Итак, комментарий автора к Атрабету.
The Athrabeth Finrod ah Andreth perhaps marks the culmination of my father's thought on the relation of Elves and Men, in Finrod's exalted vision of the original design of Eru for Mankind; but his central purpose was to explore fully for the first time the nature of 'the Marring of Men'. In the long account of his work that he wrote for Milton Waldman in 1951 (Letters no.131, pp. 147-8) he had said: The first fall of Man ... nowhere appears — Men do not come on the stage until all that is long past, and there is only a rumour that for a while they fell under the domination of the Enemy and that some repented.
In the Athrabeth Finrod approaches this 'rumour' directly: 'Therefore I say to you, Andreth, what did ye do, ye Men, long ago in the dark;1 How did ye anger Eru? ... Will you say what you know or have heard?' He is met by a blank refusal: '"I will not," said Andreth. "We do not speak of this to those of other race"'; but to Finrod's subsequent question 'Are there no tales of your days before death, though ye will not tell them to strangers?' Andreth replies: 'Maybe. If not among my folk, then among the folk of Adanel, perhaps.' The legend of the Fall of Man preserved among certain of the Edain was (as will be seen shortly) about to enter.
Presenting the fundamental differences of destiny, nature, and experience between Elves and Men in the form of a philosophical debate between Finrod Lord of Nargothrond and Andreth descendant of Beor the Old, the argument is nonetheless conducted with an increasing intensity, and bitterness on the part of Andreth, the bearing of which (though known to both speakers independently) is only revealed at the end. But to this passionate "work my father appended a long discursive and critical commentary in a very different vein, which follows here.
The newspapers in which the Athrabeth and the commentary were preserved (see p. 304) bear the inscription:
Addit. Silmarillion
Commentary
On one of these wrappers my father added: 'Should be last item in an appendix' (i.e. to The Silmarillion).
This commentary he typed himself, in top copy and carbon, with a few subsequent emendations almost identical in both. Following the commentary are numbered notes that bulk much larger than the commentary itself, since some of them constitute short essays. I distinguish these from my own numbered notes to the text (pp. 357ff.) by the words 'Author's Note'.
Very rough drafting for the commentary is extant, and that this followed the making of the amanuensis typescripts of the Athrabeth itself is seen from the occurrence in it of the word Mirroanwi (see note 10 above).
ATHRABETH FINROD AH ANDRETH
The Debate of Finrod and Andreth
This is not presented as an argument of any cogency for Men in their present situation (or the one in which they believe themselves to be), though it may have some interest for Men who start with similar beliefs or assumptions to those held by the Elvish king Finrod.
It is in fact simply part of the portrayal of the imaginary world of the Silmarillion, and an example of the kind of thing that enquiring minds on either side, the Elvish or the Human, must have said to one another after they became acquainted. We see here the attempt of a generous Elvish mind to fathom the relations of Elves and Men, and the part they were designed to play in what he would have called the Oienkanne Eruo (The One's perpetual production), which might be rendered by 'God's management of the Drama'.
There are certain things in this world that have to be accepted as 'facts'. The existence of Elves: that is of a race of beings closely akin to Men, so closely indeed that they must be regarded as physically (or biologically) simply branches of the same race.1 The Elves appeared on Earth earlier, but not (mythologically or geologically) much earlier;2 they were 'immortal', and did not 'die' except by accident. Men, when they appeared on the scene (that is, when they met the Elves), were, however, much as they now are: they 'died', even if they escaped all accidents, at about the age of 70 to 80. The existence of the Valar: that is of certain angelic Beings (created, but at least as powerful as the 'gods' of human mythologies), the chief of whom still resided in an actual physical part of the Earth. They were the agents and vice-gerents of Eru (God). They had been for nameless ages engaged in a demiurgic labour3 completing to the design of Eru the structure of the Universe (Ea); but were now concentrated on Earth for the principal Drama of Creation: the war of the Eruhin (The Children of God), Elves and Men, against Melkor. Melkor, originally the most powerful of the Valar,4 had become a rebel, against his brethren and against Eru, and was the prime Spirit of Evil.
With regard to King Finrod, it must be understood that he starts with certain basic beliefs, which he would have said were derived from one or more of these sources: his created nature; angelic instruction; thought; and experience.
1. There exists Eru (The One); that is, One God Creator, who made (or more strictly designed) the World, but is not Himself the World. This world, or Universe, he calls Ea, an Elvish word that means 'It is', or 'Let It Be'.
