Now tells the tale that the Nauglath fared home again, and if their greed had been kindled when first the gold was brought to Nogrod now was it a fierce flame of desire, and moreover they burnt under the insults of the king. Indeed all that folk love gold and silver more dearly than aught else on Earth, while that treasury was haunted by a spell and by no means were they armed against it. Now one there had been, Fangluin* the aged, who had counselled them from the first never to return the king's loan, for said he: “Ufedhin we may later seek by guile to release, if it seem good,” but at that time this seemed not policy to Naugladur their lord, who desired not warfare with the Elves. Yet now did Fangluin jeer at them mightily on their return, saying they had flung away their labour for a botcher's wage and a draught of wine and gotten dishonour thereto, and he played upon their lust, and Ufedhin joined his bitter words thereto. Therefore did Naugladur hold a secret council of the Dwarves of Nogrod, and sought how he might both be avenged upon Tinwelint, and sate his greed.
Yet after long pondering he saw not how he might achieve his purpose save by force, and there was little hope therein, both by reason of the great strength of numbers of the Elves of Artanor in those days, and of the woven magic of Gwenniel that guarded all those regions, so that men of hostile heart were lost and came not to those woods; nor indeed could any such come thither unaided by treachery from within.
Now even as those aged ones sat in their dark halls and gnawed their beards, behold a sound of horns, and messengers were come from Bodruith of the Indrafangs, a kindred of the Dwarves that dwelt in other realms. Now these brought tidings of the death of Mîm the fatherless at the hand of Úrin and the rape of Glorund's gold, which tale had but new come to Bodruith's ears. Now hitherto the Dwarves knew not the full tale concerning that hoard, nor more than Ufedhin might tell hearing the speech in Tinwelint's halls, and Úrin had not spoken the full count thereof ere he departed. Hearing therefore these tidings new wrath was added to their lust and a clamour arose among them, and Naugladur vowed to rest not ere Mîm was thrice avenged - “and more,” said he, “meseems the gold belongs of right to the people of the Dwarves.”
This then was the design; and by his deeds have the Dwarves been severed in feud for ever since those days with the Elves, and drawn more nigh in friendship to the kin of Melko. Secretly he let send to the Indrafangs that they prepare their host against a day that he would name, whenso the time should be ripe; and a hidden forging of bitter steel then was in Belegost the dwelling of the Indrafangs. Moreover he gathered about him a great host of the Orcs, and wandering goblins, promising them a good wage, and the pleasure of their Master moreover, and a rich booty at the end; and all these he armed with his own weapons. Now came unto Naugladur an Elf, and he was one of Tinwelint's folk, and he offered to lead that host through the magics of Gwendelin, for he was bitten by the gold-lust of Glorund's hoard, and so did the curse of Mîm come upon Tinwelint and treachery first arose among the Elves of Artanor. Then did Naugladur [?smile] bitterly, for he knew that the time was ripe and Tinwelint delivered to him. Now each year about the time of the great wolf-hunt of Beren Tinwelint was wont to keep the memory of that day by a hunt in the woods, and it was a very mighty chase and thronged with very many folk, and nights of merriment and feasting were there in the forest. Now Naugladur learnt of that Elf Narthseg, whose name is bitter to the Eldar yet, that the king would fare a-hunting at the next high moon but one, and straightway he sent the trysted sign, a bloodstained knife, to Bodruith at Belegost. Now all that host assembled on the confines of the woods, and no word came yet unto the king.
Now tells the tale that one came unto Tinwelint, and Tinwelint knew him not for the wild growth of his hair - and lo! it was Mablung, and he said: ”Lo, even in the depths of the forest have we heard that this year you will celebrate the death of Karkaras with a high-tide greater than even before, O King - and behold I have returned to bear you company.” And the king was full of mirth and fain to greet Mablung the brave; and at the words of Mablung that Huan captain of Dogs was come also into Artanor was he glad indeed.
