Да, здесь в общем нет особого экшена, а есть долгое-долгое путешествие в неизвестность. Мы думаем, что наши герои... впрочем, мало ли что мы думаем.
***
Келегорм открыл ларец и с некоторым благоговением вынул сверток материи, взвесил его в руках.
- Должна быть довольно большой, - заключил он.
Втроем они выбрали место поровнее и как следует притоптали траву. Потом, все так же на весу, Келегорм с Куруфином раскатали тяжелую от вышивки ткань и, взявшись за четыре угла, расстелили ее. Скатерть в самом деле оказалась немаленькой: три с лишним локтя шириной. По краям тянулась красная вышитая кайма, мелкие крестики складывались в сложный узор. Однако братья еще не успели рассмотреть подробности, как на белой середине прямо из воздуха стали проступать очертания посуды. Они уплотнялись, становились осязаемыми, и через несколько мгновений на скатерти был накрыт самый настоящий ужин. Из горшка с похлебкой торчала ручка черпака, на резных блюдах лежали пироги и румяный каравай хлеба. Рядом стоял кувшин холодной ежевичной воды и расписные деревянные миски и ложки. Здесь была даже солонка.
- Вот это да! – с чувством сказал Карантир.
Еще теплый каравай Келегорм резал на весу – не хотелось случайно поцарапать блюдо. Горбушку оставил себе, два ломтя братьям. Но Куруфин, усмехнувшись, забрал у него хлеб и отрезал горбушку с другой стороны.
- Ах, так?! – Карантир отхватил две оставшиеся, окончательно обкорнав каравай. Потом обмакнул одну из горбушек в похлебку и стал обкусывать пропитавшийся край. Некоторое время они сосредоточенно заедали хрустящим хлебом полные ложки навара с молодым горохом, жареным луком и кусочками мяса.
Короткое фырканье первым услышал Келегорм. Все шесть коней прекратили пастись и, поставив уши торчком, повернулись к хозяевам.
- Почуяли, - сказал Куруфин. – Морьо, скорее доедай лишнюю горбушку. Сейчас будут грабить.
Эльдаколло первым уверенно пошел к лагерю, уже наклонив точеную голову. Другие кони следовали за ним, двигая расширившимися ноздрями.
- Соскучились по хлебу не меньше нашего. Только хорошо ли будет угощать коней тем, что предназначено для нас?
- Ягишна тоже ездит верхом, - сказал Келегорм, - и знает, что такое лошади. Едва ли она станет обижаться из-за нескольких краюшек. Эльо!
Жеребец приостановился, шагнул бочком, не зацепив ничего из лежащего на земле, и наклонился к руке с горбушкой. Корку отдавать не хотелось, и Келегорм отломил от каравая кусок мякиша и подал на сложенных ковшиком ладонях.
Упругие темные губы прямо-таки втянули хлеб. Эльдаколло даже прищурился от удовольствия, работая челюстями. Куруфин наломал мелких кусочков и подавал по одному, чтобы конь уж точно ничего не уронил. Карантир последовал его примеру.
Трое вьючных смотрели на расстеленное полотно с легким сомнением, но потом вежливо протиснулись между сотоварищами и тоже потянулись к хлебу. Оставшийся последним темно-рыжий понюхал пустое блюдо и попытался ухватить на добавку крошки.
- Теперь пошли отсюда, - Куруфин отряхнул ладони над скатертью. – Так что, братья, заканчиваем обед без хлеба… - он удивленно замолчал. На темном блестящем блюде снова лежал каравай.
– Впервые вижу действительно полезное чародейство, - говорил Карантир, вернувшись к трапезе. – Почему его не было в Амане?
- Может, нам просто не показывали. Да там оно было и не нужно.
- А жаль. Вдруг мы бы тоже могли этому научиться? Если не все, то хотя бы некоторые. Как думаешь, Курво?
Куруфин медлил с ответом.