2. There are on Earth 'incarnate' creatures, Elves and Men: these are made of a union of hroa and fea (roughly but not exactly equivalent to 'body' and 'soul'). This, he would say, was a known fact concerning Elvish nature, and could therefore be deduced for human nature from the close kinship of Elves and Men.
3. Hroa and fea he would say are wholly distinct in kind, and not on the 'same plane of derivation from Eru', (Author's Note 1, p. 336) but were designed each for the other, to abide in perpetual harmony. The fea is indestructible, a unique identity which cannot be disintegrated or absorbed into any other identity. The hroa, however, can be destroyed and dissolved: that is a fact of experience. (In such a case he would describe the fea as 'exiled' or 'houseless'.)
4. The separation of fea and hroa is 'unnatural', and proceeds not from the original design, but from the 'Marring of Arda', which is due to the operations of Melkor.
5. Elvish 'immortality' is bounded within a part of Time (which he would call the History of Arda), and is therefore strictly to be called rather 'serial longevity', the utmost limit of which is the length of the existence of Arda. (Author's Note 2, p. 337) A corollary of this is that the Elvish fea is also limited to the Time of Arda, or at least held within it and unable to leave it, while it lasts.
6. From this it would follow in thought, if it were not a fact of Elvish experience, that a 'houseless' Elvish fea must have the power or opportunity to return to incarnate life, if it has the desire or will to do so. (Actually the Elves discovered that their fear had not this power in themselves, but that the opportunity and means were provided by the Valar, by the special permission of Eru for the amendment of the unnatural state of divorce. It was not lawful for the Valar to force a fea to return; but they could impose conditions, and judge whether return should be permitted at all, and if so, in what way or after how long.) (Author's Note 3, p. 339)
7. Since Men die, without accident, and whether they will to do so or not, their fear must have a different relation to Time. The Elves believed, though they had no certain information, that the fear of Men, if disembodied, left Time (sooner or later), and never returned. (Author's Note 4, p. 340)
The Elves observed that all Men died (a fact confirmed by Men). They therefore deduced that this was 'natural' to Men (so was by the design of Eru), and supposed that the brevity of human life was due to this character of the human fea: that it was not designed to stay long in Arda. Whereas their own fear, being designed to remain in Arda to its end, imposed long endurance on their bodies; for they were (as a fact of experience) in far greater control of them. (Author's Note 5, p. 341)
Beyond the 'End of Arda' Elvish thought could not penetrate, and they were without any specific instruction. (Author's Note 6, p. 341) It seemed clear to them that their hroar must then end, and therefore any kind of re-incarnation would be impossible. (Author's Note 7, p. 342) All the Elves would then 'die' at the End of Arda. What this would mean they did not know. They said therefore that Men had a shadow behind them, but the Elves had a shadow before them.
Their dilemma was this: the thought of existence as fear only was revolting to them, and they found it hard to believe that it was natural or designed for them, since they were essentially 'dwellers in Arda', and by nature wholly in love with Arda. The alternative: that their fear would also cease to exist at 'the End', seemed even more intolerable. Both absolute annihilation, and cessation of conscious identity, were wholly repugnant to thought and desire. (Author's Note 8, p. 343)
Some argued that, although integral and unique (as Eru from whom they directly proceeded), each fea, being created, was finite, and might therefore be also of finite duration. It was not destructible within its appointed term, but when that was reached it ceased to be; or ceased to have any more experience, and 'resided only in the Past'.
But they saw that this did not provide any escape. For, even if an Elvish fea was able 'consciously' to dwell in or contemplate the Past, this would be a condition wholly unsatisfying to its desire. (Reference to Author's Note 8) The Elves had (as they said themselves) a 'great talent' for memory, but this tended to regret rather than to joy. Also, however long the History of the Elves might become before it ended, it would be an object of too limited range. To be perpetually 'imprisoned in a tale' (as they said), even if it was a very great tale ending triumphantly, would become a torment.5 For greater than the talent of memory was the Elvish talent for making, and for discovery. The Elvish fea was above all designed to make things in co-operation with its hroa.
Therefore in the last resort the Elves were obliged to rest on 'naked estel (as they said): the trust in Eru, that whatever He designed beyond the End would be recognized by each fea as wholly satisfying (at the least). Probably it would contain joys unforeseeable. But they remained in the belief that it would remain in intelligible relation with their present nature and desires, proceed from them, and include them.