Behold now Tinwelint the king rode forth a-hunting, and more glorious was his array than ever aforetime, and the helm of gold was above his flowing locks, and with gold were the trappings of his steed adorned; and the sunlight amid the trees fell upon his face, and it seemed to those that beheld it like to the glorious face of the sun at morning; for about his throat was clasped the Nauglafring, the Necklace of the Dwarves. Beside him rode Mablung the Heavyhand in the place of honour by reason of his deeds at that great hunt aforetime - but Huan of the Dogs was ahead of the hunters, and men thought that great dog bore him strangely, but mayhap there was something in the wind that day he liked not.
Now is the king far in the woods with all his company, and the horns grow faint in the deep forest, but Gwendelin sits in her bower and foreboding is in her heart and eyes. Then said an Elfmaid, Nielthi: “Wherefore, O Lady, art thou sorrowful at the hightide of the king?” And Gwendelin said: “Evil seeks our land, and my heart misgives me that my days in Artanor are speeding to their end, yet if I should lose Tinwelint then would I wish never to have wandered forth from Valinor.” But Nielthi said: “Nay, O Lady Gwendelin, hast thou not woven great magic all about us, so that we fear not?” But the queen made answer: “Yet meseems there is a rat that gnaws the threads and all the web has come unwoven.” Even at that word there was a cry about the doors, and suddenly it grew to a fierce noise ... by the clash of steel. Then went Gwendelin unafraid forth from her bower, and behold, a sudden multitude of Orcs and Indrafangs held the bridge, and there was war within the cavernous gates; but that place ran with blood, and a great heap of slain lay there, for the onset had been secret and all unknown.
Then did Gwendelin know well that her foreboding was true, and that treachery had found her realm at last, yet did she hearten those few guards that remained to her and had fared not to the hunt, and valiantly they warded the palace of the king until the tide of numbers bore them back [and] fire and blood found all the halls and deep ways of that great fortress of the Elves.
Then did those Orcs and Dwarves ransack all the chambers seeking for treasure, and lo! one came and sate him in the high seat of the king laughing loud, and Gwendelin saw that it was Ufedhin, and mocking he bid her be seated in her ancient seat beside the king's. Then Gwendelin gazed upon him so that his glance fell, and she said: “Wherefore, O renegade, dost thou defile my lord's seat? Little had I thought to see any of the Elves sit there, a robber, stained with murder, a league-fellow of the truceless enemies of his kin. Or thinkest thou it is a glorious deed to assail an ill-armed house what time its lord is far away?” But Ufedhin said nought, shunning the bright eyes of Gwendelin, wherefore said she anew: “Get thee now gone with thy foul Orcs, lest Tinwelint coming repay thee bitterly.”
Then at last did Ufedhin answer, and he laughed, but ill at ease, and he looked not at the queen, but he said listening to a sound without: “Nay, but already is he come.” And behold, Naugladur entered now and a host of the Dwarves were about him, but he bore the head of Tinwelint crowned and helmed in gold; but the necklace of all wonder was clasped about the throat of Naugladur. Then did Gwendelin see in her heart all that had befallen, and how the curse of the gold had fallen on the realm of Artanor, and never has she danced or sung since that dark hour; but Naugladur bid gather all things of gold or silver or of precious stones and bear them to Nogrod - “and whatso remains of goods or folk may the Orcs keep, or slay, as they desire. Yet the Lady Gwendelin Queen of Artanor shall fare with me.”
Then said Gwendelin: “Thief and murderer, child of Melko, yet art thou a fool, for thou canst not see what hangs over thine own head.” By reason of the anguish of her heart was her sight grown very clear, and she read by her fay-wisdom the curse of Mîm and much of what would yet betide.
