать. Сама она, однако, пути не указывала, предоставляя гостям идти куда хочется.
Неловко было прогуливаться в обществе особы, объясняться с которой можно только знаками, но все же постепенно братья привыкли к ее присутствию. Становище по-прежнему казалось необитаемым, только в тени одного из навесов две молодые женщины ткали узорную тесьму и негромко напевали, третья крутила веретено. Заметив чужеземцев, они чуть наклонили головы, приложив руку к сердцу. Должно быть, таково было здешнее приветствие.
- А очагов нигде нет, - заметил Карантир, когда они покинули становище. – И на задах только стойла. Где же готовят еду?
- И жилища эти, – Келегорм повел взглядом по сторонам, - мы думали, что это просто шатры, а они на колесах.
- И верно. Выходит, это такие огромные телеги, и они должны быть на трех осях. Неужели в них запрягают лошадей?
- Скорее, все же быков. Потому что лошади…
С этими словами Келегорм застыл на месте. Мимо них мужчина вел в поводу коня.
Золотисто-рыжий, тонконогий, с высоким крупом, этот скакун держал шею так же круто, как лесные олени. Под тонкой шкурой переливались мускулы, поверх которых сеткой выступали жилы. Шерсть будто светилась собственным светом. Конь был поменьше валинорских скакунов Феанорингов, но словно выточен из бивня морского зверя. Редкая тонкая грива была сострижена почти начисто, и это придавало еще больше сходства с ожившим изваянием. Скошенный в сторону пришельцев глаз был не по-конски светлым.
Должно быть, восхищение Келегорма было настолько очевидным, что мужчина остановился, похлопал свого красавца по плечу и улыбнулся Феанорингам вроде бы с гордостью. Келегорм замялся, досадуя на незнание языка. Сделал несколько шагов навстречу и, ладонью указав на чудо-лошадь, взглядом спросил разрешения. Хозяин в ответ улыбнулся шире и кивнул. Келегорм был предельно вежлив.
- Ну, красавец, ты не против познакомиться со мной поближе?
Молодой жеребец вздернул было уши, развел их добродушно и понюхал открытую ладонь. На лбу и между ноздрями у него оказались проточины, такие же белые, как «носочки» на всех четырех бабках. Глаза, почти золотые в черных ресницах, смотрели весело и задорно. Келегорм погладил необычно нежную шкуру плеча и шеи, чувствуя, как под рукой перекатываются мускулы. Конь в ответ пожевал губами его ухо и фыркнул в макушку. Хозяин кивнул, хлопнул ладонью по высокой холке и посторонился. Не ожидавший такого предложения, Келегорм взглянул вопросительно, сам похлопал уже переступающего на месте коня и, получив подтверждение, одним толчком взлетел на неширокую спину.
Присогнув шею, конь пошел мелкой игривой рысцой.
Ощущение теплой конской спины и упругих мышц под коленями вместо подушек и жестких крыльев седла вдруг вытолкнуло из памяти валинорскую юность. Тогда они с друзьями подманивали на лугах пасущихся коней и на свой страх и риск забирались на них. Непугливые скакуны терпели на себе всадников и даже некоторое время подчинялись тычкам их пяток. Но все же нужно было угадывать правильный миг, чтобы спешиться самому, а не полететь в траву… Сдвинув колени, Келегорм чуть подался вперед. Толчок всеми четырьмя копытами – и прянули назад потоптанная трава, удивленный пес, выглянувший откуда-то слева. Едва успевали взлетать испуганные кузнечики, сгибаться стебли лилового огневика – а всадник уже пронесся, почти не взбивая пыли. Попалась старая, заросшая осокой промоина – и тоже сгинула позади, одоленная одним высоким прыжком. Стоило едва дотронуться пяткой до гладкого бока – конь повернул, огибая становище тем же стремительным бегом. Вблизи шатров Келегорм отклонился назад, сообщая коню, что побегали достаточно. Тот перешел на рысь, потом на шаг, мотая головой: «Как хочешь, а я бы еще не против порезвиться».
- Ветер! – выдохнул Келегорм, спешившись. – Морьо, у тебя лучше всех получается объясняться знаками, скажи ему, что это не конь, а ветер.
- Как я, по-твоему, покажу ветер? Давай лучше скажу про птицу.
- Да, тоже можно.
Хозяин осматривал своего легко дышащего коня и одобрительно покачивал головой, глядя, как Карантир машет руками, изображая крылья.
- Но вот под латником он долго не выдержит, - заметил Карантир, закончив немой разговор. – Щуплый он какой-то.
- Да, мой Эльо, может, на первой лиге и отстанет, - согласился Келегорм. – Но на третьей настигнет, а на четвертой далеко обойдет.
Куруфин только усмехнулся:
- Вам хочется быть в этом уверенными.
Вздохнув, Келегорм проводил взглядом чудного коня.
За становищем луговина упиралась в деревья, те самые, которые братья видели еще издали. Здесь на утоптанной и чисто выметенной площадке были устроены несколько обложенных камнями очагов. На самом большом сейчас потихоньку кипел котел, из которого можно было бы накормить и три десятка едоков. Очевидно, пища тут готовилась сразу на все становище. Под одним камышовым навесом была сложена утварь, под другим у стола хлопотали две девицы, споро стуча ножами, и парень месил в кадке тесто. Это выглядело донельзя странным – у нолдор все было бы наоборот, да и никто в Белерианде не слыхивал, чтобы хлебом занимались мужчины. Все трое в свою очередь с улыбкой кивнули гостям и перекинулись несколькими словами с их провожатой.
По соседству с очагами возвышался глиняный купол с отверстием на вершине. Внутри горел огонь – такова была здешняя печь. С краю площадки лежала куча нарубленного хвороста. Рядом над расстеленной тканью вились яшмовые бабочки: там, накрытые легкой кисеей, сохли множество белых шариков, скатанных как будто из теста, и половинки ярких оранжевых плодов – такие в изобилии росли на невысоких колючих деревьях, разбросанных по степи, братья встречали их не раз, но не знали, что плоды эти годны в пищу.
Еще дальше возвышались несколько небольших шатров – на этот раз самых обыкновенных, островершинных и стоящих прямо на земле – окруженных особенно высокой травой. И совсем в отдалении сушились растянутые на рамах бараньи шкуры.
- А, вот оно что, - сказал Карантир. – Все, от чего дым, запах или грязь, отодвинуто от становища. Умно устроено.
От кухни вниз под деревья вела тропинка. В тени царила приятная прохлада. Чернели стволы старых дубов, вязы толпились в окружении подлеска. У подножия растрескавшейся известковой скалы бил родник, вода лилась по деревянному желобу, журчала, прыгая по камням, пока не добиралась до речушки на самом дне балки. Там берег порос живучей гусиной травкой, и были устроены сбитые из толстых жердей мостки.