- Может быть, - ответил он наконец. – Я подумал о другом: сейчас мы едим с чудесной скатерти, а в ларце лежат еще три вещи, которые наверняка тоже не простые. А днем мы ехали через реку, вода в которой может гореть, и видели камень и дорогу, которые исчезли как будто сами по себе и появились, наверное, тоже. Но до недавних пор мы и не подозревали ни о чем таком. О чем еще мы не подозреваем? Что еще могут айнур?
Наступило молчание. Все поневоле вспоминали лес с его загадками и рассказ Маэдроса.
- И чего они не могут, – продолжил потом Келегорм. – И почему. Что мешало Моринготто оградить свои владения такой же рекой, чтобы мы и близко не могли подойти к Ангамандо? Или послать такие же руки-слуги, чтобы они убили кого-то из нас. Но он не делал ничего подобного. Ведь не оттого же, что нас пожалел. Может, айнур вообще разных пород? Родов, племен… не знаю, как сказать лучше.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Карантир.
- Как, скажем, мы и смертные. Все мы эрухини, и валар называют нас Воплощенными. Есть еще наугрим, которые не эрухини, но тоже Воплощенные. Но все мы не одно и то же. Так, может, те, кого мы зовем айнур, тоже различаются внутри себя. Может, еще сильнее, чем мы.
- Какого дурака мы валяли в Амане! – воскликнул с досадой Куруфин. – Мы прожили рядом с айнур несметные века и почти ничего не узнали о них. Мы даже не знаем, кто они вообще такие. Мы принимали их как должное, и я тоже. И только сейчас понял это. Почему я не сообразил всего этого раньше?!
Куруфин говорил с несвойственной ему горячностью, так что Келегорм заметил:
- Я давно тебя таким не видел.
- А я никогда не видел такими вас обоих, - сказал Карантир. – Когда бывало, чтобы ты успокаивал Курво, а не наоборот?
- Ты не сообразил этого раньше, потому что раньше у нас не было возможности. Ведь это первый раз, когда мы долгое время почти ничем не заняты. До этого постоянно были какие-то дела, то или се, нам было не до посторонних размышлений. А в Амане… Пока что бо́льшая часть наших жизней прошла в Амане, но один год здесь давал нам больше опыта, чем десять лет там. Я вспоминаю себя тогдашнего – я действительно был несмышленый балбес. Мы все были такими, даже Нельо.
Карантир кивнул.
- Если бы нас, какие мы сейчас, поместить обратно в те валинорские времена… - он ядовито хмыкнул. – Нам не понадобилось бы уходить. Умеешь ты разворошить, Курво.
Они закончили ужин. Теперь нужно было свернуть чудесную скатерть, но казалось странным и непозволительным складывать ее прямо так, с остатками еды и грязной посудой. Келегорм неуверенно взялся за уголок.
- Может, хотя бы посуду вымоем?
- Не надо, - сказал Куруфин. - Ягишна ни о чем таком не говорила.
- Тогда ничего другого не остается, - сказал Карантир, берясь за два угла со своей стороны.
Но едва он сложил их вместе, как все, что лежало на скатерти, начало словно таять в воздухе. Оно исчезло быстро и бесследно, и скатерть снова была пустая и чистая.
- Кажется, я понял, – говорил Келегорм, укладывая сверток обратно в ларец. – Когда ткань соприкасается сама с собой, с нее все исчезает. А когда полностью развернута – появляется.
- Скорее всего, так и есть, - сказал Куруфин. – Нет ничего проще завтра проверить.
Ветер стих совсем. Сквозь дымку, заволакивающую горизонт, было видно, как красный шар солнца медленно уходит за край мира.
- Будем караулить ночью? – спросил Карантир, оглядывая темнеющую степь. – Вроде бы все спокойно, но…
- Будем, - ответил Келегорм. – Хотя бы первое время. Все-таки неизвестная земля. Сначала я, потом ты, потом Курво.
Так они и поступили. Ночь прошла спокойно. Не будь прикосновений холода, она ничем не отличалась бы от предыдущих.