For these reasons the Elves were less sympathetic than Men expected to the lack of hope (or estel) in Men faced by death. Men were, of course, in general entirely ignorant of the 'Shadow Ahead' which conditioned Elvish thought and feeling, and simply envied Elvish 'immortality'. But the Elves were on their part generally ignorant of the persistent tradition among Men that Men were also by nature immortal.
As is seen in the Athrabeth, Finrod is deeply moved and amazed to discover this tradition. He uncovers a concomitant tradition that the change in the condition of Men from their original design was due to a primeval disaster, about which human lore is unclear, or Andreth is at least unwilling to say much. (Author's Note 9, p. 343) He remains, nonetheless, in the opinion that the condition of Men before the disaster (or as we might say, of unfallen Man) cannot have been the same as that of the Elves. That is, their 'immortality' cannot have been the longevity within Arda of the Elves; otherwise they would have been simply Elves, and their separate introduction later into the Drama by Eru would have no function. He thinks that the notion of Men that, unchanged, they would not have died (in the sense of leaving Arda) is due to human misrepresentation of their own tradition, and possibly to envious comparison of themselves to the Elves. For one thing, he does not think this fits, as we might say, 'the observable peculiarities of human psychology', as compared with Elvish feelings towards the visible world.
He therefore guesses that it is the fear of death that is the result of the disaster. It is feared because it now is combined with severance of hroa and fea. But the fear of Men must have been designed to leave Arda willingly or indeed by desire -maybe after a longer time than the present average human life, but still in a time very short compared with Elvish lives. Then basing his argument on the axiom that severance of hroa and fea is unnatural and contrary to design, he comes (or if you like jumps) to the conclusion that the fea of unfallen Man would have taken with it its hroa into the new mode of existence (free from Time). In other words, that 'assumption' was the natural end of each human life, though as far as we know it has been the end of the only 'unfallen' member of Mankind.6 He then has a vision of Men as the agents of the 'unmarring' of Arda, not merely undoing the marring or evil wrought by Melkor, but by producing a third thing, 'Arda Re-made' — for Eru never merely undoes the past, but brings into being something new, richer than the 'first design'. In Arda Re-made Elves and Men will each separately find joy and content, and an interplay of friendship, a bond of which will be the Past.
Andreth says that in that case the disaster to Men was appalling; for this re-making (if indeed it was the proper function of Men) cannot now be achieved. Finrod evidently remains in the hope that it will be achieved, though he does not say how that could be. He now sees, however, that the power of Melkor was greater than had been understood (even by the Elves, who had actually seen him in incarnate form): if he had been able to change Men, and so destroy the plan.7
More strictly speaking, he would say that Melkor had not 'changed' Men, but 'seduced' them (to allegiance to himself) very early in their history, so that Eru had changed their 'fate'. For Melkor could seduce individual minds and wills, but he could not make this heritable, or alter (contrary to the will and design of Eru) the relation of a whole people to Time and Arda. But the power of Melkor over material things was plainly vast. The whole of Arda (and indeed probably many other parts of Ea) had been marred by him. Melkor was not just a local Evil on Earth, nor a Guardian Angel of Earth who had gone wrong: he was the Spirit of Evil, arising even before the making of Ea. His attempt to dominate the structure of Ea, and of Arda in particular, and alter the designs of Eru (which governed all the operations of the faithful Valar), had introduced evil, or a tendency to aberration from the design, into all the physical matter of Arda. It was for this reason, no doubt, that he had been totally successful with Men, but only partially so with Elves (who remained as a people 'unfallen'). His power was wielded over matter, and through it. (Author's Note 10, p. 344) But by nature the fear of Men were in much less strong control of their hroar than was the case with the Elves. Individual Elves might be seduced to a kind of minor 'Melkorism': desiring to be their own masters in Arda, and to have things their own way, leading in extreme cases to rebellion against the tutelage of the Valar; but not one had ever entered the service or allegiance of Melkor himself, nor ever denied the existence and absolute supremacy of Eru. Some dreadful things of this sort, Finrod guesses, Men must have done, as a whole; but Andreth does not reveal what were Men's traditions on this point. (Reference to Author's Note 9)
Finrod, however, sees now that, as things were, no created thing or being in Arda, or in all Ea, was powerful enough to counteract or heal Evil: that is to subdue Melkor (in his present person, reduced though that was) and the Evil that he had dissipated and sent out from himself into the very structure of the world.