Братья напились и умылись. Вода оказалась на удивление холодной, даже дрожь пробирала. Вытираться пришлось просто ладонью, и в это самое время сверху прибежал парень и начал что-то говорить. Идайнал выслушала и повернулась к братьям, предлагая идти за ней.
- Кажется, приехала та, кого мы ждали, - сказал Куруфин.
Он был прав. Стоило подняться обратно к кухне, как Идайнал показала на вечернюю степь и одинокого всадника. Конь шел неспешной рысью, явно сам выбирая дорогу. Всадник выглядел необыкновенно рослым, но потом братья поняли, что это из-за высокой шапки.
В становище они оказались почти одновременно: едва братья успели подойти к большому шатру, как в проход напротив ступил золотисто-рыжий конь. Должно быть, если и тут и существовало правило не вводить лошадей в становище, к правительнице оно относилось не всегда. Стоявшие у шатров жители приветствовали ее поклонами, и она отвечала им легкими кивками. Рубаха ее, отделанная по вороту и рукавам блестящим золотом, странным образом переливалась по складкам оттенками синего. Голову венчала остроконечная шапка, тоже расшитая золотом и украшенная на макушке перьями белой цапли. На широком поясе висел кинжал в убранных бирюзой ножнах, из чехла за плечом торчал длинный и тонкий гриф странной лютни. К седлу справа был прикреплен колчан с налучьем. Удивительно было видеть широкий, в золотых накладках, ошейник на конской шее. Он никак не мог служить защитой и не помогал управлять конем. Наверное, это было просто украшение, как и красная кисть под недоуздком.
Всадница остановила коня у самого входа в свое жилище. Узкое высоколобое лицо было величественно и почти угрожающе красиво. Феаноринги поклонились.
- Говорите, чужеземцы. Я понимаю ваш язык. – Она произносила синдаринские слова медленно – очевидно, сначала мысленно подбирая их.
Ответил ей Келегорм:
- Здравствуй, правительница этих степей. Мы – эльдар Белерианда, - он назвался сам и назвал братьев, - и едем издалека и далеко. Сегодня мы встретили пастухов табуна коней и, хоть и не поняли слов друг друга, но все же узнали, чьих лошадей они пасут. Пастух проводил нас сюда, потому что есть у нас знак от твоей названой сестры.
- Я буду рада принять таких гостей. Зовите меня Ибри-Арани. – Имя подходило ей как нельзя лучше, хотя наверняка означало что-то другое.
Она спешилась и заговорила с Идайнал, видимо, отдавая ей какие-то распоряжения, потому что та слушала и кивала. Потом Идайнал снова потянула братьев за собой и несколько раз повела ладонью вокруг лица.
- Ага, теперь, похоже, будем мыться, - сказал Карантир.
Купальнями оказались те небольшие крытые буровато-желтыми кожами шатры неподалеку от кухонь. Они стояли в кружок, входами наружу, а в середине круга из высокой и сочной травы торчала макушка камышового шалашика. Идайнал откинула полотнище входа, приглашая внутрь, и ушла, оставив гостей самих заботиться о себе. Внутри все было просто. По сторонам от двери – низкие плетеные скамейки для одежды и прочих вещей; на плетеных же подносах – масляная лампа, мыло и зеленой глазури кувшинчик. В кувшинчике оказался отвар мыльного корня. Весь пол устилал толстый слой тростника, и прямо на тростнике стояли два больших ушата с водой и еще несколько полных ведер. Вода в них была холодная, а в ушатах горячая, но не обжигающая.
- Похоже, ее греют на солнце, - догадался Куруфин.
- Само собой, - сказал ему Карантир. – Где бы они взяли столько дров? А солнца тут хоть отбавляй.
Даже изо дня в день купание в речках не могло сравниться с настоящим, как положено, мытьем. Окатившись, они старательно намылились и с удовольствием терлись шерстяными ветошками, а потом обливались снова, и все повторялось. Вода уходила сквозь тростник, но луж под ногами не хлюпало – наверное, по незаметной канавке в полу все стекало наружу, в яму, накрытую камышом.
Неширокие полотенца были из беленой крапивной ткани. Обуваться в сапоги снова не хотелось, да это оказалось и не нужно – для гостей приготовили мягкие кожаные туфли, которые легко было надеть и легко снять.
Обсыхать окончательно братья ушли к себе под навес. Через стенку шатра доносился шум каких-то хлопот.
- Готовят прием, - вполголоса заметил Карантир.
Келегорм откинул волосы со лба и произнес с сожалением:
- Еще слишком короткие, чтобы заплетать.
- Так попроси ножницы, - сказал ему Карантир. – Стригут же тут чем-то овец.
- Хочется выглядеть принцем нолдор, а не полудиким пастухом.
К вечеру становище оживало. Звучали голоса, слышалось ржание коней. Совсем близко, позади шатра Ибри-Арани тоже фыркали и всхрапывали лошади, лилась в поилки вода. Жители ходили между шатрами, кто-то нес тяжелые кожаные мехи, кто-то занимался мелкой работой под навесами, кто-то явно закончил дневные дела и готовился ужинать. Феаноринги исподволь разглядывали обитателей. Высокие, черноволосые и смуглые – то ли от солнца, то ли по самой своей природе - несомненно, все они тоже были из айнур. Казалось странным, что женщины здесь предпочитали штаны, и только две или три носили платья. Длинные рукава явно были не в обычае, а многие обходились без рукавов вовсе. Женщины заплетали волосы в четыре косы, а мужчины закручивали большой узел на затылке. Украшения же – перстни, серьги и короткие литые ожерелья – все любили одинаково, и это тоже было в диковинку.
Стемнело. Луна еще не взошла. В становище зажигались огоньки светильников – никто пока не спешил в шатры, предпочитая вечернюю прохладу под навесами. Рядом послышались шаги, в комнату братьев заглянула Идайнал и произнесла, тщательно выговаривая:
- Прошу пожаловать к моей госпоже.
Пространство внутри шатра разгораживал занавес тонкой белой шерсти. Позади него, наверное, был спальный покой. Пол застилал разноцветный ковер, какого братья еще не видели, – не вышитый и не тканый, а пушистый, будто шерстинки встали дыбом. У стен, обтянутых узорчатым войлоком, стояли сундучки и поставцы, ярко и затейливо расписанные. Однако от изобилия красок не рябило в глазах. Наоборот, убранство шатра делало его похожим на шкатулку с самоцветами, которыми хотелось любоваться подольше. По левую сторону от входа висели луки в налучьях и колчаны со стрелами, украшенные полосами чеканного золота, и длинные, свернутые петлями плетеные кнуты. Правую же стену занимали разные необычные лютни и совсем непонятный инструмент, похожий на угловатую, трех футов длины, доску со множеством натянутых струн.
