В эфире наша рубрика о черновиках.
И вашему вниманию предлагается полный перевод имеющихся в нашем распоряжении черновиков к главе
Нумерация страниц как в 8-м томе НоМЕ, отсебятина выделена цветом, все примечания в конце.
Стр. 61
Десятая глава третьей книги, «Голос Сарумана» в «Двух Башнях», в первой законченной рукописи просто дальнейшее расширение главы ХХХ (см. стр. 47). Начало этой части повествования здесь почти как в окончательной форме (см. прим. 8), но разговор с Гэндальфом гораздо короче; после слов Мерри «Тем не менее, мы чувствуем меньшее недружелюбие к Саруману, чем раньше» он продолжается:
« - Действительно! – сказал Гэндальф. – Ну, я собираюсь нанести ему прощальный визит. Может быть, вы бы хотели пойти?
- Я бы хотел, - сказал Гимли. – Я хотел бы видеть его и узнать, действительно ли он похож на тебя.
- Ты можешь не увидеть его достаточно близко для этого, - засмеялся Гэндальф. – [Он долго был застенчивой птицей, и последние события могут не >] Он может стесняться показать себя. Но я удалил всех энтов из виду, так что, может, мы убедим его.
Они пришли теперь к подножию Ортханка».
В ВК:ДК последние замечания Гэндальфа были разработаны до:
«- И как ты это узнаешь, мастер гном? - сказал Гэндальф. - Саруман мог выглядеть подобно мне в твоих глазах, если это годилось его целям касаемо тебя. И все же достаточно ли ты мудр, чтобы обнаружить все его притворства? Ну, возможно, мы увидим. Он может не решиться показаться перед многими разными глазами вместе…»
Описание Ортханка в этом тексте сначала движется так:
«… Несколько зарубок и мелкие острые осколки у основания были все отметки, которыми показывалась ярость энтов. В середине с двух сторон, севера и юга, длинные пролеты широких лестниц, сложенных из какого-то другого камня темно-красного оттенка, поднимались к большой пропасти в скальной короне. Там они встречались, и там была узкая платформа под центром большой арки, которая стягивала расщелину; от нее лестницы разветвлялись снова, ведя вверх на запад и восток к темным дверям на каждой стороне, открывающимся в тени сторон арки».
Это общая концепция, описанная в версии «D» отрывка в «Дороге на Изенгард» (стр. 32) и точно проиллюстрированная
Стр. 62
в рисунке «Ортханк(3)», воспроизведенном на стр. 33. Но только что приведенный текст был замещен в момент написания на следующий:
«… ярость энтов. По двум сторонам, западной и восточной, длинные пролеты широких лестниц, вырезанные в черном камне неким неизвестным искусством, поднимались к подножию огромной арки, которая стягивала пропасть в холме. Во главе каждой лестницы была большая дверь, и над ней окно, открывающееся на балкон с каменным парапетом».
Эта скорее более простая концепция проиллюстрирована рисунком «Ортханк (4)», воспроизведенном на стр. 33. На более позднем этапе это было отвергнут и заменено на листке, вставленном в рукопись, описанием в ВК:ДК, где, конечно, концепция Ортханка была полностью изменена (стр. 33-5 и рисунок, воспроизведенный на стр. 34).
Непосредственно за описанием Ортханка следовало:
«Гэндальф повел вверх по западной лестнице. С ним шли Теоден и Эомер и пять спутников».
Таким образом, здесь нет обсуждения, кто пойдет наверх или как близко они будут стоять.
