Собраться для Феанарионов было делом получаса. Все их имущество прекрасно вошло в три наличные сумки. Но двери из покоев Индис оставались заперты.
Только десять дней спустя стражник передал слова короля: в крепости Феанаро надо привести в жилой вид хотя бы несколько помещений. Пусть племянники проявят терпение. В их распоряжении библиотека и сад.
- Надеюсь, там, на севере, нам разрешат хотя бы выходить в лес, - заметил Макалаурэ, вскочив на отшлифованную ладонью брата ветку инжира. – Здесь со мной первым здоровается каждый листок.
- До водопада, - согласился Руссандол, устроившись рядом. – И в горы до первой нашей шахты.
- Может, пару лошадей позволят приманить… Мне уже кажется, что я во времени заблуждаюсь, - вдруг как-то устало признался Линдо, положив руку на колено Маэдросу. – Недавно вскочил в темноте и бросился к дверям – показалось, что услышал сигнал общей тревоги. Стою и думаю: какой охломон двери запер снаружи?! Чуть пинать их не начал, и тут вспомнил, что не в Лотланне я, а в Тирионе… И что Лотланна больше нет. У атани случается такая болезнь, когда они совсем переселяются в свое воображение и не воспринимают реальность. Может похожее приключиться с эльда?
- Это от скуки, - успокоил его Руссандол. - Со мной такое было; видишь – затылком вперед не хожу и со шторами не здороваюсь.
- Надо было сказать Арафинвэ, что мы сами бы привели все в порядок в Форменосе. Сколько еще нам теперь придется тут проторчать?
Макалаурэ встал на ветку ногами, подпрыгнул, заставив ее согнуться, и допрыгнул до самой дорожки. Плеснув себе в лицо горсть воды из фонтанчика, ушел в комнаты.
Это было плохо.
В их жизни появилась надежда на улучшения. Надежда пробудила желания, а желания доставили беспокойство. Маэдрос не назвал это болью – Феанарионы слишком хорошо знали настоящую боль. Но следовало немедленно найти себе занятие, чтобы занятием не стало ожидание отъезда. Ведь этот отъезд мог и вообще не состояться.
Цветами Макалаурэ занялся охотно. Даже возмутился:
- И ты все это время вот так, одной рукой, тут копался?!
- Ты же обитал исключительно в мире музыки.
- Ну, растолкал бы! Я теперь себя скотиной чувствую!
- Какой?
- Наглой и неблагодарной.
- А выглядел совсем недавно скотиной к тому же истощенной и облезлой… Уй!
Певец вылил на Старшего целое ведро холоднющей воды. Тот стелющимся броском попытался захватить ногу брата, но не дотянулся. Макалаурэ вскочил на чашу фонтана и принялся отстреливаться, направляя ладонью тугую струю. Маэдрос, подставляя ведро, как щит, все же подобрался вплотную и окатил-таки младшего с головы до ног.
Вымокшие, они сидели на освещенной Анаром стороне крыльца. На душе у обоих было неожиданно легко.
Вдвоем Феанарионы отобрали детку отцветших гиацинтов и высадили вокруг фонтана. До них, видимо, по поручению Индис цветы рассаживали группами по цвету и форме венчиков. Братья же повтыкали маленькие луковички в случайном порядке.
- Если проторчим в этом саду до новой весны – увидим интересные сочетания, - заметил Маэдрос.
Макалаурэ быстро глянул на него и словно угас. Но тут же усмехнулся:
- Надо будет спросить у дяди, куда Индис девала лишние луковицы. Следующей весной нам уже некуда будет их сажать.
В дальнем конце сада был прудик, обложенный по краю нетесаными камнями. Возле него, как положено, скамья, чтоб смотреть на белые и голубые кувшинки. Напротив за пространством воды весь бережок покрывали заросли ирисов. Они уже подняли твердые колосья цветоносов. И первыми распустились темно-синие, с золотой пылью вдоль лепестков-лодочек.
- Ирисы зацветают – весна на исходе, - заметил Маэдрос, сгребая в тачку сухие веточки.
- Когда мы разбирали отцовы вещи… У него была рубашка с вот такими ирисами на вороте. Но я не помню, чтоб он хоть раз ее надевал…
- Я тоже. Кажется, она была ему маловата. Не можешь встать вон на тот вазон и содрать засохший плющ? Интересно, как надломилась такая большая плеть?..