Горели масляные лампы. Перед низким столиком сидела Ибри-Арани. В приглушенном свете вязко поблескивало золото на ее руках и груди, сплетались в венце две золотые змеи, поддерживая цветок ириса. Спускавшиеся из-под венца косы были столь длинны, что концы их лежали на ковре. Ибри-Арани указала братьям на их места. Однако устроиться на подушках оказалось не так-то просто. Карантир попробовал усесться так же, как хозяйка, – положив левую ногу на ковер, а правую поставив на него пяткой. Но колено торчало уж очень непривычно высоко. Ибри-Арани чуть улыбнулась и едва заметным движением век показала на Куруфина, скрестившего ноги калачиком.
Служанка подала кувшин с высоким узким горлышком, Ибри-Арани наполнила четыре чаши беловатым напитком. Поверхность его заметно пенилась. Карантир первым поднял чашу и, поклонившись хозяйке, осушил до дна мелкими глотками. Келегорм и Куруфин пили залпом, не доверяя необычному кисловатому вкусу.
Едва поставив чашу, Келегорм протянул Ибри-Арани платок:
- Наш путь лежал через земли леди Ягишны, и мы были ее гостями в день солнцеворота. При расставании она дала нам это как знак, на случай, если мы встретим кого-нибудь из твоего народа.
Любуясь вышивкой, Ибри-Арани сказала:
- Да, могло выйти так, что вы проехали бы всю степь от края и до края и не встретили никого. Однако наши пути пересеклись, и я вижу в этом добрую примету.
Теперь на столике появились деревянные чаши с горячим бульоном и блюдо с пирожками из тонкого полупрозрачного теста, слишком большими, чтобы поместиться в ложке. Впрочем, ложек все равно не дали. Украдкой косясь на Ибри-Арани, Келегорм подхватил один пирожок, откусил, чуть запрокидывая голову, – и не напрасно: мясная начинка была полна сока. Это было необыкновенно вкусно, и блюдо быстро опустело. Следующим кушаньем было мясо, тушеное в кислых сливках. Его тоже полагалось есть руками, помогая себе кусками лепешки. Красновато-желтая подливка была приправлена уже знакомыми жгучими зернами. Наконец принесли отвар из оранжевых плодов и пирожки, начиненные душисто-горьковатыми орешками и медом. Ибри-Арани жестом отпустила служанку, и это означало, что теперь настало время для беседы.
- Сказали мне, - начала хозяйка, - что ты, благородный Келегорм, проехался на одном из наших коней.
- Он поистине дивный! – Келегорм даже поспешил поставить чашу на столик. – Я никогда не видел таких и не представлял, что такие бывают. Наверное, он мог бы догнать тех горбоносых коз, которые пасутся в этих степях.
- Эти, как ты говоришь, козы – самые быстрые из всех, кто бегает на четырех копытах. Их может схватить только… - Ибри-Арани помедлила, подбирая слова, - большая пятнистая кошка. Такие живут в степях далеко отсюда. Они быстрее всех, кто бегает по земле. Но наши кони уступают только этим двоим.
- Однако в том табуне, что мы встретили за холмом, ни одного такого чудо-коня не было.
- То обыкновенные лошади. Для молока, кож и мяса, для повозок и другой работы. Мы обмениваем их на зерно. А кони чистокровной породы не знают табуна. У каждого из них свой хозяин. Он растит их с первого дня. Они предназначены только для скачки. Они в большой цене, и за них платят золотом.
- Неудивительно, - сказал Келегорм. – Знай я о таких конях, и я бы не пожалел золота и не считал бы цену чрезмерной.
- Скажи, госпожа, - вступил в разговор Куруфин, - как называются эти черные жгучие зерна, которые были в кушанье? Мы уже пробовали их в доме твоей названой сестры, и они нам понравились, но мы не знаем, что они такое. Они растут в ваших краях?
- Это зилиби. Не знаю, как это будет на вашем языке. Их привозят издалека. Они делают еду вкуснее.
- Мы видели дороги в степи, но, кажется, ни одна из них не ведет к этому становищу.
- Это не диво. Мы стоим на месте несколько недель, может быть, месяцев, а потом уходим. И возвращаемся не раньше, чем через три года, чтобы земля отдохнула от нас. Мы не успеваем делать дорог.
- Кто же делает их?
- Торговцы. Ведь мы не можем возить с собой всё, что нужно на три четверти года. Это было бы тяжело. Но есть приметные места в степи, которые легко найти. В известное время торговцы бывают там, и кто-то от нас тоже приходит туда. Мы отдаем лишний скот, коней и кожи и берем взамен соль и зерно, и железные вещи, и разные другие, которые бывают нужны в кочевье. Передаем вести в другие становища, сами получаем их. Это ведь приятно. Еще добытчики соли ездят этими дорогами. Соль нужна всем.
Удивительно было слушать о землях, существование которых Феаноринги только смутно предполагали. Эти айнур вели кочевую жизнь, переходя со своими стадами с места на место, а осенью оставляли степи холодным дождям и отправлялись на юг, где дожди были теплыми. Где-то там на зеленой равнине стоял их город – «Белый город на вашем языке» – в котором, чтобы провести зиму, собирался народ множества кочевий, и Ибри-Арани была их правительницей. В город прибывали торговцы и привозили с собой все, что душе угодно, от вещей поближе и попроще до диковин из еще более далеких земель. Это было время праздников, встреч, торга и разных дел. А потом кочевники начинали разъезжаться вслед за новой травой, и на три четверти года Белый город пустел. В нем оставалась едва ли десятая часть прежних обитателей – тех, кто предпочитал заниматься ремеслом и разводить сады. Среди них, как ни странно, было немного квенди – по всей вероятности, авари. Порой они приходили в числе торговцев, и некоторые со временем оседали в городе насовсем.
- А далекие земли, откуда привозят разные вещи, – кто там живет?
- Народ айнур и народы квенди.
Куруфин спросил о смертных, и в голосе Ибри-Арани скользнула сухая, как змея, неприязнь:
- Мы знаем о них, но не пускаем их в наши земли. Хотя это нелегко.
О наугрим сюда доходили только смутные слухи – вроде бы те обитали где-то очень далеко на востоке, а об орках названая сестра Ягишны не слышала ничего, кроме имени.
- Похоже, мы выбрали поселиться в далекой глуши на отшибе, - сказал Карантир.
Ибри-Арани чуть улыбнулась:
- Это ближе к истине, чем к неправде.
- Насколько же велика Арда? – спросил Келегорм.
Ибри-Арани задумалась.