Then did Naugladur in his triumph laugh till his beard shook, and bid seize her: but none might do so, for as they came towards her they groped as if in sudden dark, or stumbled and fell tripping each the other, and Gwendelin went forth from the places of her abode, and her bitter weeping filled the forest. Now did a great darkness fall upon her mind and her counsel and lore forsook her, that she wandered she knew not whither for a great while; and this was by reason of her love for Tinwelint the king, for whom she had chosen never to fare back to Valinor and the beauty of the Gods, dwelling always in the wild forests of the North; and now did there seem to her neither beauty nor joy be it in Valinor or in the Lands Without. Many of the scattered Elves in her wayward journeyings she met, and they took pity on her, but she heeded them not. Tales had they told her, but she hearkened not over much since Tinwelint was dead; nonetheless must ye know how even in the hour that Ufedhin's host brake the palace and despoiled it, and other companies as great and as terrible of the Orcs and Indrafangs fell with death and fire upon all the realm of Tinwelint, behold the brave hunt of the king were resting amid mirth and laughter, but Huan stalked apart. Then suddenly were the woods filled with noise and Huan bayed aloud; but the king and his company were all encircled with armed foes. Long they fought bitterly there among the trees, and the Nauglath - for such were their foes - had great scathe of them or ever they were slain. Yet in the end were they all fordone, and Mablung and the king fell side by side — but Naugladur it was who swept off the head of Tinwelint after he was dead, for living he dared not so near to his bright sword or the axe of Mablung.
Теперь рассказывает история, что науглат путешествовали домой снова, и если их жадность была разожжена, когда впервые золото было принесено в Ногрод, теперь было это яростное пламя желания, и, кроме того, они горели от оскорблений короля. В самом деле весь тот народ любит золото и серебро более нежно, чем что-либо еще на земле, в то время как то сокровище было заколдовано заклинанием, и никаким способом не были они вооружены против него. Теперь был там некий Фанглуин [на полях рукописи написано: Фанглуин - Синяя борода] престарелый, который советовал им с самого начала никогда не возвращать предоставленное во временное пользование королем, ибо он сказал: "Уфедина мы можем позже искать обманом/коварством освободить, если это покажется хорошим", но в то время это казалось нецелесообразным/недальновидным Наугладуру, их лорду, который не желал войны с эльфами. Однако теперь Фанглуин насмехался над ними сильно, говоря, что они выбросили вон свой труд за плату портачей и глоток вина и получили бесчестье за это, и он играл на их вожделении, и Уфедин присоединил свои горькие слова к этому. Поэтому держал Наугладур тайный совет карликов Ногрода и искал, как он может равно отомстить Тинвелинту и утолить свою жадность.
Все же после долгих размышлений он не увидел, как он может достичь своей цели иначе, как силой, и на это было мало надежды, равно по причине великой силы численности эльфов Артанора в те дни и из-за сплетенной магии Гвенниэль, что охраняла се те области, так что люди с враждебными сердцами были потеряны/пропадали и не ходили в те леса; и действительно не мог кто-либо прийти туда без помощи предательства изнутри.
Теперь прямо когда те старые сидели в своих темных чертогах и грызли свои бороды, вот! звук рогов, и вестники пришли от Бодруита индрафангов, родичей карликов, что жили в другом королевстве. Теперь те принесли вести о смерти Мима безотчего от руки Урина и похищении золота Глорунда, которая история только недавно дошла до ушей Бодруита. Теперь до сих пор карлики не знали полную историю касаемо того клада, не более, чем Уфедин мог рассказать, слушав речь в чертогах Тинвелинта, и Урин не говорил полного отчета вдобавок, прежде чем ушел. Слушая поэтому эти вести, новый гнев был добавлен к их вожделению [я в курсе согласования деепричастных], и крик поднялся среди них, и Наугладур поклялся не отдыхать, прежде чем Мим не будет трижды отомщен - "И более того, - сказал он, - кажется мне, зотоло принадлежит по праву народу карликов".