***
Высокие башни облаков плыли куда-то только им одним известной дорогой. Тени их пятнами скользили по степи. Облака появлялись поздним утром на горизонте стадами плотных белых барашков и брели неторопливо, понемногу захватывая небо, разрастаясь к полудню бугристыми громадами. Их кипенные вершины сияли первозданной чистотой, а основания были подбиты сизым серебром. Смотреть на облака можно было бесконечно, то угадывая в них очертания разных существ и предметов, то бесцельно любуясь неуловимой изменчивостью. Порой они собирались в настоящие города, небесные крепости с мощными стенами, и тут следовало держать ухо востро – из таких облаков частенько приходил дождь, иногда с грозой. Тогда нужно было спускаться в ближайшую балку и растягивать над головами кожаный полог. Если же дождя не случалось, то к вечеру облака начинали таять, пока не исчезали совсем, и на закате небо снова было ясным и чистым.
Долгие разговоры сделались привычкой. Никогда прежде братьям не случалось проводить столько времени вместе. В Амане еще сказывалась разница в возрасте, да и интересы у каждого были свои; с первых шагов в Эндорэ начались дела – важные и не очень, и вовсе незначительные, они заполняли время и не прекращались никогда. Потом добавились расстояния. Теперь же братья четвертый месяц находились в обществе друг друга, и впервые в жизни им почти нечем было заняться. Незачем стало охотиться, чудесная скатерть избавила от приготовления пищи. Даже собирать и рубить сучья было не нужно, ведь костры сделались запретными. Стирка да уход за конями – вот и всех забот. Такой свободы от дел не бывало с детства. Разница состояла только в том, что теперь сыновья Феанора не были детьми.
- Я ждал совсем другого, - говорил Карантир, закончив с ужином. Скатерть опять угощала жареной птицей, которая была вкусна, но неизвестна никому из троих. – Эти смутные рассказы о таинственной и зловещей правительнице – она показалась даже хуже Моринготто. Потом еще разные запреты, огненная река… Я думал, здесь будет что-то мрачное и ужасное, гораздо хуже Ангамандо, как его описывал Нельо. А здесь обыкновенная земля, мне даже нравится. И все так мирно и спокойно, как будто мы и впрямь Имин, Тата и…
- Энель, - подсказал Куруфин.
- Да, он. И кроме нас, во всей Арде больше нет никого, только Моринготто где-то далеко на севере и валар где-то еще дальше на западе. Вас это не удивляет?
- Кое к чему мы просто привыкли, - сказал Келегорм. – Те же пятна холода – они никуда не делись, мы только перестали обращать на них внимание. И дымка, которая нас окружает, – я думаю, на самом деле она тоже осталась. Но ты прав, даже не верится, что в таких приятных краях может быть что-то злое. Странно, - Келегорм помедлил, - но мне часто кажется, будто и Хуан где-то здесь. Что сейчас я свистну или, - Келегорм пару раз хлопнул по коленке, - и он выйдет вон из-за тех кустов.
Это прозвучало так естественно, что остальные повернулись посмотреть, невольно ожидая, что из терновника на краю балки и впрямь покажется грязно-белый лохматый пес.
- А больше тебе никто не мерещится? – фыркнул Карантир, словно от обиды, что его так запросто разыграли.
- Я в своем уме! – немедленно вспыхнул Келегорм под его взглядом. – И прекрасно знаю, что никакого Хуана там нет и быть не может! Но порой такое ощущение, что он рядом.
- А где он может быть сейчас на самом деле? – спросил Куруфин.
- Не знаю. Вернулся к Оромэ, наверное… Или, может, у майар есть свой Мандос?..
Некоторое время они сидели молча, глядя, как солнце клонится к закату. Потом Келегорм заговорил снова:
- Еще когда мы ехали через лес, я подумал мельком… Помните, тогда, давно, Моринготто предлагал нам убраться на юг мира. Какие земли он имел в виду? Этот лес? Или то, что за ним, где-то там, куда течет Гелион? Или окрестности Амон Эреб, где мы оказались?
- У нас была возможность это узнать.
- Морьо, я серьезно!
- И я серьезно. Можно было расспросить его, прежде чем отказывать. Но ума у нас было меньше, чем гордости.
