Что же, серьезное дозволительно разбавить веселым.
Опять о исцелительном заведении Намо.
Чего-чего, а палат у Намо много. Большая часть, конечно, в отделении травматологии. Но есть и другие отделения. Восстановительную терапию по совместительству курирует Эсте, а психиатрическим заведует Ниэнна.
В приемном покое – аврал. Очередной. Первый состоялся сразу по возвращении Мелькора в Эндорэ. Второй только что схлынул – после осады Фаласа. Не успели путем прибраться после него, и вот – опять…
Пальцы пяти майэр летают по панелям:
- Имя, имена родителей, адрес родителей, номер части, группа крови…
- Мифрамэ, у них одна группа крови на всех!
- Ох, serme, прости… вперед забежала. Это у атани их будет четыре…
- И номер части из будущего!
- Да-да!.. Простите, повторяю: имя, имена родителей, адрес родителей, имя лорда, принявшего присягу.
- Я… из фалатрим, - мнется новоприбывший, с сомнением разглядывая мерцающие огоньками панели.
- Синда? Это не ко мне. Следующий стол. Нинквэ, прими пациента.
- Подойдите сюда. Так, фалатрим… Имя…
- Да помню я! – синда от понятной растерянности переходит к легкому раздражению. – Эарсур, сын Келеброса и Фаэвен…
- Имя на синдарине, первод на квенья в скобках, - напоминает старшая по покою.
- Знаю! – сестра Нинквэ мгновенно нажимает «вырезать-вставить». – Пациент, пожалуйста, в левую дверь.
За дверью два медбрата в серо-сиреневом (через очень много столетий такой цвет назовут «маренго») хватают синда и укладывают на каталку. Тот успевает пискнуть, прежде чем осознает, что рана в боку давно не болит. К этому моменту дверь приемного покоя не только успевает захлопнуться, но и раствориться в мерцающем сумраке Мандоса.
Все бегом, потому что аврал. Да и сам заведующий поликлиническо-реабилитационным центром – Намо Феартаро – вдруг проявляется именно в этом коридоре. В руках у него большой серебряный секундомер – давний подарок Феанаро Финвиона.
- Постарайтесь работать еще быстрее, потому что предвижу я в грядущем великие битвы…
- А утроение штата не предвидите? – бормочет один из майар, резво катя каталку.
Поворот, щелчок раскрывшегося пространства – и вокруг каталки возникают трое старших майар. Их одеяния густого цвета дикой сирени. Поскольку руки их заняты мануальным диагностированием, панели настроены на голосовое управление.
- Рубленая рана плеча и шеи, колотая – печени. Обезболивание в течение половины текущей эпохи, потом второй осмотр для установления окончательного диагноза.
- Общее ослабление организма в результате голода и холода. Усиленное виртуальное питание радостными эмоциями до конца Первой эпохи.
- Стресс, а также начальная стадия испуга и огорчения. Надо быть хладнокровнее, молодой… эльда. Полный покой в течение половины Первой эпохи, потом легкие прогулки и посещение друзей.
- А выпишите когда? – робко спрашивает раненый.
- Сказано: после установления окончательного диагноза будет видно. Не отвлекайте, больной. Следующий!
Аврал ведь…
Но Намо не зря наделен даром предвидения. Он отлично знает, что главные неприятности еще впереди.
И предвидение не обманывает его.
В приемном покое появляется некто в изрубленном в ленточки и опаленном доспехе. С головы его еще сыплется пепел.
- Имя, имена ро…
- Феанаро, сын Финвэ Отважного и Мириэль Вышивальщицы. Адрес родителей – Мандос!
- Я здесь! – Феартаро проявляется у правой двери. – Отдельную палату, дверь на замок, ключ на гвоздик, а гвоздик – в мой кабинет!
- А как же санобработка и консилиум? – растерянно спрашивает старшая сестра покоя.
- Все на месте. То есть, в отдельной палате.
- Вы предвидите…
- Что я предвижу, лучше вслух не говорить. А то сбудется!
Намо лезет в карман своей темно-пурпурной мантии, достает секундомер и кладет себе в рот. Несколько мгновений таращит глаза на ближайший экран, потом меняет во рту прибор на мятный леденец и исчезает.