Макалаурэ крутнулся на ребре вазона – откинув ветви плакучей ивы, к братьям вышел Арафинвэ.
- Я все думал: кто же так старательно трудится в этом саду!.. Но теперь за цветами снова будут ухаживать любители садоводства. Завтра на рассвете я повезу вас в Форменос. Позавтракаем по пути.
- Тогда поторопимся, Кано. Надо еще прогрести газон.
- Чтоб в саду был максимальный порядок, – уточнил для слегка опешившего короля Макалаурэ.
Все же спать они не пошли. И мечтами о будущей жизни в своей крепости не делились. Сидели на ступеньках, смотрели в темную глубину сада.
- Будь дядя Арафинвэ в праве, он давно отпустил бы нас, - заметил Певец.
- А тем, кто в праве, мы почему-то нужны живыми. Не против Моринготто же свидетельствовать!
- Свидетелями Мандос набит как огурец семечками.
- Наверное, чтоб тщательно взвесить и измерить дела нолдор. На нашем примере.
- Знаешь, это просто замечательно, что мы окажемся так далеко от Тириона. Легче будет воображать, что мы все еще за Морем Разлуки.
Небо было голубовато-серым, когда король вошел на веранду.
- О, так вы давно проснулись?! Тогда и медлить незачем, - Арафинвэ поднял самую большую из трех сумок.
- Дядя, да мы и сами все унесем, - Маэдрос потянул к себе ремешок.
Король без сопротивления отдал сумку, проследив, с какой легкостью она взлетела на плечо старшего Феанариона.
Через дворец их провели боковым коридором, так что большого зала увидеть не удалось. Обоим же хотелось удостовериться, что меч Финвэ по-прежнему там, где повесил его Феанаро, уходя к Морю.
На крыльце, обращенном к большим садам, ждали четверо нолдор.
Феанарионы быстро переглянулись – на сей раз их конвой был безоружен.
Арафинвэ положил руку на плечо Макалаурэ, увлекая их обоих на широкую лестницу. В конце ее начиналась улица, выводящая на дорогу вглубь Валимара. Там их ждали кони. Был и фургон, но, видимо, груженый вещами.
Светло-серый сразу потянулся к королю, а потом еще и опустился на колени и плавно поднялся со всадником на спине.
Феанарионам достались два красно-гнедых, молодых и нетерпеливых. Едва почувствовав тяжесть на спинах, они принялись собирать шеи, отмахивать хвостами. Им явно хотелось как можно скорее покинуть город и поскакать по лугам, давая выход энергии. Запряженные в фургон вороной и рыжий смотрели на выходки четырехлеток с легкой иронией. Эти твердо знали, что задавать скорость каравану будут именно они вдвоем.
Арафинвэ чуть сдвинул колени и первым тронулся по огибающей холм улице. Феанарионы последовали за ним, опередив остальных.
Тирион спал. Спал так глубоко и единодушно, как никогда в дни Древ. Феанарионы помнили, сколько раз именно в этот час, еще до Смешения отправлялись они с друзьями в дальние походы. Или просто выбирались из города бродить по окрестностям. И, проходя по улицам, слышали звон металла, шелест рубанка по дереву, свист шлифовального колеса – кто-то еще и не ложился, увлекшись работой.
Сейчас булькали и звенели фонтаны, шелестели листья, перекликались самые ранние птицы. Но никто не перешептывался за заборчиками, не охлопывал коня, не волочил что-то на задний двор в мастерскую.
Все же многие окна светились голубым, белым или золотым…
И тут же тренированная наблюдательность воина стала цеплять то протянувшуюся поперек входной двери толстую плеть винограда. То наглухо заплетенные вьюнком окна. То выбросившую метелки осоку в чаше фонтанчика.
Эти вечные лампы оставили в комнатах уходящие. Город тогда был непроглядно темен, и все выставили свои светильники на окна, чтоб никто не заблудился в непривычном мраке. И не убрали их с той самой первой Тьмы.
Дома необитаемы уже полтысячи лет Анара.
Чем ближе к подножью Туны, тем больше попадалось таких огоньков.