- Зачем бы мы стали его расспрашивать? Чтобы узнать о далеких землях на краю света? Очень ко времени, ничего не скажешь!
- Затем, чтобы поддержать переговоры. Может, удалось бы выторговать подходящие условия. И уж точно попортили бы Моринготто немного крови. А вместо этого мы гордо отказали. И теперь мы там, куда Моринготто, может, и хотел нас отправить, только не получили за это ничего, кроме смертей и потерь. Очень умно, ничего не скажешь.
Стемнело. Улегся ветер, сверчки завели свое пение. Бесконечное и неизменное, оно было голосом ночной степи подобно тому, как шорох волн был голосом моря, и так же, как море, степь будила в сердце сладкую тоску, будто и она хранила в себе эхо Музыки айнур. Над краем неба тонкой серебряной ресницей обрисовался месяц.
- Почти как сильмарилл, - снова нарушил молчание Карантир. – Который, если слухи не врут, лежит у Элвэ в Дориате. А мог бы лежать у нас.
- Что ты завелся? – В голосе Келегорма уже сквозило явное недовольство. – Такой вечер, а ты нудишь и нудишь. Что тебе не так?!
Карантир отвечал с задиристой готовностью:
- Вот только не вздумай уверять, что ты сам никогда себе этого не говорил. Что один из камней давным-давно был бы нашим, если бы не превосходный замысел отобрать его у посланников Моринготто без всякого договора. Да, это была затея Нельо, но никто даже не подумал ему возражать. Мы все дружно поддержали.
- А у нас был выбор?! Обещать вечный мир мы не могли.
- Мы могли обещать что угодно. Мы все равно готовились нарушить договор. Не этот, а другой, какая разница? Так надо было делать это после того, как мы получили бы камень, а не до. Но никто из нас этого не сообразил. Проклятие Намо – ерунда, пустые слова. Нам навредило никакое не предательство, а только наша собственная глупость. Скажешь, не так?
Келегорм не ответил. Он молчал довольно долго, а потом спросил:
- Курво, ты там не спишь?
- Нет, - отозвался из темноты Куруфин. – А что?
- Ну, ты молчишь и молчишь, будто тебя тут нет.
- Я же недаром слыву самым коварным. Поэтому не мешаю Морьо говорить неприятную правду. Он делает это за меня, ты злишься на него, а я в стороне и совершенно ни при чем.
***
- Турко, помнишь, о чем ты спрашивал на берегу той реки, когда мы искали способ переправиться? – спросил неожиданно Куруфин.
Келегорм ответил, подумав:
- Наверное, нет. А это важно?
- Не так, чтобы очень, но твои вопросы навели меня на мысль еще тогда. Но тогда это было не к месту, а теперь я поймал эту мысль снова.
- Ну-ка, ну-ка. – Карантир подъехал поближе и тоже приготовился слушать.
- Там, у реки, нам предложили выбор, вы помните, какой. Теперь я спрашиваю: зачем нам вообще предложили его?
- Интересно, - обронил Келегорм.
- Вот так сразу – понятия не имею. Если ты о чем-то догадался, говори прямо.
- Зачем реке… я говорю: «реке», но подразумеваю того или тех, кто ею владеет… зачем ей чужие кони? Здесь, - Куруфин обвел рукой окрестности, - можно держать тысячи своих. А если ей нужны наши души, она могла забрать их без всяких предупреждений и мостов. Мы подъехали бы и, ничего не подозревая, начали бы переправляться, как через все предыдущие реки, – тут-то она и взяла бы все, что захотела. Вместо этого нам дали странный выбор. Почему?
- Даже у айнур могут быть законы, которые они соблюдают, - сказал Келегорм.
- Могут. В чем, по-твоему, состоял закон тут?
- Понятия не имею.
- Я тоже. Я не вижу в этом смысла, и мне это не дает покоя.
- Почему ты думаешь, что смысл непременно должен быть?
Куруфин покачал головой:
- Если существо способно создать связную надпись, у него есть разум. А значит, есть и причины, по которым оно действует.