- Наверное, - сказала она через некоторое время, - если бы ваша дорога лежала по одной только летней степи, так что у вас и ваших коней всегда были бы вода и пища, и вас ничто бы не задерживало, то отсюда вы ехали бы почти год, чтобы добраться до конца этой земли на востоке, на краю великого моря. Но на самом деле – много дольше. Потому что на пути будут реки и озера, и густые леса, болота и могучие горы с высокогорьями, там холодно даже летом и трудно дышать. А на юге и востоке за великим морем есть еще другие земли, и есть Аман, откуда вы родом. Арда очень велика.
Это ошеломляло. К этому надо было привыкнуть. В свою очередь, братьям тоже было что рассказать – ведь Ибри-Арани никогда не бывала в Валиноре и теперь хотела знать о нем. Она внимательно слушала о валар, Древах и их гибели, и сильмариллах, в которых одних теперь сохранялся свет.
- И мы пришли во Внешние Земли вслед за Моринготто, желая отомстить ему и вернуть то, что принадлежит нам, - закончил рассказ Келегорм.
- Что ж, если вы хотите победить его, то едете правильной дорогой. И добьетесь желаемого, если вам будет удача. Хотя ваш главный враг не Моринготто.
- А кто же?! – воскликнул Келегорм, перебивая. – Валар?
Ибри-Арани только покачала головой. Ясно было, что она все равно не скажет. Келегорм умолк.
- Этот враг вам не по силам. Даже мы с трудом сдерживаем его.
- Что же, значит, у нас нет никакой надежды справиться с ним?
- У вас есть надежда помочь справиться с ним. Но будущее зыбко.
Было уже за полночь, когда разговор понемногу подобрался к делам насущным.
- А что находится дальше на юг и восток от твоих земель, высокородная Ибри-Арани? – как бы невзначай полюбопытствовал Куруфин.
- Та земля, которую вы ищете, - ответила та, снова улыбнувшись одними уголками губ.
- Мы слышали о ней странные вещи.
- Неудивительно. Ведь земля эта действительно странная.
- Не случалось ли тебе там побывать?
- Этого нельзя. Если бы я оказалась там, то уже не могла бы выбраться. Но я не раз видела ее издалека. Однако мой рассказ будет вам ни к чему, потому что вы, может быть, увидите эту землю другой. Это зависит от того, как вы туда попадете. Помните: внимательный и рассудительный сумеют отыскать правильный путь.
- Даже если встретят владычицу той земли?
- Нет. Тут все будет по воле судьбы.
- Кажется, эта владычица очень ужасна. Это действительно так?
- Она могущественна, - коротко ответила Ибри-Арани.
- Пусть не обидят тебя мои слова, высокородная, но значит ли это, что она могущественнее тебя или названой твоей сестры?
- В правде нет обиды. Да, все так и есть. Если бы я и названая моя сестра, и другие собрались вместе, тогда только с трудом мы сравнялись бы силами с ней.
- Если она настолько сильна, вы не боитесь, что она нападет на вас?
- Нет, - покачала головой Ибри-Арани. – У нее есть все, что ей нужно, в ее земле. Хотя мы помним время, когда сил у нее было меньше. И мы хотели бы, чтобы снова стало так.
- Не буду спрашивать, тот ли она враг, о котором ты говорила. Ведь ясно, что особа столь могущественная не станет беспокоиться и самим нашим существованием.
- Если проницательность не изменит тебе, успех вашего похода почти предрешен.
С польщенным видом Куруфин наклонил голову, не забыв положить руку на сердце, как, должно быть, велел здешний обычай. На несколько мгновений разговор затих. Потом Келегорм обратился к хозяйке:
- Нет ли чего-нибудь в той земле, высокородная Ибри-Арани, что мы могли бы привезти тебе?
Она медленно повернулась к нему.
- Почему ты спросил?
От неподвижного пристального взгляда Келегорму стало не по себе. Но сказанные слова нельзя было вернуть назад, и он собрался с духом, чтобы ответить как ни в чем не бывало:
- Твоя названая сестра говорила о диковинах той земли, которые дороже золота и самоцветов, и мы обещали привезти их ей, если встретим. Может быть, там есть что-то, что будет приятно получить тебе?
Ибри-Арани отвела взгляд и задумалась, полуприкрыв веки и став похожей на прекрасное изваяние. Келегорм осторожно перевел дыхание. Братья ждали, не шевелясь. Наконец она словно очнулась от раздумий и снова посмотрела в лицо каждому, но теперь это опять была радушная хозяйка. Она взяла пирожок, разрезала его пополам, потом вынула ножиком всю начинку и передала ее на блюдце Келегорму, оставив себе тестяную оболочку.
- Вряд ли мы свидимся на вашем обратном пути.
Карантир спросил вдруг:
- Скажи, высокородная госпожа, правду ли говорят в Валиноре, что все в мире предпето?
Длинные серьги Ибри-Арани едва заметно качнулись.
- Будь все предпето, и будущее было бы известно. А будь оно известно, разве беседовали бы мы сейчас здесь?
Становище просыпалось рано. Над холмами еще золотилась заря, а десяток девиц с пустыми мехами у седел уже поскакали в степь. Жители выходили из шатров, переговариваясь. Слышался глухой скрежет жерновов. Ветерок донес едва уловимый запах дыма – кто-то разводил огонь в кухне.
В знак того, что и они уже не спят, Келегорм откинул боковую стенку, и вскоре им принесли воды для умывания и завтрак – кашицу из толокна с густыми топлеными сливками.
Собираться было недолго – уложить и отнести седельные сумки под навес, на всякий случай осмотреть коней.
- Пойдем попрощаемся с хозяйкой, - сказал потом Келегорм.
Ибри-Арани вышла им навстречу. Вслед за ней по ступенькам спустились две прислужницы с деревянными блюдами в руках. На одном были четыре чаши и фигурный кожаный сосуд, на другом несколько коробочек.
- В дальнем пути мешает любая лишняя вещь. Потому на прощанье возьмите то, что может вам пригодиться.
Она открыла коробочку из тисненой кожи и вынула оттуда три стальных кольца. Кольца выглядели весьма необычно – они были незамкнутые и имели странный выступ, похожий на лепесток. По лепестку бежали завитки, выложенные золотой всечкой. Похожее сейчас было на большом пальце Ибри-Арани, и разглядев это, Келегорм, а за ним и остальные надели кольца так же – украшенным лепестком внутрь.
Другие коробочки Ибри-Арани брала по очереди и передавала их Келегорму: две медных и серебряную, и еще одну побольше, из твердой кожи и очень увесистую. Потом она сама налила из сосуда в чаши то же пенистое молочное питье.
- На добрый путь и счастливое возвращение!
Повторяя движение владычицы, братья стряхнули оставшиеся в чашах капли на землю и наклонили головы, прощаясь. Идайнал кивком позвала их за собой к загону.