Маэдрос знал обитателей многих домов тут, на окраине города. С кем-то соревновался в беге, скачках, плавании. С кем-то играл в одной команде в мяч. С кем-то вместе работал в мастерских, сидел в городских библиотеках…
Из этих ворот вышел, ведя в поводу вьючного коня, Сильмарен, начинающий художник и умелый каменотес. Его тело удалось положить в курган, а ведь многие и многие остались в пыли Анфауглита на поживу трупоедам.
А тут на наличниках чернеет тонкое серебряное литье. В семье плотника и кружевницы выросла мастерица-ювелир. Там, в Эндорэ ей редко удавалось заняться любимым делом. Сперва пришлось стать пастушкой, потом каменщиком, потом садоводом. На углубленное и неспешное совершенствование в избранном, как это принято было в Валиноре, элементарно не хватало времени. Каждому приходилось осваивать сразу по десятку ремесел. И владеть оружием. Имринлотэ умела хорошо стрелять. Но отстреляться от банды, напавшей на караван беженцев из Химлада, не удалось ни малочисленному отряду дружинников, ни тем более спешно схватившимся за оружие женщинам. Нолдиэр встали поперек тропы, чтоб дать время скрыться атани с детьми…
Хозяйка вот этого дома своим примером наглядно опровергала поверье, что женщина, проливающая кровь, утрачивает способность иметь детей. Охотница не хуже мужа, так искусно готовившая потом дичь, что ее приглашали помочь с мясными блюдами на любой праздник. И мать четырех сыновей. Младшие – достойные соратники Амбаруссар в искусстве хождения на ушах.
Двухмачтовик, на котором эта семья плыла вместе с полусотней других нолдор, не пришел к берегам Темных земель…
А на этой крыше прежде вертелся десяток флюгеров. Алассурэ дружил со своим небесными тезками. Рудознатец и просто бродяга, женился на терпеливой садовнице. Каждый раз, отправляясь с Курво куда-то «отсюда не видать», обещал супруге, что по возвращении будет старательно копать землю.
Оба остались в Аркалондэ…
Как много этих беспризорных огней!
А ведь он и Кано прожили в Амане от весны до весны. Что же случилось с теми кораблями, что, по словам Арафинвэ, строились в Оссирианде? Разбиты в щепки такой же бурей, что пыталась не пропустить нолдор в погоню за Моринготто? Блуждают в тумане, полузатопленные, с умершими от голода и жажды пассажирами в трюме?
Их корабль дошел через Море, ни разу не ощутив ни противного ветра, ни сильного волнения. Понятно: ведь на нем везли Моринготто…
Тонкий столбик дыма привлек внимание. Поднимался он из стоящего поодаль от жилого дома кирпичного сарая.
Кто-то варит стекло в мастерской Файламо. Сам мастер погиб в первую, нежданную и невиданную, зиму Эндорэ. Попал в засаду, как это часто случалось с непривычными к осторожности уроженцами Амана. Сын его пал на поле Пятой битвы.
Может, там работает кто-то из оставшихся в Амане родичей Файламо?
Что если вдруг пустить коня наметом и оказаться у дверей мастерской? Безоружные стражники ему помехой не станут – еще до Исхода у него было очень мало соперников в борьбе…
Маэдрос чуть прижал колени к бокам заволновавшегося коня.
В Альквалондэ он тоже видел пустые дома. Что же, и телери не удалось выйти из Мандоса? Никому?
А вон там, за теми большими садами их тирионский дом. Вот туда он никогда не придет. Во всяком случае, до того, как валар выскажут свой приговор. После того идти уже не придется.
Руссандол искоса глянул на брата – тот неосторожно приподнялся на конской спине, стараясь высмотреть три старых каштана на их дворе. Но опомнился мгновенно и снова сел прямо, глядя на уходящую вдаль дорогу.
Когда облака на небе засияли дневной белизной, Туна виднелась вдали крохотным пятнышком на фоне светло-зеленых гор.
Король повернул своего коня с большой дороги на боковую, посыпанную толченым кирпичом.
- Самое время позавтракать, племянники? – улыбнулся ободряюще.
Место на берегу озера было знакомо Феанарионам. Только они отметили, что поляна стала меньше – кое-где лес подступил к самой воде. Но в костровище была неразмокшая зола, над водой торчали мостки. Сюда по-прежнему ездили искупаться, посидеть с друзьями у огня.