Таков тогда был замысел; и его [Наугладура] деяниями карлики были разъединены в распре навсегда с тех пор с эльфами и придвинуты ближе в дружбе к родичам Мелько. Тайно он дал послать индрафангам, чтобы они готовили свою дружину ко дню, который он назовет, как только время созреет; и скрытое кование горестной стали было в Белегосте, жилище индрафангов. Кроме того, он собрал вокруг себя великую дружину орков и бродячих гоблинов, обещая им хорошую плату и удовольствие их Хозяина сверх того, и богатую добычу в конце; и всех их он вооружил своим собственным оружием. Теперь пришел к Наугладуру эльф, и он был один из народа Тинвелинта, и он предложил провести ту дружину сквозь магию Гвенделин, ибо он был укушен жаждой золота Глорундова клада, и так проклятие Мима пришло на Тинвелинта, и предательство впервые возникло среди эльфов Артанора. Тогда [?улыбнулся] Наугладур горько, ибо он знал, что время созрело, и Тинвелинт сдан ему. Теперь каждый год примерно во время великой волчьей охоты Берена Тинвелинт имел обыкновение хранить память того дня охотой в лесу, и это была очень могучая охота и переполненная очень многим народом, и ночи веселья и пирования были в лесу. Теперь Наугладур узнал от того эльфа Нартсега, чье имя горько для эльдар все еще, что король отправится охотиться через одно полнолуние, и сразу же он послал условленный знак, окровавленный нож, Бодруиту в Белегост. Теперь вся дружина собралась на границе лесов, и никакое слово не пришло еще королю.
Теперь рассказывает история, что некто пришел к Тинвелинту, и Тинвелинт не узнал его из-за буйного роста его волос - и вот! это был Маблунг, и он сказал:
- Вот, даже в глубинах леса слышали мы, что в этом году ты будешь праздновать смерть Каркараса с зенитом выше, чем когда-либо прежде, о король - и смотри, я вернулся, чтобы составить тебе компанию.
И король был полон радости и охотно приветствовал Маблунга храброго; и от слов Маблунга, что Хуан, предводитель собак, пришел также в Артанор, он был рад в самом деле.
Вот, теперь Тинвелинт-король выехал на охоту, и более великолепными было его облачение, чем когда-либо прежде, и золотой шлем был над его развевающимися кудрями, и золотом была сбруя его коня украшена; и солнечный свет среди деревьев падал на его лицо, и оно казалось тем, кто видел его [лицо], как великолепное лицо солнца утром; ибо вокруг его горла был застегнут Науглафринг, Ожерелье карликов. Рядом с ним ехал Маблунг Тяжелая Рука на почетном месте по причине его деяний на той великой охоте прежде - но Хуан [из] Псов был впереди охотников, и люди думали, что большой пес ведет себя странно, но, может быть, было что-то в ветре в тот день, что ему не нравилось.
Теперь король далеко в лесах со всей его компанией, и [звуки] рогов стали слабыми в глубоком лесу, но Гведелин сидит в своих покоях [bower - покои знатной дамы в средневековом замке] и предчувствие в ее сердце и глазах. Тогда сказала эльфийка-служанка Ниэльти:
- По какой причине, о господа, печальна ты в зените короля?
И Гвенделин сказала:
- Зло ищет нашу землю, и мое сердце внушает мне дурные предчувствия, что мои дни в Артаноре спешат к концу, однако, если я потеряю Тинвелинта, тогда я бы желала никогда не уходить/скитаться прочь из Валинора.
Но Ниэльти сказала:
- Нет, о леди Гвенделин, разве не соткала ты великую магию всюду вокруг нас, так, чтобы мы не боялись?
Но королева ответила:
- Все же кажется мне, есть крыса, что грызет нити, и вся паутина становится не сотканной.
Точно при этих словах был крик около дверей, и внезапно он возрос до яростного шума ... лязгом стали. Тогда вышла Гвенделин неустрашимо из своих покоев и вот! внезапное множество орков и индрафангов держали мост, и внутри пещерных врат была война; но то место было залито кровью, и большая куча убитых лежала там, ибо нападение было тайным и совсем неизвестным.
Тогда поняла Гвенделин хорошо, что ее предчувствие было правдой, и что предательство нашло ее королевство наконец, все же приободрила она тех немногих стражей, что остались при ней и не странствовали на охоту, и доблестно они охраняли дворец короля, пока прибывающее количество не унесло их назад [и] огонь и кровь нашли все залы и глубокие ходы этой великой крепости эльфов.