На этом разговор прекратился, и братья ехали молча. Куруфин еще некоторое время размышлял над всем этим, но ничего не придумывалось, и он бросил пока ломать голову – часто бывало, что решение немного погодя находилось как будто само.
Келегорм вдруг нарушил молчание.
- Вам не кажется, что солнце стало светить как-то странно?
- А! - живо отозвался Карантир. – И ты заметил тоже? А то я не пойму – в глазах у меня меркнет, что ли.
- И прохладнее сделалось. Хотя это и понятно – если солнце светит меньше, то и греть должно слабее.
В самом деле, свет тускнел и делался заметно желтоватым. Келегорм еще раз взглянул на небо, но оно оставалось ясным, и ни дымки, ни облачка не заслоняло солнечный диск, по-прежнему ослепительный.
- Не рановато ли мы решили, что здесь все спокойно? – пробормотал он. – Может, это как раз оно и начинается?
- Так и раньше бывало. Еще дома, в Белерианде, я имею в виду. Хоть и очень редко. Вспомни, несколько раз было, что свет вот так же желтел на несколько часов.
- Я припоминаю, - сказал Карантир. – И в Валиноре такое случалось пару раз. Потом проходило само.
- Что ж, посмотрим.
Время шло, а свет продолжал меркнуть. Само солнце словно съеживалось, но точно рассмотреть это было нельзя – оно оставалось таким же невыносимо ярким, как в обычный день. И это тоже казалось удивительным – ведь на закате солнце перестает слепить, оно будто остывает, делаясь оранжевым, красным, потом малиновым. Теперь же оно сияло, а мир внизу погрузился почти в сумерки и затих.
- Такого раньше точно не бывало, - сказал Карантир.
- А может, это здешняя владычица так приближается?!
Но сколько они ни озирались, вокруг не было ни души. Только тени лежали черными и резкими, будто в ясный полдень. Кони беспокойно фыркали, встряхивали гривами. Не зная, стоит ли продолжать путь, братья остановились и спешились.
- Это потому что мы здесь, или такое происходит тут постоянно?
- А вдруг оно совсем погаснет? Что тогда будем делать?
- И ночью сейчас, как нарочно, луны нет. Побредем, как первые квенди под звездами?
- У них вроде бы сразу были жены, - заметил Куруфин.
- Может, и здесь они есть где-то в траве.
- Ты накаркаешь, Турко! – взъерошился Карантир. – Только жен нам и не хватало.
Куруфин прищурился, как можно плотнее сомкнул ресницы…
- Постойте! От солнца осталась только полоска! Нет, не могу, - помотал он головой, моргая. – Все равно слепит. – Что-то сообразив, он воскликнул: - Турко, где твой колчан?!
- Вот он, у седла. Зачем тебе?
Куруфин решительно оторвал от колчана один из лощеных роговых кусочков, которыми тот был украшен.
- А… - издал было недоуменный звук Келегорм, но тут же понял причину: зажмурив один глаз и приоткрыв рот от напряжения, брат смотрел в небо сквозь тонкую полупрозрачную пластинку.
- Так и есть! Солнце исчезает! Сами посмотрите, - протянул он роговую пластинку Келегорму.
Так, по очереди передавая ее друг другу, они видели, что и в самом деле солнечный диск превратился в тонкий полумесяц. Он делался все тоньше, все укорачивался, пока не превратился в сияющую точку. Которая вскоре исчезла.
Кусочек рога больше не понадобился. Солнце погасло совсем. На его месте теперь был очень ровный и угольно-черный круг, будто дыра в небе, окаймленная перьями слабого свечения. Однако полной темноты не наступило. Вдоль всего горизонта разлился неширокой полосой мягкий желтый свет. Небо не сделалось черным, как ночью, но налилось густой синевой, которая светлела ближе к земле.
- Невероятно! – прошептал Куруфин.
Почему-то они не чувствовали страха – слишком сильно было ошеломление. Они молча не сводили взгляда с происходящего и не хотели упускать даже самой малой малости, понимая, что стали свидетелями чего-то необыкновенного.