Феанарионы уже не помнили, когда последний раз купались в свободной воде. Потому быстро побросали одежду на гнутый ствол ивы, предоставив охране готовить еду.
Остывшее за ночь озеро охватило плотно, а потом расступилось, одновременно поддерживая.
- Эгей, Кано!
Макалаурэ погнался за братом мощными гребками. Тот нырнул и схватил младшего за ногу. Но тот был готов – его рука уже сгребла рыжие пряди.
Они кувыркались, по очереди выныривая и уходя под воду. Потом еще повисели, раскинув руки и глядя в голубое небо.
Когда-то – целую жизнь назад – небо было лиловым, а вода внизу непроглядно темной, местами покрывающейся золотой или серебряной зыбью…
За гребнями пришлось лезть в сумку. Пока расчесывали промокшие волосы, высохли сами.
На низком дощатом столе оказалось прямо-таки праздничное угощение. Арафинвэ – или все же Эарвен? – не забыл даже маринованные мидии и чищеные персики в сиропе.
Охрана, все приготовив, тоже отправилась купаться. Поплескавшись в свое удовольствие четверо присоединились к завтракавшим.
Лошади остались попастись на лугу за лесом. Собственно, там всегда отпускали коней приезжавшие сюда. И только Морьо, постоянно состоявший в каких-то заговорах со своим вороным, заводил его вон туда, где сейчас липы густо оплетены диким виноградом. В разгар общего купания Морнатиндо брал зубами чью-нибудь рубашку или платье и бросал в воду. А потом уносил от возмездия хозяина, иной раз на пару с Айканаро. Через годы эту выходку с удовольствием повторяли Амбаруссар.
Феанарионы помогли сложить остатки еды в корзину. Лошадям неплохо было бы и еще немного отдохнуть, но Арафинвэ торопил выезжать:
- Я думаю, все согласятся, что ночь лучше провести под крышей. И если мы не будем особо задерживаться, то до темноты доберемся до дома для путешествующих у Говорящей Радуги..
Говорящей Радугой назывался водопад. Сразу две речки, бегущие с Пелор, натыкались с двух сторон на обрывы и летели в глубокую чашу провала, вытекая оттуда уже одной и очень спокойной рекой. Когда-то в сталкивающихся в воздухе струях дробился и переливался свет Древ. А вода не ревела, а странно бормотала, падая на камни.
В этом доме они часто останавливались, когда отправлялись с Феанаро далеко на окраины Амана.
Так они и ехали по Калакирии, а потом через Озерный край. Останавливались в придорожных домах после заката, а выезжали почти затемно. В полдень подолгу стояли где-нибудь у ручья или речки.
Феанарионы действительно отдыхали. Купались, сколько хотелось, валялись в траве. Король позволял побродить по лесу или лугу, лишь предупреждая не выходить на дорогу. Макалаурэ часто вытаскивал из футляра флейту и перекликался с птицами. Особенно старательно подпевали скворцы, слетаясь стайками и рассаживаясь на нижних ветках. Однажды стражники заслушались и сожгли на костре большой кусок жаркого. Потом забыли два одеяла, возвращались за ними.
С невысоких холмов далеко была видна мощеная голубыми плитами лента дороги. Она взлетала на подъемы, исчезала в лощинах, извивалась, огибая берега. Через десять дней к ней стали подступать высокие ели, а на лугах желтые лютики почти вытеснили другие цветы.
Арафинвэ остановил караван у брода через узкую речку.
- Здесь я с вами попрощаюсь, - сказал он деловито. – Хотелось бы проводить вас до самого Форменоса, но не могу оставить так надолго Тирион. Дорогу дальше вы сами знаете. Как-нибудь я вас навещу, а пока – желаю хорошего!
- До встречи, дядя, - сказал спокойно Руссандол.
- Надеюсь, еще год не кончится, как мы увидимся, - улыбнулся уголками губ Макалаурэ.
Кони легко перетащили фургон по щебнистому перекату. От брода начиналась узкая тропа. Феанарионы пустили коней, опередив свою стражу. Под шумной осиновой аркой обернулись – король помахал им рукой с искрящимися перстнями.
Тропа едва давала ехать по двое. Оси фургона гнули, а то и ломали ветки кустарника. Но лесная трава все же была вытоптана, на стежку наползал только быстро растущий горец.