Всем в покое становится ясно, что предвидение начинает сбываться.
Раненый отмыт, подстрижен и переодет в светло-синюю в сиреневый цветочек пижаму. У кровати консилиум. Намо в отдалении поминутно сует себе в рот леденцы.
- Э…э… Так как срок исцеления еще ранее был определен в период до Преображения Арды, предлагаю для начала поместить пострадавшего в ожоговый комплекс…
Вылетевший изо рта поперхнувшегося Намо леденец щелкает майа в спину.
- В смысле… начнем ожоговую терапию на месте. Мы разработали новый метод…
Глаза раненого загораются интересом.
- Параллельно восстановительная терапия костей и мягких тканей.
- Перевязочного материала не жалеть! – командует вала. – Особенно на руки. И на ноги. Голова у него как?
- К сожалению, в порядке, - считав осанвэ начальника, сообщает заведующий травматологией. – Очень удачная конструкция шлема.
- Безусловно, - раненый пытается сеть на кровати. – Практически невозможно приложение силы перпендикулярно поверхности…
К нему тут же прикладывают силу два медбрата и валят на подушки.
- Жившее в организме пострадавшего вышеуказанное белое пламя замедлило обмен веществ, - замечает физиотерапевт. – Пациент, став папашей семи оторв, остался таковой же оторвой сам. Параллельно с лечением травм рекомендую ежедневные морские и пресные ванны…
- Похолоднее, - бурчит Намо.
- … а также усиленное питание положительными эмоциями в виде музыки и иных высокохудожественных произведений.
- При строгом постельном режиме, - добавляет Намо.
- Поскольку пациент еще до ранения страдал психической неустойчивостью, проявляющейся во вспышках гнева и приступах депрессии…
Раненый пытается что-то сказать, но медбратья затыкают ему рот большой зефириной.
- … предлагаю подключить к его исцелению заведующую отделением валиэ Ниэнну.
- С выделением дополнительных тысячелетий из резерва безвремения! – заключает Намо.
Феартаро и консилиум исчезают. Медбратья с подчеркнутой заботливостью подтыкают со всех сторон одеяло – чтобы труднее было из-под него выбраться. Один со многозначительной ухмылкой кладет на стол пятикилограммовую коробку земляничного зефира. Когда и эти майар исчезают, раненый выплевывает зефир в мусорку и уставляется в потолок.
Намо, сидя у себя в кабинете, записывает очередные события в Арде в летопись. Время от времени он удовлетворенно поглядывает на стальной ключ, висящий на гвоздике у себя за спиной. И тут в гостевом кресле проявляется зав психиатрическим отделением. Валиэ Ниэнна в темно-сером одеянии, черные косы спадают до пола.
- Намо… - произносит она глубоким контральто.
- Сегодня я докладов не принимаю. Завал информации по Дагор Браголлах.
- Намо, - повторяет Ниэнна суше. – Твои палаты – место исцеления, а не наказания.
- Дорогая сестра, - стараясь не отвлекаться от писаний, отвечает Феартаро. – Именно этот лозунг висит у нас в приемном покое с самого основания Валинора. И подновляется каждую иену.
- Почему же ты запретил мне привлекать Феанаро к занятиям групповой терапией?
- Потому что, стоит ему покинуть палату – он станет наказанием для всех нас! Ты с ним работала?
- Да, - кивает валиэ.
- И что?
- Он сперва слушал меня очень внимательно. А потом предложил употреблять для осушения слез вместо полотняного платка вату. Целлюлозную. Лучше впитывает, сказал.
Ниэнна залилась слезами. Намо вдруг странно хрюкнул, забил себе в рот рукав мантии, а свободной рукой замахал сестре в направлении двери.
Валиэ поднялась и пошла прочь, закрыв лицо руками. Но Намо показалось, что ее всхлипы подозрительно похожи на его собственное хрюканье.
Между тем события катились лавиной. В Мандосе объявился Финдарато с отрядом.