Яркий луч от внезапно возникшей ослепительной точки ударил по глазам. Братья невольно одинаковым движением закрылись ладонью и из-под нее наблюдали, как светлеет мир. Карантир, в чьих руках оставалась роговая пластинка, снова поднес ее к лицу.
- Смотрите, оно возвращается!
Да, сияющая точка вытянулась и стала полумесяцем, который рос точно так же, как прежде убывал. Не оставалось сомнений, что скоро все станет таким, как было раньше. День наступал снова, делаясь все ярче. Через некоторое время посветлело уже настолько, что можно было продолжать путь. Солнце еще оставалось ущербным, но теперь только вогнутый краешек его был темным и постоянно уменьшался. Потом пропала желтизна освещения, и, в очередной раз взглянув на солнце, они обнаружили, что оно прежнее. Келегорм повертел в пальцах ненужную уже роговую пластинку.
- Подожди выбрасывать, - сказал ему Карантир. – Может, еще пригодится. Может, такое здесь бывает сплошь и рядом.
- Интересно, - задумался меж тем Куруфин, - это было только здесь или везде, где сейчас день?
- Кто мы такие, чтобы солнце гасло только над нами? Конечно, это должно быть везде. Приедем домой – спросим, видели они это или нет.
- С луной такое случается, и даже довольно часто. Иногда она даже исчезает совсем, и довольно надолго, а потом появляется. Но чтобы это происходило с солнцем…
- Так тот желтеющий свет, который все мы порой видели раньше, – это, значит, оно и было. Только почему-то не до конца. Мы не знали, что это оно самое, и значения этому не придавали.
- И еще что-то такое было… - сказал Келегорм. – Да, давно, еще в Валиноре. Ты, Курво, по-моему, еще не родился тогда. Был один чудак, который любил ловить рыбу. Он потом стал из народа дяди Ноло, остался с ним в Хитлуме, я его больше не встречал. И как-то раз, вернувшись с рыбалки, он рассказывал, будто видел, как солнце взошло полумесяцем. Но не таким, как бывает луна, а другим, толстым, с сильно загнутыми рогами. И острые концы сдвигались, словно месяц медленно поворачивался. Потом солнце поднялось чуть повыше, сделалось слишком ярким, и он уже ничего не мог рассмотреть. Мы ему не очень поверили, потому что он вообще любил порой прихвастнуть, а на закате солнце было таким же круглым, как всегда. Все же несколько дней подряд я нарочно просыпался пораньше, чтобы посмотреть рассвет. Но все они были обыкновенными. Солнце вставало круглым, как обычно. И я решил, что он просто задремал, и ему приснилось. А теперь я думаю, что это и было такое угасание солнца, только случилось на восходе. Может даже, где-то за краем мира оно исчезало совсем.
- Да, - сказал Куруфин. – Я тоже вспомнил кое-что. Мы все гостили у деда Финвэ. После ужина вы, старшие, разбежались кто куда, а я, как хороший мальчик, остался с родителями, и мы пошли гулять к озеру. Солнце уже зашло, и поднималась луна – такая огромная и красная...
Он замолчал, потому что на миг эта давняя картинка слишком явственно ожила в памяти: светлый вечер, зеркальная гладь озера, невероятно большая и очень круглая луна, поднимающаяся из-за деревьев, запах ночных фиалок, теплая ладонь отца, державшая его ладошку, красные искорки лунного света, мерцающие в маминых рыжих локонах...
Голос Карантира прервал его воспоминания.
- Ну, и что дальше?