Only Eru himself could do this. Therefore, since it was unthinkable that Eru would abandon the world to the ultimate triumph and domination of Melkor (which could mean its ruin and reduction to chaos), Eru Himself must at some time come to oppose Melkor. But Eru could not enter wholly into the world and its history, which is, however great, only a finite Drama. He must as Author always remain 'outside' the Drama, even though that Drama depends on His design and His will for its beginning and continuance, in every detail and moment. Finrod therefore thinks that He will, when He comes, have to be both 'outside' and inside; and so he glimpses the possibility of complexity or of distinctions in the nature of Eru, which nonetheless leaves Him The One'. (Author's Note 11, p. 345)
Since Finrod had already guessed that the redemptive function was originally specially assigned to Men, he probably proceeded to the expectation that 'the coming of Eru', if it took place, would be specially and primarily concerned with Men: that is to an imaginative guess or vision that Eru would come incarnated in human form. This, however, does not appear in the Athrabeth.
The argument is not, of course, presented in the Athrabeth in these terms, or in this order, or so precisely. The Athrabeth is a conversation, in which many assumptions and steps of thought have to be supplied by the reader. Actually, though it deals with such things as death and the relations of Elves and Men to Time and Arda, and to one another, its real purpose is dramatic: to exhibit the generosity of Finrod's mind, his love and pity for Andreth, and the tragic situations that must arise in the meeting of Elves and Men (in the ages of the youth of the Elves). For as eventually becomes plain, Andreth had in youth fallen in love with Aegnor, Finrod's brother; and though she knew that he returned her love (or could have done so if he had deigned to), he had not declared it, but had left her - and she believed that she was rejected as too lowly for an Elf. Finrod (though she was not aware of this) knew about this situation. For this reason he understood and did not take offence at the bitterness with which she spoke of the Elves, and even of the Valar. He succeeded in the end in making her understand that she was not 'rejected' out of scorn or Elvish lordliness; but that the departure of Aegnor was for motives of 'wisdom', and cost Aegnor great pain: he was an equal victim of the tragedy.
In the event Aegnor perished soon after this conversation,8 when Melkor broke the Siege of Angband in the ruinous Battle of Sudden Flame, and the destruction of the Elvish realms in Beleriand was begun. Finrod took refuge in the great southern stronghold of Nargothrond; but not long after sacrificed his life to save Beren One-hand. (It is probable, though nowhere stated, that Andreth herself perished at this time, for all the northern realm, where Finrod and his brothers, and the People of Beor, dwelt was devastated and conquered by Melkor. But she would then be a very old woman.)9
Finrod thus was slain before the two marriages of Elves and Men had taken place, though without his aid the marriage of Beren and Luthien would not have come to pass. The marriage of Beren certainly fulfilled his prediction that such marriages would only be for some high purpose of Doom, and that the least cruel fate would be that death should soon end them.
"Атрабет Финрод ах Андрет", возможно, отмечает кульминацию размышлений моего отца об отношениях эльфов и людей, в возвышенном видении Финрода первоначального замысла Эру для человечества; но его главной целью было исследовать полностью впервые природу "Искажения людей". В длинном отчете о своей работе, который он написал для Мильтона Уолдмана в 1951 году (Письма, № 131, стр. 147-8), он сказал: "Первое падение человека" ... нигде не появляется - люди не выходят на сцену до тех пор, пока все это [не станет] далеким прошлым, и имеется только слух, что на какое-то время они попали под власть Врага и что некоторые раскаялись.
В Атрабете Финрод обращается к этому "слуху" прямо: "Поэтому я говорю тебе, Андрет, что делали вы, вы, люди, давным-давно во тьме? 1 Как вы прогневали Эру? ... Скажешь ли ты, что ты знаешь или слышала?". Он встречает абсолютный отказ: "- Не скажу, - сказала Андрет. - Мы не говорим об этом с теми, кто другой расы"; но на последующий вопрос Финрода: "Нет никаких историй от ваших дней прежде смерти, хоть вы не рассказываете их чужакам?" Андрет отвечает: "- Может быть. Если не среди моего народа, тогда среди народа Аданель, может быть". Легенда о Падении Человека, сохранившаяся среди некоторых эдайн, должна была (как вскоре будет видно) появиться/начаться.
Представляя фундаментальные различия в судьбе, природе и опыте между эльфами и людьми в форме философского спора между Финродом, повелителем Нарготронда, и Андрет, потомицей Беора старого, спор, тем не менее, ведется в возрастающей интенсивностью и горечью со стороны Андрет, поведение которой (хоть известное обоим собеседникам независимо) раскрывается только в конце. Но к этой страстной работе мой отец приложил длинный сбивчивый/непоследовательный и критический комментарий совсем в другом ключе, который следует ниже.