В отношении этих пациентов Ниэнна блеснула. Ее групповая терапия удалась на славу. Эльфы без конца клялись друг другу и королю, что не имеют никаких обид и рады были отслужить для исполнения его клятвы. Даже на дне подсознания у них не мелькала мысль, что чужие жизни – дороговатая плата за устройство свадьбы. И что собственные клятвы Берену следовало бы выполнять самостоятельно.
Потом они принялись петь, и песенки раз от разу становились веселее. И однажды сестра-сиделка застала короля с отрядом за игрой в волейбол.
Ниэнна вписала в карточки успешное излечение и передала нарготрондцев на санаторно-курортную реабилитацию в течение пяти сотен солнечных лет.
А вскоре объявился Берен. Без правой руки, зато с Лутиэн в левой.
Сам Берен хлопот не доставил, ибо находился в состоянии ошарашенности и безумного счастья. Или счастливого безумия, что безразлично. Зато Лутиэн сама ошарашила всех требованием изменить свою физиологию путем удаления эльфийского гена бессмертия. Убеждения научной группы, что такое вмешательство может привести к неожиданным последствиям (скажем, превращению в лягушку) не подействовали.
Берена отправили на регенерацию. Лутиэн занялась Ниэнна, организовав ситуацию погружения в эмоции. Они долго рыдали вместе, пока Намо пытался найти выход. Ему не пришло в голову ничего лучше, как послать восторженных супругов обратно в Эндорэ – на время. А когда Берен свое отыграет, все же прооперировать Лутиен, законсервировав часть хромосомы с указанным геном бессмертия. Когда она одумается, ген можно будет восстановить, и лягушка снова станет царевной.
До Намо не доходило никаких сведений о том, общался ли с Лутиэн младший Арафинвион при жизни во плоти. Но глюк у него проявился тот же самый – утратить бессмертие от любви к смертной. Выпускать в реальность еще и царевича-лягуша Намо не решился. Ниэнна клятвенно обещала, что уже разработала систему ролевой терапии, и Айканаро на ноги поставит, хотя бы и в течение пары эпох.
А потом… Сразу трое. Светловолосый, черный и рыжий. Грязные, взъерошенные, в крови и мокрых повязках.
- Третьего и пятого в одну палату, четвертого поместить отдельно!
- Намо, - простонала Ниэнна, - групповая терапия…
- А что я могу сделать, если у Феанаро нечетное количество сыновей?! Остальных тоже рассую парочками, пусть между собой общаются. Тем более, что каждый из них стоит десятка… или сотни обычных эльфов в смысле вредности.
- Может быть, Карнистира подселить к отцу для эмоциональной разрядки?
Намо достал из кармана мантии тоненькую книжку в серо-зеленой обложке. Под заглавием была нарисована пятиконечная звезда со скрещенными символами Ауле и Иаванны на внутреннем поле.
- Вот, читай: «Гранаты и взрыватели к ним следует хранить строго отдельно».
- Да… а кто, по-твоему, граната и кто взрыватель?..
- Когда сработает, оказавшимся в зоне действия будет без разницы!
Ниэнна привычно взмахнула длинными рукавами, закрывая лицо ладонями.
Валиэ Милосердия не ослабляла усилий в работе с Феанаро и его многочисленным потомством. Кажется, она даже заразилась от них неуемным изобретательством. В палатах всех Изгнанников появились стопы бумаги и письменные принадлежности.
- Они пишут воспоминания. Это дает возможность отделить мучительные переживания от своего сознания и постепенно изжить их.
Намо мысленно зааплодировал. Все версии следовало откопировать и присоединить к летописям – какое количество лишней работы обнулится! Правда, в палатах залетали бумажные голуби разных конструкций, но это можно было пережить. Потом пошли жалобы от сестер-сиделок:
- Морифинвэ хлопнул бумажной хлопушкой, когда я мыла пол под его кроватью! – майэ показала шишку на затылке и попросила отгул для посещения садов Ирмо.
- Когда я перестилала постель у Туркафинвэ, из-под подушки выскочила лягушка! Бумажная, но совсем как настоящая!
- В тумбочке у Нельафинвэ я нашла конверт! Хотела открыть, а там как зашуршит! А он страшным голосом: «Пещерная сколопендра!».
- Не может быть! – возмутился Намо. – Неужели в моем учреждении возможна такая антисанитария?!