Братья уже выводили оседланных и навьюченных коней, когда снова увидели Ибри-Арани. Она подъехала к ним в сопровождении четырех девиц. Рога луков, торчащие из налучий, и длинные ножи на поясах намекали, что девицы искусны не только в верховой езде. В остальном они выглядели нисколько не воинственными – их синие и золотистые одежды не походили на доспехи, а головы венчали не шлемы, а уложенные косы.
- Я провожу вас немного.
Эльдаколло, раздув ноздри, всхрапнул в сторону коня Ибри-Арани. Тот только горделиво повел ушами.
Девицы предупредительно взяли у братьев поводья вьючных коней и приотстали, не мешая гостям ехать рядом с хозяйкой.
- Таких украшений я никогда не видел, - говорил Келегорм. – Почему их носят так, самой красивой частью внутрь?
Ибри-Арани посмотрела на него с некоторым удивлением.
- Это кольца лучников. Они нужны при стрельбе, чтобы палец не натирало тетивой.
Келегорм взглянул на свою ладонь, прикидывая, а потом сказал с еще бо́льшим удивлением:
- Но как?
- Разве у вас их не знают? Или вы обходитесь вовсе без них?
- Конечно, - отвечал Келегорм, словно о чем-то само собой разумеющемся.
- Как же вы стреляете?
Келегорм чуть повел левым плечом и соскочил с коня. Двумя пальцами натянул на правую руку хранившуюся в устье колчана перчатку. Вытащив лук из налучья, зажал между коленями и накинул петельку на рог. Не удержался и тронул пальцем волосяную тетиву – та отозвалась коротким звоном.
Вскочить обратно на рослого Эльдаколло, не касаясь стремени и с луком в руке, было делом привычным. Тут же пальцами правой зацепить стрелу точно за древко между оперением, вытащить длинным движением вверх и бросить на большой палец левой руки, держащей лук, одновременно упирая пятку в тетиву.
Короткий щелчок по перчатке – в полусотне шагов свалился колючий стебель, увенчанный растрепанным пурпурным цветком.
- Вот так, - сказал Келегорм. – Но в случае чего можно иногда обойтись и без перчатки,
Внимательно смотревшая на это Ибри-Арани кивнула и только подняла ладонь, и тут же одна из девиц соскочила на землю, вытащила из налучья при седле владычицы лук, натянула тетиву. Ибри-Арани не глядя взяла лук и стрелу, положила древко под острием на чуть отогнутый большой палец левой, а правой захватила тетиву. Большой палец с кольцом оказался между указательным и средним, а тугое блестящее плетение уперлось как раз в нижний край кольца. У отрога балки росла дикая яблонька, и на макушке ее висело несколько плодов. До нее от всадников было шагов сто. Легкий скрип рогов – стрела упала по крутой дуге за деревом на расстоянии двух конских прыжков.
Другая девица тотчас подскакала туда и, свесившись с седла ниже стремени, подхватила древко с алыми перьями. Феаноринги издали увидели надетое на стрелу яблочко.
Келегорм согнул свой лук и попробовал натянуть тем же странным способом. Указательный и средний пальцы привычно прижались друг к другу, не желая пропускать к тетиве лишний. Нахмурившись, Келегорм все же повторил хват и огляделся в поисках цели. Полусотней шагов левее яблони виднелся высокий стебель мальвы, густо усаженный бледно-розовыми цветами.
«Разжать пальцы одновременно… Как если бы держал что-то в щепоти и решил уронить…Раз, два… три!».
Стрела воткнулась на половине расстояния до цветка, да еще и отклонившись в сторону шагов на пять. Келегорм тут же выдернул вторую, стиснув зубы, сосредоточился на кончиках пальцев. Не может же он совсем оплошать, не справиться с такой ерундой как разжать щепоть!.. И снова стрела оказалась в стороне, правда, вдвое ближе к цели.
Келегорм выхватил следующую, привычно натянул лук двумя пальцами. Срезанная мальва мягко упала, а догадливый Карантир уже ехал к ней, уверенный в успехе выстрела. Вернувшись, подал цветок владычице, а подобранные стрелы брату.
- Нам следует поучиться стрелять и так.
- Время у вас будет.
Все сильнее пахло разогретой полынью и шалфеем, ломающимся под копытами. В небе, опираясь широкими крыльями на слабый ветерок, медленно кружил коршун.
На вершине следующего холма Ибри-Арани остановила коня.
- Здесь мы расстанемся. Пусть сопровождает вас удача! – Ибри-Арани наклонила голову и после ответного поклона пустила своего коня шагом в обратную сторону. Феаноринги приняли у девушек поводья и тронулись рысцой по зрелым травам.
Куруфин тоже надел кольцо на большой палец и в задумчивости рассматривал безупречно пришлифованное к стали золото.
- Наверное, в такой вещице есть смысл, когда приходится стрелять в сильную жару. Перчатка намокает от пота, начинает морщиться и даже крутится на пальце. С кольцом такого не произойдет.
- Встреча за встречей, - сказал Карантир. – Когда вернемся домой, мы отболтаем языки, рассказывая о путешествии. Как вам эта очередная айну?
Келегорму живо припомнилась вчерашняя беседа.
- И в самом деле айну. Я было подумал, что ненароком ляпнул что-то, чего не следовало говорить, и что нам придется плохо. Недаром она носит венец со змеями.
- Да уж. Интересно было бы знать, что такое ты зацепил невзначай.
- И они едят лошадей, - добавил Келегорм, не скрывая отвращения. – Надеюсь, хотя бы нас этим не накормили.
- Нет, - сказал Карантир, - мы ели баранину и еще какую-то дичину. Может быть, мясо этих горбоносых коз.
- Хоть на том спасибо. Как они могут одних коней чуть ли не носить на руках, а других есть как обычную скотину?! При том, что у них должно быть полным-полно любого другого мяса.
- Может, вкус нравится. И та шипучая штука, которую мы пили, - она из кобыльего молока.
- С чего ты взял?!
- По вкусу понял. Это вы в своем Химладе были неженки, - добавил Карантир, глядя, как Келегорма передернуло, - а мне на проезжей дороге чего только пробовать не довелось. Кобылье молоко истерлинги мне и Нельо подносили. Они его пьют, только свежим, а не кислым. Тоже едва не выплюнул.
- Лучше бы выплюнул.
- Да, теперь вижу, что это было бы лучше. А тогда кто знал.
- А ты что скажешь обо всем этом?
- Что конское мясо я бы как-нибудь переварил, - ответил Куруфин. – Вообще сказать можно многое. Если начать с того, что попроще, – Ибри-Арани тоже не настоящее имя. Вернее, я думаю, не имя вовсе.
- Откуда ты знаешь?
- Слышал, как к ней обращались обитатели становища. Они тоже называли ее так или просто Ибри. Вряд ли здесь такие безыскусные нравы, чтобы называть правительницу одним только именем. Поэтому Ибри-Арани – это что-нибудь вроде «милостивая госпожа» или «высокородная леди». А имя ее осталось тайной.