Газеты, в которых Атрабет и комментарий были сохранены (см. стр. 304), несут надпись:
Дополн. Сильмариллион
Комментарий
На одной из этих оберток мой отец добавил: "Должно быть последним пунктом/частью в приложении" (т.е. к Сильмариллиону).
Этот комментарий он напечатал сам, в верхнем экземпляре и под копирку, с немногими последующими исправлениями, почти идентичными в обоих. за комментарием следуют пронумерованные примечания, чей объем намного больше, чем сам комментарий, коль скоро некоторые из них представляют собой короткие эссе. Я отличаю их от моих собственных пронумерованных примечаний к тексту (стр. 357 и далее) словами "Авторское примечание".
Очень черновой набросок комментария сохранился, и то, что он последовал за созданием профессиональных машинописных текстов [в смысле, Профессор нанял кого-то, чтобы печатал] самого Атрабета, видно из появления в нем слова Мирроанви (см. примечание 10 выше).
АТРАБЕТ ФИНРОД АХ АНДРЕТ
Спор Финрода и Андрет
Это не представлено как аргумент какой-либо убедительности для людей в их нынешней ситуации (или той, в которой они себя считают), хоть это может иметь некоторый интерес для людей, которые начинают с верований или предположений, подобных тем, которых держится эльфийский король Финрод.
Это фактически просто часть изображения воображаемого мира Сильмариллиона и пример того сорта вещей, что пытливые умы с обеих сторон, эльфийской и человеческой, должны были говорить друг другу после того, как они познакомились. Мы видим здесь попытку щедрого эльфийского ума проникнуть в отношения эльфов и людей и в ту роль, которую они были замышлены играть в том, что он назвал бы Ойенканне Эруо (вечная постановка Единого), которое может быть выражено "Божьим управлением Драмой".
В этом мире есть определенные вещи, которые должны быть приняты как "факты". Существование эльфов: это раса существ, близко родственных людям, так близко на самом деле, что они должны быть рассматриваемы как физически (или биологически) просто ветвями одной и той же расы. 1. Эльфы появились на Земле раньше, но не намного (мифологически или геологически) раньше; 2. Они были "бессмертными" и не "умирали", исключая по несчастному случаю. Люди, когда они появились на сцене (то есть когда они встретили эльфов), были, однако, во многом как они теперь есть: они "умирали", даже если они избегали всех несчастных случаев, примерно в возрасте от 70 до 80 лет. Существование валар: то есть определенных ангелических Существ (сотворенных, но по меньшей мере таких же могущественных, как "боги" человеческих мифологий), главные из которых все еще проживали в реальной физической части Земли. Они были агентами и вице-регентами Эру (Бога). Они были на протяжении безымянных веков заняты демиургическим трудом 3, завершая по замыслу Эру структуру Вселенной (Эа); но были теперь сосредоточены на Земле для главной Драмы Творения: войны Эрухин (Детей Бога), эльфов и людей, против Мелькора. Мелькор, изначально самый могущественный из валар 4, сделался мятежником против своих братьев и против Эру и был главным Духом Зла.
Относительно короля Финрода должно быть понимаемо, что он начинает с определенных базовых убеждений, которые, он сказал бы, были получены из одного или более из этих источников: его сотворенная природа; ангельские наставления; мысль; и опыт.
1. Существует Эру (Единый); то есть Единый Бог Творец, который создал (или, более строго, спроектировал) Мир, но Сам не является Миром. Этот мир, или Вселенную, он называет Эа, эльфийским словом, которое означает "Оно/это есть" или "Пусть оно/это будет".
2. На Земле имеются "воплощенные" существа, эльфы и люди: они созданы из союза хроа и фэа (примерно, но не точно эквивалентно "телу" и "душе"). Это, он сказал бы, было известным фактом касаемо эльфийской природы и могло поэтому быть выведено для человеческой природы из близкого родства эльфов и людей.
3. Хроа и феа, он сказал бы, полностью различны в виде/сорте [разных типов, в общем] и не на "одном и том же уровне происхождения от Эру" (Авторское примечание 1, стр. 336), но были задуманы каждый для другого, чтобы пребывать в вечной гармонии. Феа неразрушимая, уникальная идентичность, которая не может быть разложена или поглощена в какую-либо другую идентичность. Хроа, однако, может быть разрушено и растворено: это факт опыта. (в таком случае он описал бы феа как "изгнанную" или "бездомную").