Феанарионы безусловно дорогу помнили. Но вот через очередную речку моста не оказалось. На его месте лежали три бревна.
Руссандол спешился.
- Кано, пошли поищем еще пару лесин, чтоб повозка проехала. А вы, - он обернулся к своим стражникам, - распрягите коней и готовьте еду. Тут будет привал.
Молодые нолдор послушно начали снимать с коней хомуты.
Братья, взяв из багажа топорик, притащили не два, а четыре достаточно крепких бревна. Под ивами уже горел костер, когда они, умывшись, поднялись на берег.
Маэдрос оглядел стражников.
- Кажется, пришло время познакомиться. Не называть же нам вас «тот, что в синей куртке» или «тот, у которого три жемчужины в сережке».
Те смущенно переглянулись и несмело заулыбались.
- Линдэлэ, - представился один.
- Фаэвиндо, Сурион, Калатинко, - назвались по очереди остальные трое.
- Наши имена вы, конечно, знаете…
- Еще бы! – вырвалось у носившего жемчуг Суриона.
- Тогда поедим и отдохнем. Придется помочь лошадям перетащить фургон на ту сторону. И еще – луки надо будет проверить. Все же дорога будет устраивать нам неожиданности, и запасов может не хватить.
Стражники чуть замялись, но не возразили.
Четвертая ночь пути через смешанные леса показалась слишком холодной, чтоб лежать прямо на траве, завернувшись в одеяло. Феанарионы хотели было по привычке нарубить еловых лап, но стражники достали из фургона толстые тюфяки, набитые морской травой и кожаные полости. У костра устроились потеснее – из заросшей ольхой низины тянуло влажной прохладой.
Прежде, видимо, стеснявшиеся короля, молодые нолдор стали вести себя свободнее. Во всяком случае, они несколько раз обращались к Феанарионам: не нужно ли еще ветчины, достаточно им по одному одеялу или принести еще. А когда искры полетели в совсем темное небо, Фаэвиндо ни с того ни с сего спросил:
- А там, за Морем вы сидели у костра?
- Чаще, чем у камина, - ответил Маэдрос.
- И… не боялись?
- Опасались. Скажем, один из нас сейчас стоял бы вон там, за старой ветлой. А остальные сидели к огню спиной. Чтоб разглядеть врага раньше, чем он нас.
- Ну и чего в этом хорошего: все время бояться? – хмуро глянул на Феанарионов Линдэлэ.
- Не бояться. Опасаться. То есть ждать опасности, - спокойно пояснил Макалаурэ, выбив палкой из углей еще сноп искр.
- Все время?
- Практически. Опасность была ближе или дальше, больше или меньше, но – всегда.
- И что вы делали?
- Шли ей навстречу. Потому что бой предпочтительно вести по своей стратегии.
- Расскажите нам об Эндорэ, - попросил до того упорно молчавший Калатинко. – Как вы там жили и воевали.
- Нет, - решительно ответил Маэдрос. – Этого мы пока делать не можем.
- Почему? Разве вам кто-то запрещает? – Фаэвиндо смотрел так же недоуменно, как в свое время Ансилмо.
- Мы запрещаем сами себе.
- Зачем?
- Гнев валар лежит на доме Феанаро и ляжет на всех, кто последует за ним, и настигнет, хоть на западе, хоть на востоке, - медленно и глухо произнес Макалаурэ, и тут же закончил своим обычным голосом. – Вот мы и не хотим, чтоб этот гнев лег еще на кого-то.
Стражники замолчали. Певец умел придать голову нужное звучание – молодые нолдор были подавлены впечатлением. Разговор угас, все пошли устраиваться на ночь.
Как ни медленно тащился фургон по заросшей дороге, а весну он обгонял. У горных отрогов цвела ветреница, ивовые кусты золотились распушившимися «барашками».
Равнина показалась Феанарионам почти не изменившейся. Березовые рощи и ольховник по ложбинам, сосны на склонах, а выше – ели с голубой окантовкой лап. Сейчас они казались серыми, но скоро-скоро выпустят молодые побеги цвета зимнего неба Эндорэ.
На последнюю ночевку встали как раз под распускающимися березами. Завтра, едва обогнут поросший кедровником кряж, как станут видны башни Форменоса.