- И она не любит смертных. И не скрывает этого.
- Ну и что? – сказал Келегорм. – Я тоже их не люблю. Нет, не поэтому, - тут же повернулся он к Куруфину, - а вообще. С самого их появления от них не было ничего, кроме беспокойства. Тингол не зря не пускал их к себе. И Финдэ тоже – вроде бы всячески приветствовал, а на деле держал их от себя подальше. Потому что весь род смертных неверный и предательский. Только из-за их измены мы проиграли битву. Эльдар никогда бы так не поступили. Даже самые последние авари не осмелились бы сделать такое. И если все смертные провалятся сквозь Арду на исподнюю сторону, я сожалеть не буду. И вы тоже не будете.
- Да, после этой битвы трудно относиться к ним по-другому. Но никуда не денешься – они уже есть.
- А кто тот враг, о котором говорила Ибри-Арани? – спросил вдруг Карантир.
Куруфин взглянул на него с интересом:
- Ты вспомнил об этом, потому что мы говорили о смертных?
- Нет, просто так пришло на ум. Хотя… Если не Моринготто и не валар, то кто? Какие-то неведомые чудища вроде Унголиант, которых мы еще не видели?
- Где же тогда они? Чего ждет наш главный враг? Пока нас совсем не останется?
- Орки? – предположил Келегорм.
- Это входит в состав «Моринготто». Не сам же лично он с нами воюет.
- Тогда… кроме людей, больше некому.
- Или это что-нибудь неодушевленное, – сказал Карантир. – Дождь, солнце, молния, время…
- И как Ибри-Арани намеревается с ними бороться? – спросил Куруфин.
- А как она намеревается бороться с людьми?
- Понятия не имею. Откуда мне знать?
- Эти речи мне совсем не понравились, - сказал Келегорм. – Таким нас кормили в Валиноре перед уходом: «никогда и ни за что вам не победить никого из валар, будь вы даже втрое сильнее, чем вы есть». И вот теперь мы на другом конце мира, а нам поют те же песни.
- Мне это тоже не нравится, - сказал Куруфин, - однако с правдой не поспоришь – айнур действительно способны делать что-то, чего не можем мы.
- Но сильмариллы сделал наш отец, а все айнур, вместе взятые, способны только их отнимать.
- И еще мы можем создавать себе подобных, - добавил Карантир, - а айнур этого не могут. По крайней мере, без нашего участия.
- Похоже, есть еще одно дело, где айнур без нас не обойтись, - сказал Куруфин. – То, по которому мы едем. И еще мне понравилось, как она улыбается. Я бы тоже хотел так уметь. Ага, - добавил он некоторое время спустя, - а вот и моя стрела.
Братья остановились. Куруфин спешился, вернул стрелу в колчан, потом достал «провожатого» и, как всегда тщательно, определил направление.
- Можем продолжать путь.
***
- Посмотрим, что внутри?
- Готов спорить, ничего волшебного, - сказал Куруфин, пока Келегорм доставал из сумок подаренные коробочки. – Все положенное колдовство нам уже выдали. - Он умолк.
- Договаривай, раз начал, - сказал Карантир.
- Все очевидно. Яга описала все подробности лишь в самых общих словах. Нужные советы и вещи мы получили только от Ягишны – но встреча с ней была неизбежна. Если мы отправились в путь и благополучно выбрались из леса, мы неминуемо должны были оказаться в ее владениях вблизи ее дома. А вот встреча с Ибри-Арани уже никак не была такой определенной. Мы могли встретиться с ней в этой необъятной степи, а могли и нет. Значит, все необходимое нам должны были сказать или выдать раньше. Поэтому я и не расспрашивал Ибри-Арани о дальнейшем пути. Лишние расспросы явно ни к чему. Так что больше колдовства нам не дадут.
- Сейчас узнаем, насколько ты прав.
Кожаная коробочка была на совесть прошита мелкими стежками, бока и крышку украшали вытисненные узоры. Внутри лежала соль – крупная и белая.
- Что-то такое я и подозревал, - сказал Келегорм. – По весу было понятно.
- Да, здесь самое малое полтора фунта, - согласился Куруфин. – Это ценно. Своя у нас почти вся вышла, а нам еще ехать обратно.
Медные коробочки вмещали наполовину меньше, чем кожаная. В одной были те самые зерна зилиби, темно-коричневые и сморщенные; в другой – сухие светло-зеленые жильчатые плоды, формой и размером похожие на крупные древесные почки. Они тоже пахли резко и пряно, их запах чуть-чуть напоминал хвою. Серебряная же, самая маленькая коробочка оказалась полна красно-оранжевыми волоконцами, источающими душный и сладкий аромат. Некоторое время братья рассматривали и нюхали эти диковины.
- Чего только нет на свете! – вымолвил наконец Карантир. – А сколько мы еще не видели и даже не знаем, что оно есть.
- Давайте не будем их трогать, - сказал Келегорм и закрыл коробочки. – Лучше привезем это домой. Покажем остальным и распробуем как следует.
- А что нам там еще дали? – с этими словами Карантир принялся изучать припасы, которыми их снабдили в становище Ибри-Арани. Хм! – фыркнул он чуть погодя.
В мешочках побольше лежала пшеничная мука, а в других, что поменьше, – те уже виденные белые шарики величиной с орех. Карантир вытащил один и понюхал. Потом попробовал надкусить. Шарик оказался неожиданно твердым, и зубы оставили на нем только слабую отметину. Карантир хмыкнул и взялся за нож, однако даже так расковырять шарик стоило изрядного труда.
- Соленый, - сообщил Карантир, пытаясь разжевать кусочек. – Не пойму, то ли сыр, то ли творог. Но он просто каменный.
- Может, его надо класть в воду? – сказал Келегорм, тоже гоняя во рту обломок непонятного шарика. – И тогда он сделается мягче? Потому что есть его просто так невозможно.
- Надо попробовать. Зачем-то же его такой сделали. А что будем делать с мукой?
- Печь хлеб, - сказал Куруфин. – Что же еще?!
- Я сам ни за что бы не догадался, - тут же ядовито отозвался Карантир. – А ты умеешь?
- М-да…
- Вот тебе и «м-да».
Келегорм сказал не очень уверенно:
- Для хлеба вроде бы нужна закваска. У нас ее нет.
- Для пресных лепешек она, по всей видимости, не нужна, - возразил Куруфин. – Иначе почему бы их называли пресными?
- Значит… Вода, еще что-нибудь… Если хлеб пекут в каждом дворе, вряд ли это очень сложно.
- Тогда пеки, раз это просто, - сказал Карантир.
- Не-не-не. Я и так каждый день поставляю мясо к общему столу, с меня взятки гладки. Давай ты, Курво.
- Почему я?!