От этой точки для разговора с Саруманом существует первоначальный черновик (написанный чернилами поверх очень слабого карандаша, который не годен для чтения), и ему довольно близко следовала первая законченная рукопись. Голос Сарумана на этой стадии был описан по-другому, и это было сперва повторено в рукописи: «Окно закрылось. Они ждали. Вдруг заговорил другой голос, низкий, мелодичный, и все же он казался неприятным [> непривлекательным: его тон был насмешливым]» [прим. 1]. Это было изменено, возможно, сразу, на: «низкий, мелодичный и убедительный; но теперь его тон был того, кто, несмотря на мягкую натуру, огорчен». Все остальное, что сказано об этом голосе в ВК:ДК (стр. 183), здесь отсутствует, и описание Сарумана короче: «Его лицо было длинным, с высоким лбом; у него были глубокие темнеющие глаза; его волосы и борода были белыми, запятнанными более темными прядями.
- Похож и непохож, - пробормотал Гимли».
С открыванием разговора на этом этапе (здесь цитируется скорее по законченной рукописи, чем по тексту черновика) ср. первоначальный набросок на стр. 47-8.
«Итак? – сказал Саруман. – У тебя голос ... , Гэндальф. [на место пропущенного (voice of) brass. Вот это последнее слово, которое тут употреблено, в таком виде имеет значение а) латунь и б) «медь» - в смысле духовых инструментов. Можно было бы сказать как-нибудь вроде «голос, как медная труба» или что-то в таком роде, но слово brassy (т.е. of brass) имеет еще одно дополнительное значение «наглый, нахальный». И у слова brass отмечено сленговое значение «бесстыдство». Что именно хотел тут сказать автор, каков голос Гэндальфа по мнению Сарумана, такой ли, этакий или оба вместе, лично я ручаться не буду. Из контекста совершенно неясно, так что выбирайте сами и сами составляйте свое мнение] Ты нарушил мой покой. Ты пришел к моей личной двери без разрешения. Каково твое оправдание?
- Без разрешения? – сказал Гэндальф. – Я получил разрешение от тех привратников, которых нашел. Но разве я не жилец в этом приюте? Мой хозяин (гостеприимец, хозяин гостиницы) по крайней мере никогда не показывал мне на дверь с тех пор, как первый раз впустил меня!
- Гости, что покидают [дом] через крышу, не имеют претендовать вновь войти через дверь по своей воле, - сказал Саруман.
Стр. 63
- Гости, что загнаны на крышу дома против их воли, имеют право постучать и просить извинений, - ответил Гэндальф [прим. 2]. – Что ты имеешь сказать теперь?
- Ничего. Определенно не в твоей нынешней компании. Во всяком случае я имею мало что добавить к моим словам при нашей последней встрече.
- Тебе нечего взять назад?
Саруман сделал паузу.
- Взять назад? – сказал он медленно. – Если в моем рвении и разочаровании я сказал что-нибудь недружественное тебе, считай, что это взято назад. Возможно, я должен был исправить дело давно. Ты не был дружествен сам и упорствовал в неправильном понимании меня и моих усилий или притворялся так. Но я повторяю: я не держу неприязни к тебе лично; и даже теперь, когда твои - твои компаньоны причинили мне так много несправедливости [injury имеет значение как несправедливости (что может легко понять даже человек, не владеющий английским), так и вред], я был бы готов простить тебя, если бы ты отделил себя от такого народа. Я на сей момент имею меньше власти/силы помочь тебе, чем имел; но я все еще думаю, что ты мог бы найти мою дружбу более выгодной в итоге, чем их. Мы в конце концов оба принадлежим к древней и благородной профессии [именно так, profession. Коллеги, короче говоря]: мы должны понимать один другого. Если ты действительно хочешь консультироваться/советоваться [еще одно значение: считаться] со мной, я охотно принимаю тебя гостем. Взойдешь ли ты?»