Маэдрос прошелся по опушке, перебрался через ложок и услышал вдохновенное бормотание, перебиваемое возмущенным шипом. Пригнувшись, сделал несколько шагов вперед и выглянул из-за можжевелового куста.
Не меньше семи тетеревов праздновало весну. Черные косицы на хвостах торчали вверх, растопыренные крылья чертили прошлогоднюю траву, красные брови горели недозрелой брусникой. Самки тоже были где-то неподалеку, но себя не демонстрировали – они выбирали.
Нолдо, не хрустнув травой, отступил назад и ложком спустился к лагерю.
- Кано, если желаешь жареного тетерева…
Певец было встрепенулся, но тут же с печальной улыбкой махнул рукой:
- Турко их когда-то привозил. А теперь пусть живут.
- Тогда пойду принесу сушняка и будем снова жарить ветчину.
Сурион пошел за дровами вместе с Руссандолом – ночь явно ожидалась холодная. Собирая сосновые сучья, он вдруг резко произнес:
- Я не верю, что валар разгневаются только за то, что вы рассказывали бы, а мы слушали. Мы же не делаем ничего плохого!
Феанарион сильным ударом о ствол сосны сломал пополам сушину, поднял обломки и обернулся к спутнику.
- Там, в Альквалондэ, за корабли дрались мы с братьями да несколько сотен лучших дружинников. Остальные вместе с семьями ждали за городом. Будь уверен, они тоже не делали ничего плохого. Но многие корабли разбило бурей – и не только те, на которых были вооруженные… Впрочем, ты это узнал бы все равно и не от меня.
Северная ночь была холодна. Сидящие у костра кутались в плащи, а над ними в звонко-синем небе загорались звезды. И когда синева стала густой, из-за горы поднялась самая яркая.
- Вы знаете, что это сияет сильмарилл, исторгнутый из короны Врага рукой прекрасной дочери Эльвэ? – запрокинув голову, спросил Линдэлэ.
- Атани в Белерианде утверждали, что это сделал их сородич по имени Берен, - равнодушно произнес Маэдрос. – Может, расскажете, как он оказался на небе? Нам точно известно только, что Эльвинг с сильмариллом на шее бросилась в море, чтоб не отдавать его нам.
- Ее подобрала рыбачья лодка с Балара, когда волны носили ее, ухватившуюся за плавучее бревно. А когда рыбаки повернули к острову, они встретили корабль Эарендила, возвращавшийся в Гавани… которые вы уничтожили!
- Уничтожить город нам было никак не по силам, да и времени на это не было. Но продолжай.
- Эарендил, узнав о гибели семьи и народа… - нолдо осекся и уточнил. – Он полагал, что все погибли. И тогда он направил корабль на Запад, желая достичь Валинора и поведать о несчастьях эльдар Владыкам. И благодаря сильмариллу он сумел пройти пояс туманов и Зачарованных островов и прибыл в Альквалондэ. Оттуда его проводили в Валмар. Владыки выслушали его повесть и приняли решение покончить с Моринготто… А Эарендила посадили в его корабль. Сам же корабль был поднят в небо. Эарендил стоит на нем с сильмариллом в руках, и свет его виден всем, даря надежду на победу… Теперь уже победа произошла, так что просто надежду на лучшее.
Линдэлэ поплотнее запахнул плащ и закончил:
- Корабль этот по имени «Вингилот» иной раз взмывает выше вильи, уходя в пространства тьмы и холода, и тогда Звезда Надежды уменьшается для глаз. А потом он снижается, и сильмарилл сияет очень ярко. Вот так, как сейчас.
Звезда выглядела чуть ли не с вишню величиной.
- Да. Мы и на том берегу видели, что свет то усиливается, то ослабевает. Давайте спать, а то холодно.
Форменос, озаренный восходящим за спиной Анаром, возник красным костром на зеленом плече горы. Крепость росла, разделяясь на башни. Розовые огоньки на красном граните превращались в золотые.
- Стекла в окнах целы, - удивленно произнес Макалаурэ. – Или их вставили заново?
- Король посылал мастеров для ремонта, - сказал Калатинко, поравнявшись с братьями. – Разве вы не знали?
- Арафинвэ обещал привести крепость в порядок, - кивнул Руссандол.