- О, Хранитель Времени, мы хорошо убираемся на обоих уровнях, материальном и виртуальном! В конверте была бумажная звездочка, обмотанная ниткой…
Намо назначил дополнительный выходной для сиделок при Феанарионах и прочитал тем лекцию (по громкой связи) об уважении к женщинам. Морифинвэ перед своей сестрой извинился. Туркафинвэ сказал, что это чушь – бояться игрушек. Старшие сказали, что ничего плохого не предполагали, это просто шутка.
Ниэнна продолжала творить. Намо, посетив палату третьего и пятого, увидел замечательную картину. Турко и Курво сидели на своих кроватях напротив друг друга и заунывными голосами читали из двух одинаковых книжек реплики:
- О принц, вы так флатируете мне, что уже невозможно…
- Вы не поверите, что я вас адорирую…
- Я этого, сударь, не меретирую…
- Я думаю, что вы достаточно ремаркированы быть могли, что я опре вас в конфузию…
Чувствовалось, что Феанарионы с бОльшим удовольствием повисели бы на Тангородриме от новолуния до новолуния. Зато Ниэнна, сидя в кресле, блаженно улыбалась и помахивала в такт рукавом.
«Что за белиберду ты им подсунула?».
«Ролевое чтение. Для снижения напряженности в общении. Классика, дорогой».
Феанаро получил в подарок кубик, составные части которого можно было менять местами вращением. Некоторое время он сосредоточенно крутил цветные квадратики, а потом отдал сиделке пачку листов с алгоритмами. По ним можно было выкручивать на сторонах кубика любые цветосочетания. Видимо, Ниэнна и его познакомила со своей классикой, потому что одно сочетание он назвал умопомрачительно: «тяжелый мезон с вишнями».
Близнецам валиэ притащила коробку разрезных картинок и велела составлять «ситуативные композиции». Коробка, скорее всего, предназначалась для детей дошкольного возраста. На карточках мелькали разбитые стекла, грязные тарелки, сломанные игрушки. Амбаруссар пустили в ход письменные принадлежности и дополнили рисунки некоторыми деталями. Из стекол теперь торчали рогатые башки, а игрушки обзавелись дополнительными опорно-двигательными органами. Но Ниэнну это тоже порадовало как явное доказательство вытеснения тяжелых переживаний.
Меньше всего от Владычицы Скорби доставалось старшим Феанарионам. Она полагала музыку достаточным средством для снятия пролонгированного стресса. Потому Канафинвэ разрешалось держать в палате лютню, арфу и свирель. Впрочем, послушать игру Макалаурэ сбегались сиделки со всего крыла, предназначенного для Изгнанников. Но когда, прознав про музыкопею, Морифинвэ потребовал барабан, ему было вежливо отказано.
Впрочем, «самый средний» несколько раз ухитрился обойтись предельно минимальными средствами для организации беспорядков. Разрезал ниткой выданный ему кусок туалетного мыла на четыре части, подложил под ножки кровати сразу после влажной уборки и катался с грохотом от стены до стены, переполошив весь обслуживающий персонал. Вставил в кран перо от авторучки, заставив умывальное приспособление почти членораздельно бормотать. Из другого куска мыла получил столько пены, что она заполнила не только душевую кабинку, но и большую часть палаты. Но права хоть на время уборки выйти в коридор не добился. После чего пинал подушки с криком «пенальти».
Ниэнна убедила Намо, что наказание четвертого Феанариона путем отъема на время нижнего белья только усугубит его мрачное настроение и замедлит исцеление всей семейки. Вместо этого она обвешала его палату елочными игрушками. Намо подсмотрел, как валиэ, патетически взмахивая рукавами, читала ему стихи о красотах зимнего пейзажа. Совершенно неожиданно для Феартаро Морифинвэ слушал молча и не отрывал взгляда от чтицы.
Ресурсы безвремения, как известно, неисчерпаемы. И благодаря этому дело исцеления все же продвигалось. Ниэнна заявила, что старших Феанарионов уже можно привлекать ко групповой терапии для всей секции Изгнанников, потому что они никак не применили забытую их палате метелочку для пыли. Появились сдвиги и у средних – они успешно написали сочинение на тему «Почему Тингол не такая уж редиска», обойдясь без бранных слов.