Этот отрывок, чей первоначальный зародыш виден в набросках, данный в VII томе, стр. 212 и 436, был разработан в таковой в ВК:ДК, стр. 186-7. Черновик текста [прим.3] продолжается сразу до «Гэндальф засмеялся. «Понимать один другого?»…», и ничего не сказано о влиянии слов Сарумана на очевидцев; но в рукописи его речь была изменена, по-видимому, сразу же, несколько ближе к тому, что в ВК:ДК (с «высокому и древнему ордену» для «древней и благородной профессии»), и это сопровождалось отрывком (ВК:ДК, стр. 187), в котором голос Сарумана «казался как мягкое увещевание доброго короля уклонившемуся, но любимому министру». Но здесь отсутствуют слова «Так велика была власть/сила, которую Саруман приложил в этом последнем усилии, что ни один, кто стоял в пределах слышимости, не остался поколеблен»; ибо из всего, что предшествовало этому в ВК:ДК, его долгое открывающее испытание ума и воли Теодена, с вмешательствами Гимли и Эомера, не имеется никакого намека или предположения что в черновике, что в законченном тексте. Собеседование проводится исключительно между двумя мудрецами.
Для оставшегося диалога между ними я даю здесь оригинальный черновик [прим. 4]:
«Гэндальф засмеялся.
- Понимаем один другого? Я не знаю. Но я понимаю тебя, во всяком случае, Саруман – достаточно хорошо. Нет! Я не думаю, что я поднимусь. Ты имеешь при себе превосходного советчика, соответствующего тебе в понимании. Червеуст имеет хитрости/умения/ловкости
Стр. 64
достаточно для двоих. Но представилось мне, что коль скоро Изенгард скорее ветхое место, скорее старомодное и в нужде обновления и изменения, тебе должно понравиться покинуть его – отправиться в отпуск [или на каникулы], скажем. Если так, не сойдешь ли ты вниз?
Быстрое хитрое/лукавое выражение прошло по лицу Сарумана, прежде чем он скрыл это; они увидели промельк смешанного страха и облегчения/надежды [так в оригинале, relief/hope] Они видели сквозь маску лицо пойманного человека, который боялся и остаться, и покинуть свое убежище. Он медлил.
- Чтобы быть разорванным дикими лесными демонами? – сказал он. – Нет, нет.
- Не бойся за свою шкуру, - сказал Гэндальф. – Я не желаю убивать тебя – как ты должен знать, если ты действительно понимал меня. И никто не причинит тебе вреда, если я скажу «нет». Я даю тебе последний шанс. Ты можешь покинуть Ортханк – свободным, если ты выберешь.
- Хм, - сказал Саруман. – Это звучит хорошо. Больше похоже на старого Гэндальфа. Но почему я должен захотеть покинуть Ортханк? И что в точности означает «свободным»?
- Причины для покидания лежат вокруг, - сказал Гэндальф. – А свободный означает не пленник. Но ты сдашь мне ключ – и твой посох: залог твоего поведения. Чтобы быть возвращенным, если я сочту это пригодным, позже.
Лицо Сарумана на момент заволоклось гневом. Затем он рассмеялся.
- Позже! – сказал он. – Да - когда у тебя будут ключи Барад-Дура, я полагаю; и короны семи королей, и посохи пяти мудрецов [прим. 5] , и ты приобретешь себе пару сапог многими размерами больше, чем те, которые у тебя сейчас. Скромный план. Но я должен попросить позволения быть избавленным от ассистирования. Давай закончим эту болтовню. Если ты желаешь иметь дело со мной, имей дело со мной! Говори с разумением – и не приходи сюда с ордой дикарей и этими грубыми людьми и дурацкими детишками, что болтаются на твоем хвосте.
Он покинул балкон. Он едва повернулся, когда тяжелый предмет со свистом пронесся вниз с высоты. Он отскочил от парапета, едва не задел Гэндальфа и раскололся [вычеркнуто: на фрагменты] о скалу рядом с лестницей. Это, казалось, был большой шар из темного сияющего хрусталя.
- Предательский негодяй, - воскликнул Эомер, но Гэндальф не двинулся.
- Не Саруман на этот раз, - сказал он. – Это пришло из окна сверху. Это был прощальный выстрел Мастера Червеуста, мне кажется. Я уловил промельк руки. И плохо прицеленный. Как вы думаете, кому это предназначалось, мне или Саруману?