- Ты же у нас Искусный. Не просто же так отец дал тебе такое имя.
- Ну, хорошо, - произнес Куруфин зловеще. – Я испеку. Только есть это придется вам.
Он копнул пальцем муку, растер ее в щепоти, как будто прикидывая, а потом взял оба котелка и принялся пересыпать муку из одного в другой, что-то отмеряя палочкой. Покончив с этим, он велел Карантиру идти за водой, но непременно с фляжкой. Келегорм следил за этими непонятными священнодействиями с интересом. Получив требуемое, Куруфин все по той же палочке отмерил какое-то количество воды в пустой котелок, вылил ее в котелок с мукой и принялся размешивать ложкой.
- Что это? – спросил Карантир, глядя на итог его усилий.
Содержимое котелка больше всего походило на густую замазку.
- Я смешивал в пропорции как для строительного раствора.
- Ты собрался печь или строить?
Куруфин пожал плечами:
- Надо же от чего-то отталкиваться. Может, оно тоже загустеет со временем.
Они немного подождали, но тесто густеть не желало.
- Его месят руками, - сказал Келегорм. – Я видел. Добавь еще муки.
- Сам знаю, - буркнул Куруфин, кинул в котелок пару ложек муки и запустил туда пятерню.
Вязкая масса облепила все пальцы клейкими сосульками и не только не хотела отваливаться – наоборот, она норовила взобраться повыше, так что скоро захватила руку почти до запястья. Но Куруфин продолжал подсыпать по одной ложке, размеренно и невозмутимо, словно все шло по-задуманному.
- Я бы давно взбесился, - пробормотал тихонько Карантир.
Куруфин отвечал:
- Я и бешусь.
- Незаметно.
- Хочешь, чтобы было видно?
Карантир посмотрел на него, на котелок, на раскинутый лагерь…
- Нет, не хочу.
- Тогда молчи.
Все же мало-помалу мучная слякоть уплотнилась, стала похожа на гончарную глину и перестала липнуть. Куруфин скатал ее в ком и сказал:
- Более тестяным тестом это уже не сделается. Теперь это надо печь.
- А в чем? – спросил Келегорм. – У нас нет печки. Не земляную же копать.
- Об этом надо было думать прежде, чем что-то делать, - сказал Карантир.
Они вспомнили о тонких лепешках и попытались испечь их в котелке. Но раскатывать тесто тоже было нечем и нечем было смазывать котелок. Вдобавок к холодному дну тесто прилипало намертво и подгорало, а распределить его по раскаленному было невозможно. Тогда попробовали поступать так же, как с мясом: нанизать маленькие шарики на прутик и печь над огнем. Выходило ничуть не лучше – то, что не успевало обуглиться, спекалось в совершенно несъедобный камень. Куруфин взглянул на оставшийся ком, на братьев и произнес:
- Наш отец сделал сильмариллы…
Все трое расхохотались так, что кони перестали щипать траву и уставились на них.
- Но в самом деле! – воскликнул Карантир. – Тысячи пекарок запросто делают это каждый день.
- Их всех учили, - сказал Келегорм.
- Но самую первую пекарку никто не учил. Она догадалась сама.
- Она, может, пробовала тысячу лет. И перепортила тысячу котелков, пока научилась.
- Давайте думать, - сказал Куруфин. – Нам дали муку. Для чего? Для пропитания в пути. Но они же видели, что мы не везем с собой ни печек, ни сковородок. Значит, должен быть еще хотя бы один способ сделать эту муку съедобной, и способ очень простой, иначе нам бы разъяснили, как.
Келегорм покивал в знак согласия. Куруфин продолжил:
- Если нельзя ни печь, ни жарить, то что остается?
- Есть сырым, - ввернул Карантир.
- Помните те пирожки, которыми нас угощали у Ибри-Арани? – сказал Келегорм. – По-моему, они были как раз не печеные и не жареные. Их определенно варили.
- Именно так! – наставил на него палец Куруфин. – Пирожки, конечно, мы делать не будем, но можно покидать в воду мясо и тесто.
- Скалки у нас нет, - напомнил Келегорм.
- Значит, будем действовать руками. – Куруфин отщипнул кусочек теста и растянул его в пальцах в узкий тонкий листик: - Вот так. Думаю, что это сгодится. Морьо, иди мыть котелок.
- Почему опять я?! Сколько можно?!
- Потому что у тебя самый длинный язык.
***
В один из дней путь им преградила река. Такое случалось не впервые – степные речки попадались постоянно. Неширокие и спокойные, они текли на юг или юго-восток в неведомые края, где-то далеко, должно быть, впадая в какую-то большую реку. Об их приближении возвещали купы деревьев, издалека хорошо заметные на открытом пространстве. Искать бродов было ни к чему – сейчас, в межень, было легко переправиться в любом удобном месте. Порой в поймах встречались настоящие леса – дубравы с дремучими чащами шиповника, жимолости и бересклета. Речные берега густо зарастали стрелолистом, частухой и рогозом, прятались под раскидистыми ивами, черемухой, ольхами; над водой цвели желтые кубышки. Здесь хорошо было поить коней и ночевать, засыпая под ночные шорохи и шелесты, изредка отбиваясь от крупных и настойчивых комаров.
Эта река была другой. Она лежала в плоских лысых берегах и как будто никуда не текла. Вода казалась тяжелой, словно ртуть, и ее неподвижное блестящее зеркало не отражало неба. К реке подходила неизвестно откуда возникшая дорога, на самом берегу разделяясь надвое. Левая часть упиралась прямо в воду, правая вела на низкий деревянный мост. На той стороне реки дорога соединялась снова и постепенно пропадала, растворяясь в траве.
Округу окутывала тишина. Умолкли кузнечики, не было слышно птиц. Стих ветер, шевеливший степные травы за спинами всадников. Здесь словно проходил некий рубеж, который ничто не осмеливалось ни пересечь, ни потревожить.
Земли за этой странной рекой выглядели бы так же, как и оставшиеся позади, если бы не тяжелое марево, закрывающее горизонт смутными переменчивыми тенями. Это было колдовское место, и сулило оно недоброе.
- Вряд ли Ульмо когда-нибудь сюда заплывал, - сказал Карантир.
Куруфин кивнул каким-то своим мыслям:
- До сих пор все было слишком просто.
Все трое спешились. Из травы торчал камень, вросший в землю. Полустертые временем буквы на нем складывались в слова: «Со брода по коню». Келегорм раздвинул стебли, чтобы прочесть дальше: «А со моста по живой душе». Надпись на квенье нисколько не удивила. Келегорм спросил только:
- Что, если бы мы подъехали к этой реке в каком-нибудь другом месте?
- Все это появилось бы там, - ответил Куруфин. – Здешний хозяин или хозяйка извещает путников, во что им обойдется перевоз.
- Дороговато он просит.