Подъездная дорога шла наискось по склону. Кое-где доцветали яблони, корявые и низкорослые. Зато сливы заполонили все бывшие лужайки. Через их колючую поросль не полез бы добровольно и дикий кабан. Между слив пристроились рябины, ирга и черемуха. Потому ворота оказались перед ними неожиданно.
Феанарионы непроизвольно придержали коней.
Это были не те ворота – кованые из блестящей стали с узорами золотистой бронзы – которые они увидели сорванными в той первой ночи Валинора. Теперь арку перекрывали плотно сбитые дубовые плахи с накладками вороненого железа.
Руссандол соскочил на траву.
- Что же, добро пожаловать в дом Изгнанников!
Он ухватился за пробой. Макалаурэ тут же присоединился к нему, и они вдвоем откатили тяжелую створку.
Между плитами двора росла высокая полынь, торчали прошлогодние метелки вейника.
Не оглядываясь на стражников, Феанарионы пошли направо вдоль стены главного здания – туда, где, возвышаясь над стеной, стояли два древних вяза.
Деревья накрывали ветвями невысокую насыпь, сплошь заросшую шиповником.
- Мы вернулись, король, - тихо произнес Макалаурэ.
Маэдрос отстегнул с плаща серебряную звезду и повесил на колючую ветку:
- Это из Эндорэ, отец нашего отца.
Когда они обернулись, то увидели неподалеку всех четверых сопровождающих.
- А нам можно? – спросил Калатинко.
По молчаливому кивку молодые нолдор положили к подножию насыпи собранные у ворот букетики ветреницы и лютиков.
- Правда, что Финвэ преградил путь Моринготто? – почти шепотом спросил Сурион.
- Мы нашли его вот здесь, у ворот, - не оборачиваясь, ответил Руссандол. – На этом месте мы положили камень. Сейчас его нет, но мы и без того никогда не забудем.
Лошадей выпустили за ворота, где все же осталась небольшая прогалина с молодой травой. Феанарионы открыли дверь в главное здание – тоже новую, деревянную, еще чуть пахнущую олифой.
Да, здесь старательно навели порядок присланные рабочие. Вместо переломанной мебели в холле стояли новые скамьи. А вот бронзовая вешалка слева от входа осталась прежняя. Ее когда-то сделал Куруфинвэ, чтоб заменить деревянную, сработанную на скорую руку в первый год строительства. Пол выметен, на лестнице отчищены чугунные перила…
- Кухня наверняка в порядке, так что пойдемте готовить обед. И ужин заодно, - распорядился Маэдрос.
Готовить отрядили Макалаурэ, остальные отправились разгружать поклажу. Стражники поглядывали на старшего Феанариона, до сих пор не переставая удивляться, как ловко он обходится в любом деле одной рукой, чуть помогая себе правой культей.
Арафинвэ не поскупился на необходимую утварь – от постельного белья до занавесей и ковриков. Еще большую часть груза составляли мука, крупы, копченое мясо и рыба. Нашелся даже бочонок меда и несколько запечатанных кувшинов вина. Вот стрел, как подумалось Маэдросу, выделил мало. Ну да насадки они и сами себе сделают. В сарае рядом кухней оказалось достаточно угля – можно и горн разжечь… сперва исправив, конечно.
Вещи свалили в холле, чтоб не загружать стражей лишней работой. Анар уже перевалил верхнюю точку дневной дуги, все чувствовали голод.
Макалауре, в пестром фартуке и серой косынке, выглядел довольным.
- Знаешь, Нельо, водопровод частично уцелел. Правда, течет только холодная вода. Горячей нет: наверное, источник поменял место выхода. Ну, мы его быстро отыщем.
С обедом он не мудрил, сварив кулеш из пшена и копченой свинины и разведя кипятком сироп от абрикосов.
До вечера все занимались мелкими делами. Почистили лошадей, исправили «пляшущее» колесо фургона, снесли в погреб припасы. Сумерки за окнами сгущались медленно – не то что в Тирионе, где Анар прямо-таки нырял за западные склоны Пелор. Пора было и ложиться отдыхать.
Феанарионы чувствовали, как сильно не хочется им подниматься на жилой ярус в присутствии охраны. Сейчас войти туда означало встретиться с прошлым. Словно за старыми, почерневшими дверями стояли Феанаро и братья. И еще многие, что уехали отсюда через холодную темноту – храбрые и готовые драться до победы.