4. Разделение феа и хроа "неестественно" и происходит не из первоначального замысла, но из "Искажения Арды", которое обусловлено действиями Мелькора.
5. Эльфийское "бессмертие" ограничено внутри части Времени (которое он назвал бы Историей Арды) и поэтому, строго говоря, должно называться скорее "серийным долголетием", крайний предел которого продолжительность существования Арды. (Авторское примечание 2, стр. 337). Естественное следствие этого - что эльфийская феа также ограничена Временем Арды или по крайней мере удерживается внутри нее и не способна покинуть ее, пока та длится.
6. Из этого следовало бы мысленно, если бы это не было фактом эльфийского опыта, что "бездомная" эльфийская феа должна иметь силу/власть или возможность вернуться к воплощенной жизни, если она имела желание или волю сделать это. (На самом деле эльфы обнаружили, что их феар не имели такой силы/власти сами по себе, но что возможность и средства были предоставляемы валар, по специальному разрешению Эру для исправления неестественного состояния развода. Было незаконно для валар принуждать феа к возвращению; но они могли налагать условия и решать, должно ли возвращение быть разрешенным вообще, и если так, то каким способом и через какой срок.) (Авторское примечание 3, стр. 339)
7. Коль скоро люди умирают, без несчастных случаев и независимо от того, хотят они этого или нет, их феар должны иметь другое отношение ко Времени. Эльфы верили, хоть они не имели определенной информации, что феар людей, если утратили тело, покидают Время (раньше или позже) и никогда не возвращается. (Авторское примечание 4, стр. 340)
Эльфы заметили, что все люди умирают (факт, подтвержденный людьми). Они поэтому пришли к выводу, что это было "естественно" для людей (так было по замыслу Эру), и предположили, что краткость человеческой жизни была обязана этому характеру человеческой феа: что она не была задумана оставаться долго в Арде. В то время как их собственные феар, будучи задуманными оставаться в Арде до ее конца, придавали долгую выносливость их телам; ибо они (как факт опыта) гораздо лучше контролировали их. (Авторское примечание 5, стр. 341)
За пределы "Конца Арды" эльфийская мысль не могла проникнуть, и они были без каких-либо конкретных инструкций. (Авторское примечание 6, стр. 341) Им казалось ясным, что их хроар должны тогда скончаться, и поэтому любой вид реинкарнации был бы невозможно. (Авторское примечание 7, стр. 342) Тогда все эльфы "умрут" в конце Арды. Что бы это значило, они не знали. Они говорили поэтому, что люди имели тень позади себя, но эльфы имели тень перед собой.
Их дилемма была такова: мысль о существовании как феар только была отвратительна им, и они находили трудным поверить, что оно было естественным или задуманным для них, коль скоро они были по существу "обитателями Арды", и по природе полностью влюблены в Арду. Альтернатива: что их феар также перестанут существовать в "Конце", казалась даже более невыносимой. Равно абсолютное уничтожение и прекращение сознательной идентичности были полностью отвратительны мысли и желанию (Авторское примечание 8, стр. 343)
Некоторые утверждали/спорили, что, хоть целостная и уникальная (как Эру, от которого они прямо происходили), каждая феа, будучи сотворенной, была конечной и могла поэтому быть также конечной продолжительности. Она была неразрушима в пределах указанного срока, но когда он был достигнут, она прекращала быть; или прекращала иметь какой-либо больший опыт и "пребывала только в Прошлом".
Но они видели, что это не предоставляло какого-либо выхода. Ибо, даже если бы эльфийская феа была способна "сознательно" обитать или созерцать Прошлое, это было бы условием полностью неудовлетворяющем ее желанию. (Ссылка на авторское примечание 8). Эльфы имели (как они сами говорили) "великий талант" к памяти/воспоминанию, но это вело к сожалению скорее, чем к радости. Также, какой бы длинной История Эльфов не стала, прежде чем ей закончиться, она была бы объектом слишком ограниченного пространства/предела. Быть вечно "заключенным в сказку/историю" (как они говорили), даже если это была очень великая история, заканчивающаяся триумфально, стало бы мучением. 5. Ибо бОльшим, чем талант памяти, был эльфийский талант делания и открытия. Эльфийская феа была прежде всего задумана, чтобы создавать вещи в сотрудничестве со своим хроа.