Намо и сам заметил, что в коридоре для Феанаро с сыновьями в воздухе наметилось некоторое умиротворение. Но его надеждам был сужден короткий век. Очень скоро старшая сиделка, поджав губы, выложила перед Феартаро несколько кусочков бумаги.
- Из-под матраса этого Морифинвэ. Вы почитайте только!
На первой бумажке были стишки. Некто советовал какой-то бабке Любке в каком-то турпоходе учиться драться каким-то ледорубом. На второй, тоже в рифму, описывались особенности трусов многочисленных племен эдайн и вастаков. На третьей – приключения какого-то «худого и бледного рыцаря».
- Он летел легко и праздно,
Весь такой газообразный,
А кругом тайга огнем горит… - прочитал Намо, - это про Моринготто, что ли?
- Вы почитайте в последнюю, - и сиделка отвернулась в знак жестокого отвращения.
- А жара печет,
А песок течет,
А верблюд идет не спеша.
А зачем спешить,
Можно тихо жить –
Для верблюда эта жизнь хороша… Ну и что? О природе…
- Да вы в конец загляните, Хранитель!
И Намо прочитал:
- Все, что глупо,
Все, что худо –
Все оттуда,
От верблюда!
- Намек понятен? – сиделка, кипя возмущением, ткнула пальцем в песочные Часы Вечности.
Намо задумался и понял, что прочитала в стишке заслуженная майэ.
- Разберусь, - и Феартаро переместился в коридор Феанарионов.
На мгновение ему показалось, что поперек коридора метнулся кто-то светло-синем.
В палатах было тихо. И только из персоналки самого Феанаро доносились странные звуки: задушенные хрипы, стоны и щенячье поскуливание. Намо в беспокойстве шагнул сквозь дверь… и остолбенел.
Феанаро сидел на кровати, к нему с двух сторон привалились близнецы. Старшие разместились на ковре на полу, а средние втроем в кресле. Поскуливали Амбаруссар, фыркали средние, старшие стонали, держась за животы. Сам Великий Мастер дышал открытым ртом и сморкался в вышитый платок. А на белой стене перед честной компанией скакал какой-то зеленомордый орк.
- Это кто – Саурон? – не в силах сразу сосредоточиться на событии, спросил Намо.
- Фантомас, - отвечает Дириэль и вдруг замечает Намо. – Ой…
- Я спрашиваю: что это такое!
- Кинокомедия… - так же автоматически отвечает Амбарто, и изображение на стене замирает.
- Отвечайте: как вы оказались в одной палате?! Кто дал вам ключи?!
- Ключи не дают, ключи берут, - отвечает Карнистиро и тут же скорчивается, словно у него схватило живот.
- Никто не давал, - примирительно замечает Канафинвэ, - мы их сами…
- Я скажу, это ведь я все начал… - Морьо.
- А мы ключи делали, - встревают Амбаруссар.
- А настраивал кто? – Курво.
- Ребята, надо толком… - сам Феанаро.
- А ну тихо! – рявкнул Намо. – Как вы могли сделать ключи?! Из чего?! Чем?! Где взяли инструменты?!
- Из зубных щеток. Маникюрным наборчиком, - отвечает Феанаро.
- Как вы их подобрали?! Ведь ключ все время висел у меня в кабинете!
Морьо начинает кататься по ковру. Тьелко засовывает голову под подушки на кровати. Амбаруссар с той же целью суют свои под матрас. Курво брыкает ногами. Старшие хохочут, уткнувшись друг другу в плечи. Сам Феанаро пользуется подолом пижамной куртки.
Но помирать со смеху без конца не способны даже бесплотные. Все постепенно успокаиваются, и Феанаро командует:
- Давай, Морьо. С начала.
Тот утирается полотенцем из отцовского комплекта белья и начинает:
- Зефир…
- Причем тут зефир?!