- Я думаю, возможно, плохой прицел был из-за того, что он не мог решить,
Стр. 65
кого он ненавидит больше? – (? сказал Гимли)
- Я тоже так думаю, - сказал Гэндальф. – Когда мы уйдем, в Башне будут приятные слова.
- И нам лучше быстро уйти за пределы броска камня по меньшей мере, - сказал Эомер.
- Мне ясно, что Саруман еще не отказался от надежды [добавлено: на свои собственные устройства], - сказал Гэндальф. – Ну, он должен нянчить свою надежду в Ортханке».
Здесь этот черновик заканчивается, будучи очень неаккуратный в окончании. Следует отметить, что в этом тексте нет никакого упоминания о вызывании Гэндальфом Сарумана вернуться на балкон, когда он [Саруман] поворачивается прочь, и так ломание его посоха не появляется (в первоначальных набросках сцены в общих чертах, упомянутых выше, где Саруман не был в своей башне, Гэндальф взял у него его посох и сломал его руками) [прим.6].
Поскольку нет никаких свидетельств того, что концепция палантиров возникла на любой более ранней стадии или в каких-либо более ранних записях, это должно предполагаться его первым появлением, но черновик не делает ясным, постиг ли мой отец его природу в момент его введения в качестве метательного снаряда Червеуста – Гэндальф не говорит, что он думает о нем [палантире], ни намекает, что это может быть устройство, важное для Сарумана. В своем письме к У. Одену от 7 июня 1955 года мой отец сказал (сразу же после отрывка из этого письма цитированной в начале «Возвращения тени»): «Я ничего не знал о палантирах, хотя в тот момент, когда из окна был выброшен камень Ортханка, я его распознал и узнал значение «строк предания», что крутились у меня в голове: «семь звезд, семь камней и одно белое дерево» [прим. 7].
С другой стороны, в этой начальной версии сцены он увидел хрустальный шар, разрушенный в результате удара, и все еще в законченной рукописи, непосредственно следующей за этим черновиком, он писал, что шар «раскололся о скалу рядом с лестницей. Он казался из фрагментов», прежде чем оборвал на этом месте и написал, что он [палантир] ударил по лестнице, и что это была ступенька, что треснула и раскололась, в то время как шар остался невредимым. Какое дальнейшее значение для истории мог он иметь, если бы он был немедленно уничтожен?
Завершенный текст развивает диалог Гэндальфа и Сарумана в значительной степени в сторону вида ВК:ДК, хотя многое еще остается от первоначального черновика. Но туда теперь входят, почти в окончательном виде, вызов Гэндальфа Саруману вернуться обратно, его финальное увещевание к нему и ломание его посоха. Хрустальный шар теперь катился вниз по ступенькам, и он был «темным, но сияющим, с огненной сердцевиной». В ответ на предположение Арагорна, что Червеустне мог решить, кого он ненавидит больше, Гэндальф говорит: «Да, это может быть так. Когда мы уйдем, в Башне будут некоторые дебаты! Мы возьмем шар. Мне
Стр. 66
кажется, что это не такая вещь, что Саруман выбрал бы выкинуть прочь».
Бег Пиппина вниз по лестнице, чтобы подобрать шар и торопливое забирание его Гэндальфом и заворачивание его в складки его плаща были более поздними дополнениями (см. стр. 79, прим. 12). Тем не менее, что шар сделался важным, теперь ясно. Сцена в этой версии заканчивается так:
«- Все же могут быть брошены и другие вещи, - сказал Гимли. – Если это конец дискуссии, давайте отойдем по меньшей мере на бросок камня.
- Это конец, - сказал Гэндальф. – Я должен найти Древня и сказать ему, как все прошло.
- Он уже догадался, конечно? – сказал Мерри. – Могли бы они закончиться любым другим путем?