Поэтому в последнем утешении эльфы были вынуждены опираться на "неприкрашенную/голую эстель" (как они говорили): веру в Эру, что что бы ни задумал Он за пределами Конца, [это] будет признано каждой феа как полностью удовлетворяющее (по крайней мере). Возможно, оно содержало бы радости непредвиденные. Но они [эльфы] оставались в вере, что оно оставалось бы в разумной связи с их нынешней природой и желаниями, исходило бы из них и включало бы их.
По этим причинам эльфы были менее сочувственны, чем люди ожидали, к недостатку надежды (или эстели) в людях, стоящих лицом к смерти. Люди были, конечно, в общем полностью не осведомлены л "Тени Впереди", которая обуславливала эльфийские мысли и чувства, и просто завидовали эльфийскому "бессмертию". Но эльфы были, со своей стороны, в общем не осведомлены о существовавшей традиции среди людей, что люди были также по природе бессмертны.
Как видится в Атрабете, Финрод глубоко тронут и удивлен, обнаружив эту традицию. Он раскрывает сопутствующую традицию, что изменение в состоянии людей с их первоначальным замыслом была обязана первобытной катастрофе, о которой человеческие предания неясны, или Андрет, по меньшей мере, не желает рассказывать много (Авторское примечание 9, стр. 343). Он остается, тем не менее, при мнении, что состояние людей прежде катастрофы (или, как мы могли бы сказать, непадшего человека) не могло быть таким же, как таковое эльфов. То есть их "бессмертие" не могло быть долгожительством в пределах Арды эльфов; иначе они были бы просто эльфы, и их отдельное введение позже в Драму [сделанное] Эру не имело бы функции. Он думает, что представление людей о том, что, неизмененные, они бы не умирали (в смысле покидания Арды), обязано человеческому искажению [не как Арды, а в прямом смысле] их собственной традиции и, возможно, завистливому сравнению себя с эльфами. С одной стороны, он не думает, что это подходит, как мы могли бы сказать, "наблюдаемым особенностям человеческой психологии" по сравнению с эльфийскими чувствами к видимому миру.
Он поэтому предполагает, что это страх смерти - то, что является результатом катастрофы. Ее боятся, потому что она теперь сочетается с разделением хроа и феа. Но феар людей должны быть задуманы покидать Арду добровольно или в самом деле по желанию - может быть, после более долгого времени, чем настоящая [в смысле, текущая, в данный момент] средняя человеческая жизнь, но все же во время очень короткое сравнительно с эльфийскими жизнями. Затем, основывая свой аргумент на аксиоме, что разделение хроа и феа неестественное и противоречит замыслу, он приходит (или, если хотите, прыгает) к заключению, что феа непадшего человека взяла бы с собой хроа в новый способ существования (свободный от Времени). Другими словами, что "вознесение" было естественным концом каждой человеческой жизни, хоть, насколько мы знаем, это был конец единственного "непадшего" члена человечества.6. Он имеет затем видение людей как агентов "разыскажения" Арды, не просто разделывающих искажение или зло, сотворенное Мелькором, но производящих третью вещь, "Арду Переделанную" - ибо Эру никогда просто не разделывает прошлое, но приносит в бытие что-то новое, более богатое, чем "первый замысел". В Арде Переделанной эльфы и люди каждые отдельно найдут радость и довольство, и взаимодействие дружбы, узами которых будет Прошлое.
Более строго говоря, он сказал бы, что Мелькор не "изменил" людей, но "соблазнил" их (на подданство себе) очень рано в их истории, так что Эру изменил их "судьбу". Ибо Мелькор мог соблазнять отдельные умы и воли, но он не мог сделать это наследуемым или измениться (вопреки воле и замыслу Эру) отношение целого народа ко Времени и Арде. Но сила/власть Мелькора над материальными вещами была откровенно огромной. Вся Арда (и в самом деле, возможно, многие другие части Эа) была искажена им. Мелькор был не просто местным Злом на Земле, равно не Ангелом-Хранителем Земли, который сбился с пути: он был Духом Зла, возникшим даже прежде создания Эа. Его попытка доминировать над структурой Эа и Арды в частности и изменить замыслы Эру (которые правили всеми действиями верных валар) внесла зло или тенденцию к отклонения от замысла во всю физическую материю Арды. Это по этой причине, несомненно, он был полностью успешен с людьми, но только частично так с эльфами (которые остались, как народ, "непадшими"). Его сила/власть была обладаема над материей и через нее (Авторское примечание 10, стр. 344). Но по природе феар людей были намного менее сильного контроля над своими хроар, чем это было в случае с эльфами. Отдельные эльфы могли быть соблазнены в своего рода меньший "мелькоризм": желая быть сами себе хозяевами в Арде и устраивать вещи своим собственным путем, приводящими в крайних случаях к мятежу против опеки валар; но никто когда-либо не поступал на службу или в подданство Мелькору сам, равно никогда не отрекался от существования и абсолютного превосходства Эру. Некоторые ужасные вещи этого сорта, Фирод догадывался, люди должны были сделать, как целое [целиком, все человечество]; но Андрет не раскрывает, каковы были людские традиции на этот счет (ссылка на авторское примечание 9).