Затем эти орки и карлики обыскали все палаты, ища сокровища, и вот! некто пришел и усадил себя на высокое седалище короля, смеясь громко, и Гвенделин увидела, что это был Уфедин, и, насмехаясь, он предложил/велел ей быть сидящей на ее древнем седалище рядом с королевским. Тогда Гвенделин взглянула на него, так что его взор потупился, и они сказала:
- По какой причине, о отступник, оскверняешь ты седалище моего господина? Мало я думала видеть кого-либо из эльфов сидящим там, грабителя, запятнанного убийством, союзника непримиримых врагов своих родичей. Или думаешь ты, это славное деяние - напасть на плохо вооруженный дом в то время, когда его господин далеко?
Но Уфедин не сказал ничего, избегая ярких глаз Гвенделин, по какой причине сказала она вновь:
- Убирайся теперь со своими мерзкими орками, чтобы Тинвелинт, придя, не отплатил тебе горько.
Тогда наконец ответил Уфедин, и он засмеялся, но принужденно, и он не смотрел на королеву, но но сказал, прислушиваясь к звукам снаружи:
- Нет, но уже он пришел.
И вот, Наугладур вошел теперь, и дружина карликов была вокруг него, но он нес голову Тингола коронованную и в шлеме из золота; но ожерелье всех чудес было застегнуто вокруг горла Наугладура. Тогда увидела Гвенделин в своем сердце все, что случилось, и как проклятие золота пало на королевство Артанор, и никогда она не плясала и не пела с того темного часа; но Наугладур велел собрать все вещи из золота или серебра, или из драгоценных камней и отнести их в Ногрод - "и то, что осталось от добра или народа, могут орки хранить или убить, как они пожелают. однако леди Гвенделин, королева Артанора, отправится со мной.
Тогда сказала Гвенделин:
- Вот и убийца, дитя Мелько, все же ты дурак, ибо ты не можешь видеть, что висит над твоей собственной головой.
По причине муки ее сердца было ее зрение усилено очень ясно, и она прочла своей мудростью фей проклятие Мима и многое из того, что еще произойдет.
Тогда засмеялся Наугладур в своем торжестве, пока не затряслась его борода, и велел схватить ее: но никто не мог сделать так, ибо как они шли к ней, они [шли] ощупью, как если бы во внезапной тьме, или спотыкались и падали, ставя подножки друг другу, и Гвенделин ушла прочь из мест ее обитания, и ее горький плач наполнил лес. Теперь пала великая тьма на ее разум и ее совет, и знание оставило ее, так что она скиталась сама не зная куда, долгое время; и это было по причине ее любви к Тинелинту королю, ради которого она выбрала никогда не отправляться обратно в Валинор и к красоте богов, живя всегда в диких лесах севера; и теперь не казались ей ни красота, ни радость, будь то в Валиноре или во Внешних Землях. Многих из рассеявшихся эльфов в своих прихотливых странствиях она встретила, и они жалели ее, но она не обращала на них внимания. Истории они рассказывали ей, но она не слушала много, коль скоро Тинвелинт был мертв; тем не менее, должны вы знать, как даже в час, когда дружина Уфедина разрушала дворец и разграбляла, и другие отряды, столь же великие и столь же ужасные, орков и индрафангов обрушились со смертью и огнем на все королевство Тинвелинта, вот! храбрая охота короля отдыхала и веселилась среди радости и смеха, но Хуан бродил отдельно. Затем внезапно были леса наполнены шумом, и Хуан залаял громко; но корольи его компания были все окружены вооруженными врагами. Долго они сражались ожесточенно там среди деревьев, и науглат - ибо таковы были их враги - несли великий урон от них или постоянно они были убиваемы. Все же в конце концов было с ними покончено, и Маблунг и король пали бок о бок - но Наугладур это был, кто снес голову Тинвелинта после того, как тот умер, ибо при жизни он не дерзал так приближаться к его яркому мечу или топору Маблунга. [примечание Кристофера: против этого предложения мой отец написал указание, что история должна была состоять в том, что Науглафринг запутался в кустах и держал короля]