- Чтоб не ворошить пыль, ляжем здесь! – беспечно скомандовал Руссандол, расстилая на каменном полу полость и бросая на нее тюфяк.
- Мы завтра же начнем помогать вам тут все наладить, - с энтузиазмом пообещал Калатинко.
- Зачем? Мы сами все сделаем постепенно. Времени у нас достаточно, - качнул головой Маэдрос.
Лампу-кристалл накрыли бронзовым колпаком.
В темноте и тишине крепость ожила. Где-то потрескивали полы, что-то едва слышно шуршало и поскрипывало. Заснуть было невозможно. Феанарионам казалось, что вот-вот – и они услышат стук собачьих когтей по каменному полу, щелчок открывшейся ставни и тихий звон из мастерской в левом крыле. В сквознячках ощущалось дыхание ушедших навсегда.
Не хватало выдержки дождаться утра, когда охрана уедет.
Позавтракав остатками кулеша и горячими булочками, быстро испеченными Певцом, четверо нолдор стали собираться.
- Король распорядился оставить вам этих двух коней, - сообщил между делом Фаэвиндо. – Вы не думайте, что вам тут придется жить охотой и дикими яблоками. Через месяц мы опять приедем и привезем все, что попросите.
- Мы еще не знаем, что просить. Осмотримся, определим, что уцелело… - махнул рукой Руссандол.
Когда трое уже сидели верхом, Сурион подошел к Маэдросу и протянул запечатанный конверт.
- Король велел вам прочитать это письмо прямо сразу.
Потом, помолчав, добавил:
- Напрасно вы отказывались беседовать с нами об Эндорэ. По вам не заметно, чтоб вы боялись наказания валар.
- Мы не боимся. Опасаемся – другое дело. Опасаться – значит, быть готовыми встретить опасность.
Закрыв створку, Руссандол вдвинул в скобы железный засов. И, повернувшись, увидел на месте пропавшего камня ворох желтых, белых и лиловых цветов.
В кухне было тепло. Братья сидели за столом, запивая булочки разведенным абрикосовым сиропом.
Руссандол разорвал конверт.
- Как я и ожидал, здесь написано, что нам разрешено и что запрещено. Запрет только один – удаляться от Форменоса больше чем на полдня пути верхом. Прочим мы можем заниматься, сколько угодно. При каком-нибудь несчастном случае рекомендуется сразу вызывать помощь. Но поскольку от Тириона до нас две недели быстрой езды верхом, последствия придется преодолевать самостоятельно. Дядя также советует не предаваться унынию, потому что скоро все разрешится к лучшему в силу справедливости и милосердия валар. Также уверяет, что мы имеем право не пускать к себе никого, кроме королевских или валарских посланцев.
- Ворота у нас заперты, так что беспокоиться не о чем.
Маэдрос отодвинул чашку:
- Пойдем наверх, что ли?
Решиться открыть двери было трудно даже вдвоем. Старший потянул на себя бронзовую ручку.
Широкий коридор вел в главный зал. Здесь тоже было прибрано. Но на прежнем месте стоял огромный дубовый стол, на котором лежало когда-то тело Финвэ.
Вот здесь они стояли тогда в ввосьмером. Феанаро – в головах отца, справа от него Макалаурэ, слева Тьелкормо… А он, Майтимо – в ногах, держа за руки Амбаруссар. На красном знамени народа нолдор проступали темно-коричневые пятна.
- Морьо потерял сознание… - прошептал Линдо. – Он все всегда держал в себе… Курво защищала холодная ярость, а Тьелко – пламенный гнев. Мелкие же просто ослабли от слез и, кажется, почти ничего не понимали…
- Тогда вообще мало кто хоть что-то понимал. Пошли, Кано. У нас будет время прославить короля так, как мы делали это в Эндорэ на курганах павших.
За следующими дверями начинались собственно жилые покои.
Феанарионы ожидали увидеть пыльные тенета паутины и вороха тлена. Но в спальнях был только тонкий слой пыли на полу. Кто-то собрал разбросанные в спешных сборах вещи и даже заправил кровати.
Майтимо резко повернулся к брату.
- Кано, где ты взял фартук, в котором возился на кухне?!
- Как всегда, шкафчике у двери…
Они привалились к стене, глядя друг на друга расширенными глазами.