- Блямба из зефира… а крючок от елочной игрушки…
- Я спрашиваю, причем тут…
- Ниенна… она, когда говорит, все рукавами машет. Я из трех зефирин сделал блямбу и крючком прикрепил к рукаву. Ждать пришлось долго, но однажды ключ все же прилип…
- А потом мы сделали копию из щетки, - продолжает Курво. – Ключ вернули, и подогнали заготовки к другим дверям.
- К скольким?!
- Ко всем в нашей, нолдорской, секции.
- Безобразие! Сперва ключи, потом сочинение оскорбительных стихов на руководителя центра…
- Стихи мы не сочиняли, - привычно успокаивает Кано. – Это все оригиналы из Зеркала в вашем кабинете…
- Вы и туда лазаете?!
- Сперва только хотели посмотреть, что на свете творится. А потом Курво сделал настройку. На юмор.
- Тут же в орка превратишься со скуки, - бросает Морьо. – Особенно, когда тебя лечат поэзией.
- И классикой, - добавляют хором третий и пятый.
- В общем, мы с ребятами накачали комедий, - уточняет Феанаро. – Смотрим потихоньку, почти без звука, никому не мешаем.
- К нам даже из других коридоров ходят, - опрометчиво сообщает Дириэль.
- Из всех, - доблестно заявляет Морьо. – И из дальних палат. Даже Тингол два раза был.
- И Белег заходит, - дополняет Тиелко. – Говорит, что большая часть комедий глупая, но все равно смешно смотреть.
- На чем смотрите-то?! Где проектор взяли?!
- В чертоге групповой терапии, поломанный, - сообщает Курво.
- И починили. Маникюрным наборчиком, - заканчивают близнецы.
Намо запахнул мантию.
«Сейчас же заказать новые замки у Аулэ, растащить всех по палатам, лишить сладкого на десяток иен, из книжек оставить только эту… классику. Показать Ниэнне, чего стоят ее методики…».
Тут Феартаро осекся. Почесал нос пальцем. И вдруг сел в кресло, с которого уже скатились средние Феанарионы.
- А ну, запускайте своего зеленого орка.
- С начала? – спросил Курво.
- С начала! – скомандовал Феанаро. – А потом про жандарма!
Ниэнна испытывала очередной прилив энтузиазма. Ее новая методика называлась «экзестенциальное самовыражение», и она торопилась прокатить ее сперва на самом вредном из Феанарионов. Карман ее мантии оттягивало «Преступление и наказание». Морифинвэ должен будет прочитать это произведение и написать ряд сочинений: «Если бы я был Раскольниковым», «Если бы я был старушкой», «Если бы я был топором»…
Эйфорию валиэ разрушили звуки дружного смеха из коридора Феанарионов. Владычица Скорби тут же трансгрессировалась в центр события…
На кровати и на полу сидели ее любимые пациенты. Среди них затесались младшие Арафинвионы, старшие Нолофинвионы, даже несколько дориатцев. А на самом удобном месте, в кресле расселся уважаемый глава поликлиническо-реабилитационного центра. Перед ними на стене резвый человечек отстреливался из садового насоса от уродливых… троллей?
«Это инопланетяне. Сейчас они заржавеют», - передал ей Намо мысленно, не прерывая глупого смеха.
«Что это… У меня сейчас занятия!».
«Садись, дорогая сестра. У них еще пара серий в запасе».
Ниэнна уселась на уступленный ей уголок кровати.
И именно эта компания эльдар увидела, как впервые в истории Арды хохочет Владычица Плача.
- Намо, а можно к нам Финдарато из Лориэна будет ходить? – приставали Амбаруссар.
- Можно, можно… Ох, теперь все можно. И перебирайтесь со своими… этими… комедиями в большой чертог, а то тут уж очень тесно. Только чтобы после отбоя все по кроватям были… - Намо громко высморкался в клетчатый платок. – Феанаро, дружище, у меня к тебе дело. На мне ведь и ветеринарка. В смысле, орчатник. Оромэ там по совместительству, но грызня все равно постоянная. Ты не мог бы и в орчатнике такие же комедии крутить? Может, оркота начнет в разумных перерождаться. Или хоть присмиреет. А то у Оромэ каждый день рукава в лохмотьях.
- Подумаем, - заявил Великий Мастер. – Курво, как бы нам широкоэкранную установку сделать?
