И вот сейчас, получив ниточку, с помощью которой можно дёргать гордого Короля за нервные окончания, Бильбо не может этого не понимать. Потому что хоть он мозгами и не гений, но, как многие ничтожества, весьма хитроумен и местами проницателен.
Мне все-таки кажется, что это слишком сложно для него. Он спер Аркенстон просто для того, чтобы спереть Аркенстон. Потому что ему этот Аркенстон понравился.
Потому что, если разобраться, зачем ему Аркенстон? Он не король, не правитель, чтобы вставить в свою корону или скипетр. А иначе - зачем? На деревенских гулянках надевать? Просто так любоваться в конце концов надоест. Да и не из той породы Бильбо Бэггинс, чтобы отказаться от грандиозной выгоды ради прекрасного блеска! Даже в наследство оставить некому - у него нет и не предвидится детей. А если продать - где он найдёт на него покупателя?
Если разобраться, подобные проблемы имел практически каждый, кто когда-либо в истории похищал приметные драгоценности. Ясен пень, что какого-нибудь "Флорентийца" (самый известный из пропавших в никуда бриллиантов) или "Браганза" (который тоже неизвестно куда делся, и никто даже толком не знает, а был ли это действительно алмаз) и в театр не наденешь, и продать крайне трудно, ибо вещь приметная, а владеешь ты ей незаконно. Однако же похищали и похищают!
В том нашем фильме "Приключения принца Флоризеля", который Вы не любите, как раз есть на эту тему. Там полфильма за огромным бриллиантом все гоняются, а укравший его проповедник говорит в ответ на
"- Пожалуй это была единственная бескорыстная рука, державшая "Око света":
- Единственная? Но ведь корысть, это когда хотят распилить камень, или продать его. А если, если просто
тайно владеть им? Просто, просто, тайно?"
"Ваше высочество, я твердо, я твердо решил владеть этим камнем тайно и бескорыстно, чтоб возвыситься над всеми. Я поместил его в банк, ваше высочество, но вскоре взял обратно, потому что я должен был гладить его, любоваться им, чувствовать его тяжесть. Но как было хранить его? Оставлять в доме нельзя. Я носил его с собой. Но так не могло продолжаться долго, потому что меня съедало дьявольское, сумасшедшее желание показать его кому-нибудь. Хозяйке квартиры, продавщице в лавке, соседу за столиком в бистро. Этот камень оказался слишком велик для меня. Я суетен, я суетен даже для священнослужителя, не то что для Бога".