Финрод, однако, видит теперь, что при существующем положении вещей никакая сотворенная вещь или существо в Арде или во всей Эа не было могущественно достаточно, чтобы противодействовать или исцелять Зло: то есть подавить/подчинить Мелькора (в его настоящей/существующей личности, уменьшенной хоть она была) и Зло, что он рассеял и выслал из себя в самую структуру мира.
Только Эру сам мог сделать это. Поэтому, коль скоро было немыслимо, что Эру оставил бы мир к окончательному триумфу и господству Мелькора (что могло означать его [мира] разрушение и редукцию к хаосу), Эру Сам должен в какое-то время прийти противостоять Мелькору. Но Эру не мог войти полностью в мир и его историю, которая есть, хоть великая, только конечная Драма. Он должен, как Автор, всеегда оставаться "снаружи" Драмы, даже хоть эта Драма зависит от Его замысла и Его воли в своем начале и продолжении, в каждой детали и моменте. Финрод поэтому думает, что Он, когда Он придет, должен быть равно "снаружи" и "внутри"; и так он мельком видит возможность сложности или различий в природе Эру, которые, тем не менее, оставляют Его Единым (Авторское примечание 11, стр. 345).
Коль скоро Финрод уже догадался, что искупительная функция была изначально специально передана людям, он, вероятно, перешел к ожиданию, что "приход Эру", если тот случится, будет особенно и в первую очередь касаться людей: то есть к воображаемой догадке или видению, что Эру придет воплощенным в человеческом облике. Это, однако, не появляется в Атрабете.
Этот аргумент, конечно, не присутствует в Атрабете в таких терминах, или в таком порядке, или так точно. Атрабет - это беседа, в которой множество предположений и ступеней размышления должно быть восполнено читателем. На самом деле, хоть он [Атрабет] имеет дело с такими вещами, как смерть и отношения эльфов и людей ко Времени и Арде, и друг к другу, его настоящая цель драматична: показать щедрость ума Финрода, его любовь и жалость к Андрет, и трагические ситуации, которые должны возникнуть при встрече эльфов и людей (в эпохи юности эльфов). Ибо, как со временем становится ясно, Андрет в юности влюбилась в Аэгнора, брата Финрода; и хотя она знала, что он ответил ей взаимностью (или мог бы сделать это, если бы соизволил), он не заявил об этом, а бросил ее - и она верила, что она была отвергнута как слишком низкая для эльфа. Финрод (хоть она не знала об этом) знал об этой ситуации. По этой причине он понимал и не оскорблялся на горечь, с которой она говорила об эльфах и даже о валар. Он преуспел в конце концов в делании ее понимающей, что она не была "отвергнута" из насмешки или эльфийского высокомерия; но что уход Аэгнора был по мотивам "мудрости" и стоит Аэгнору великого страдания: он был такой же жертвой трагедии.
В итоге Аэгнор погиб вскоре после этого разговора 8, когда Мелькор прорвал осаду Ангбанда в разрушительной Битве Внезапного Пламени, и началось разрушение эльфийских королевств в Белерианде. Финрод укрылся в великой южной твердыне Нарготронд; но вскоре после этого пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти Берена Однорукого. (Возможно, хоть нигде не указано, что Андрет сама погибла в это время, ибо все северное королевство, где Финрод, его братья и народ Беора жили, было опустошено и завоевано Мелькором. Но она была бы тогда очень старой женщиной.) 9
Финрод, таким образом, был убит прежде, чем случились два брака эльфов и людей, хоть без его помощи брак Берена и Лютиэн не состоялся бы. Женитьба Берена определенно исполнила его предсказание, что такие браки будут заключаться только ради какой-то высокой цели Судьбы/Рока, и что наименее жестокой судьбой будет то, что смерть вскоре положит им конец.
Страдайте теперь, читая это, как я страдала, переводя.
А авторские примечания еще своим чередом пойдут, их объем тоже с "Войну и мир".