- По крайней мере, честно. Кому не по карману, пусть поворачивает назад.
- А где он сам? Или хотя бы тот, кто берет плату?
Немного подумав, Куруфин ответил:
- Его здесь нет. Иначе камень был бы не нужен. Плата возьмется сама собой.
- Значит, не заплатив, не проедешь? А если переправиться не по мосту и не вброд, а где-нибудь еще?
- Мне интереснее, - вступил в разговор доселе молчавший Карантир, - что означает «по живой душе»? «По коню» мне понятно. У проезжающего каким-то образом заберут коня. А «по живой душе»? Некто неведомый забирает себе в слуги или рабы? Или вовсе душу из тела?
- Можно проверить.
Куруфин сорвал несколько травинок, связал их в пучок, чтобы не рассыпались, и медленно направился к реке. На всякий случай, чтобы быть готовым к неожиданностям, Келегорм натянул лук. Но никаких чудовищ не появилось. Куруфин осторожно бросил пучок травы немного в стороне от переправы. Тот лег на воду, не подняв даже малой ряби. И тут же навстречу ему поднялись язычки пламени, заплясали вокруг. Травинки обгорали, скорчиваясь, и через несколько мгновений от пучка остался лишь тончайший белесый пепел, медленно исчезающий в воде.
Куруфин перевел дух.
- По-моему, это ответ на все вопросы. Вот так берется плата и вот что будет с тем, кто попробует переправиться в обход.
Карантир невольно поежился:
- Выдумки Моринготто! Не удивлюсь, если он это устроил.
- Нет, - покачал головой Куруфин. – Если бы это было делом его рук, здесь не было бы камня с предупреждением.
- Коня не отдам! – заявил Келегорм.
- Никто не отдаст, - ответил ему Куруфин. – Но не поворачивать же назад. Надо поискать какой-то выход.
Отойдя подальше от реки, они устроили привал. Вряд ли река могла подслушивать их совещания, но находиться рядом с ней не хотелось.
Кони неохотно пощипывали траву. Братья сидели у вороха седельных сумок.
- Может, - начал Карантир, глядя на неподвижную, словно караулившую их реку, - здесь как раз пригодится один из подарков Ягишны?
- Не уверен, - ответил ему Куруфин. – Они должны нам помочь, это определенно, но мы не знаем, как они действуют. Может, каждый только единожды. А что нас ждет за рекой, неизвестно, и нам еще ехать назад. Поэтому я думаю, что подарки надо оставить на самый крайний случай, если не отыщется никаких других выходов.
- Тогда… С выходами тут негусто. Мы эту реку не перелетим и не перепрыгнем, и построить другой мост не из чего.
Келегорм мотнул головой.
- Это не годится. Все это прямые пути, нужна какая-то окольная хитрость.
- А если оставить коней здесь, а дальше пойти пешком? Здесь им ничего не угрожает, травы кругом полно, воду найдут. Конечно, тащить на себе поклажу удовольствие так себе, но придется потерпеть, раз такое дело.
- Они не останутся, - сказал Келегорм. – Сам знаешь, они пойдут за нами.
- Знаю, - вздохнул Карантир. – И даже на время привязать не к чему. Тогда оставить кого-то с ними.
- Ты в своем уме?!
- А что такого? Да, на первый взгляд странно, зато и мы живы, и кони целы. Опасностей по дороге мы не видели, в одиночку тут вполне можно прожить. Будет ждать, пока вернутся двое остальных.
- И сколько так ждать?
- Об этом можно условиться.
- Кого ты предлагаешь оставить? – спросил Куруфин.
- Турко. Он…
- Еще чего! А случись что, с каким лицом мне возвращаться назад? И что отвечать на вопрос, куда вы делись? Мне, старшему!
Куруфин усмехнулся.
- Я тоже не останусь. Дело, по которому мы едем, требует мозгов.
- Так что вы хотите сказать? Чтобы здесь остался я?
- Почему бы нет? – развел руками Куруфин. – Ты же это предложил.
- Я предложил весь этот поход! – возмутился Карантир. – Если бы не я, мы, может, до сих пор сидели бы на Амон Эребе. И теперь мне оставаться здесь сторожить седла?!
- Сам видишь, что твой способ не годится.
- Придумай что-нибудь другое, раз ты такой мозговитый.
- Придумаю, если ты перестанешь бурчать.
На некоторое время установилась тишина. Келегорм перебирал стрелы, Карантир сосредоточенно покачивал установленный кончиком на указательный палец кинжал.
- Ясно, что мост для нас закрыт, - заговорил Куруфин чуть погодя. – Мы можем идти только вброд.
Карантир хмыкнул, показывая, что очевидные вещи не стоят того, чтобы тратить на них время. Куруфин оставил это без внимания.
- Поэтому я спрашиваю, что будет, если кони пойдут по мосту без нас.
Толчком пальца Карантир подбросил кинжал, заставив его крутануться в воздухе и лечь рукоятью в ладонь.
- А они смогут?
- Если уговорить моего Эльо… - сказал Келегорм. – Ваши вроде бы послушные. Но я тоже хочу знать, что будет, если мы отправимся вброд, а кони через мост.
Карантир еще раз взглянул на реку, на другой берег.
- Спрашивать некого. Может, не будет ничего. А может, никого – и нас самих тоже. Может, что написано на камне – это самый безопасный путь или вообще единственный.
- Может быть, - сказал Куруфин. – Но если в этом деле есть лазейка, она именно здесь.
- А что бы было, - спросил Келегорм, - если бы мы пришли сюда пешком, без коней? Или если бы сюда пришел кто-то один, без спутников вообще? Что тогда было бы написано на камне? Хотя пустой вопрос, конечно, - добавил он потом. – Мы все равно не узнаем.
Куруфин сказал:
- Приди мы сюда пешком, на камне наверняка была бы другая надпись. Помните, Ягишна говорила, что кони могут есть и пить в той земле, потому что у них нет души. Значит, и эта река им не страшна, и, будь они без нас, они перешли или переплыли бы ее беспрепятственно. Если бы захотели.
Злобный Эльдаколло косился на реку, показывая белки в уголках глаз. Оросул стриг ушами, Айкахвэста то и дело фыркал, словно чуял что-то резкое и неприятное в воздухе.
Некоторое время все молчали, раздумывая.
- Ну что? – прервал наконец молчание Куруфин. – Других способов я не вижу. А вы?
Остальные только покачали головами.
- Тогда одно из двух: или мы рискнем перейти вброд, а коней попробуем перевести по мосту, или придется согласиться с условиями на камне. Выбирайте.
Келегорм внимательно смотрел на коней.
- Я за то, чтобы рискнуть.
- Я тоже, - сказал Карантир. – Мы знали, на что шли, когда уезжали из дома.
Куруфин поднялся.
- Тогда идем.