- Не могли, - ответил Гэндальф. – Но у меня были причины попытаться. Я не желаю господства. Саруману был дан последний выбор, и справедливый. Он выбрал удерживать Ортханк по меньшей мере, от нас, ибо это его последний актив. Он знает, что у нас нет власти/силы, чтобы разрушить его извне или войти в него против его воли; но все же это могло бы быть полезным для нас. Но дела не пошли плохо. Направить вора, чтобы помешать вору! [вычеркнуто: И злоба ослепляет мозги]. Я предполагаю, что если бы мы могли войти, мы нашли бы в Ортханке несколько сокровищ более драгоценных, чем предмет, который дурак Червеуст швырнул в нас!
Пронзительный визг, внезапно оборвавшийся, пришел из открытого окна высоко наверху.
- Я так и думал, - сказал Гэндальф. – Теперь давайте пойдем!»
Конец главы в ВК:ДК, встреча Леголаса и Гимли с Древнем, его расставание с Мерри и Пиппином и стихи, в которых хоббиты вошли в «длинный список», присутствуют в этом первом завершенном тексте все, слово в слово, исключая только в самом конце, где его последние слова кратки:
«- Оставьте его энтам, - сказал Древень. – Пока семь раз не пройдут годы, в которые он мучил нас, мы не устанем смотреть за ним» [прим.8].
Примечания
Прим. 1: в черновике «низкий, скорее мелодичный, и все же неприятный: он говорил пренебрежительно».
Прим. 2: хоть эта замена была впоследствии утрачена, отсылка к способу, которым Гэндальф ушел из Ортханка в предыдущем случае, была внесена на более позднем этапе (ВК:ДК, стр. 187): «Когда я посещал тебя последний раз, ты был тюремщиком Мордора, и туда я должен был быть
Стр. 67
отправлен. Нет, гость, который сбежал с крыши, подумает дважды, прежде чем он пойдет обратно через дверь».
Прим. 3: черновик речи Сарумана очень близок к тому, который процитирован из завершенной рукописи, но после «Мы должны понимать один другого» Саруман говорит «Строительство, не разрушение, наша работа».
Прим. 4: не строго первоначальный черновик, поскольку, как уже отмечалось, он написан чернилами поверх слабого и нечитаемого текста карандашом.
Прим. 5: первое упоминание Пяти Мудрецов.
Прим. 6: в черновиках для конца главы на [слова] Древня «Так Саруман не захотел выходить? Я не думал, что он захочет» (ВК:ДК, стр. 192) ответ Гэндальфа сказан следующий: «Нет, он все еще лелеет надежду, которая у него есть. Он, конечно, прикидывается, что любит меня и помог бы мне (если бы я был благоразумен - что означает, если бы я служил ему и помог бы ему править без [?границ]. Но он выбрал ждать – сидя среди руин своих старых планов, смотреть, что получится. В таком настроении и с ключом Ортханка и своим посохом ему не должно позволять сбежать».
Прим. 7: необходимость, что [идея] палантира должна осуществиться, уже чувствовалась, как это видно из (отклоненных) замечаний Арагорна на стр. 50: «И мы сделаем лучше, если никогда не будет упоминать его [Кольцо] вслух: я не знаю, ни какую власть/силу может иметь Саруман в его башне, ни что за низкие коммуникации с Востоком там могут быть».
Прим. 8: встреча Древня с Леголасом и Гимли и его расставание с Мерри и Пиппином были в значительной степени выполнены в предварительных набросках, но были помещены в другом месте, так как она [глава в черновиках] начинается: «Послеполуденное время наполовину прошло, и солнце склонялось за западный отрог долины, когда Гэндальф и король вернулись. С ними пришел Древень. Гимли и Леголас глазели на него с удивлением.
- Вот мои спутники, о которых я говорил вам, - сказал Гэндальф.
Старый энт смотрел на них долго и изучающе» и т.д. Так первоначально начиналась часть повествования, впоследствии составившего «Голос Сарумана».
Пойду в Хранилище закину, чтобы не потерялось.