- А дальше луна стала затемняться. Понятно, что никто не испугался, потому что все такое уже видели, даже я. Но, само собой, заговорили об этом, стали вспоминать разные случаи. И Финвэ вдруг сказал: «Затемнением луны никого не удивишь. А вот я однажды видел, как затемняется солнце. Очень давно, еще во Внешних Землях». Потом он замолчал. Ну, помните же эту его манеру, прежде чем рассказать историю, он хотел, чтобы его сперва поуговаривали. Мама так и сделала. И Финвэ поведал, как однажды… вот только я не понял, когда именно, до встречи с Оромэ или после… в общем, квенди еще были дикие и бродили по лесам, и среди ясного дня солнечный свет начал меркнуть. Становилось все сумрачнее – вот как было сейчас, наверное. Все сильно перепугались, а самые робкие стали кричать, что Тьма крадет солнце. Только там у них до конца не потемнело, оставался еще лучик, а потом снова стало светлеть. Меня это поначалу очень заинтересовало, но позже я услышал, как мама говорит отцу: «Почему ты так недоверчиво хмыкаешь?» И он ответил: «Я, конечно, привык верить своему отцу. Я знаю, что сознательно он не станет лгать. Но все эти истории про Внешний Мир... Слишком много в них невероятного. Многое, конечно, правда, но есть и вымысел, который сочиняли просто для того, чтобы позабавить интересной историей. Мне кажется, что те, кто пришел оттуда, уже и сами путают, где правда, а где такой вымысел. Не нарочно, а потому что сами думают, будто видели что-то своими глазами, хотя на деле это выдумки». – «И про затемненное солнце ты тоже так думаешь?» - «Сами мы такого здесь не видели никогда. А ведь солнце одно, оно светит, как здесь, так и во Внешних Землях». Ну, и я тоже потерял интерес к той истории, а потом и вовсе про нее забыл.
- А теперь мы сами во Внешних Землях, - сказал Келегорм. – Жаль только, что… - он замолчал.
- Действительно жаль, - немного погодя сказал Карантир, будто подводя итог. – Но все-таки хорошо, что мы не знаем будущего.
- Иногда плохо.
Дневной зной спадал, но ветер еще не стих, и ехать было особенно приятно. Подъем на пологий склон вот-вот должен был смениться таким же малозаметным спуском.
- Глядите-ка, - произнес Келегорм. – Кажется, это была стена.
И впрямь, чуть ниже гребня длинного холма из травы выступал ровный ряд камней, словно иззубренные остатки какой-то древней стены. Насколько можно было видеть, она опоясывала холм с восточной стороны и кое-где была двух футов высоты. Пересечь ее, однако, не представляло никакого труда, но братья все равно остановились. Перед ними было первое свидетельство чьих-то трудов, знак обитаемости земель за огненной рекой.
- Наверное, это была крепостная стена, - сказал Келегорм, осматриваясь. – На этом холме стояла крепость. И большая.
- Но нет остатков домов, дорог.
- Значит, дома были деревянные, и от них ничего не осталось. И дороги давно заросли.
- Кто же здесь жил? И куда они делись?
Келегорм только пожал плечами. Некоторое время они размышляли, пытаясь представить себе жизнь неизвестного народа, когда-то, должно быть, протекавшую тут. Карантир прошел немного вдоль стены, разглядывая обломки.
- Нет, - сказал он потом. – Это не стена. Не постройка чьих-то рук. Это край каменного выступа торчит из земли и понемногу крошится от ветра и дождей. Только кажется, будто это древняя кладка. А на самом деле это только трещины. Видите, - показал он дальше, - там камни наклонены, все одинаково. Никто не стал бы строить стену под таким углом. Здесь не было селения. Это просто камень.
- Даже досадно, - сказал Келегорм. – Значит, за рекой мы по-прежнему одни.
- Камень был с нашей стороны, - сказал вдруг Куруфин.
- Ты опять за свое?
- Да. Потому что если чего-то не понимаю, я стараюсь найти объяснение.
- Здесь у тебя запросто может не быть необходимых оснований, чтобы строить объяснение. Даже наверняка их нет.
- Да, - согласился Куруфин снова. – Но я все равно продолжаю об этом думать. Река – это граница, ведь так? И не просто воображаемая черта, «тут твое, а тут мое», а всерьез, как… как, говорят, теперь отгорожен Валинор, если верить россказням корабельщиков. И если камень дело здешних рук, то как он мог оказаться на той стороне? Да еще и с надписью на квенье. Когда уже в селении Ягишны квенью, похоже, знает только она. А Ибри-Арани и на синдарине-то говорит с трудом. Кто же пишет на квенье здесь, в сотнях лиг от тех мест, где мы слышали ее в последний раз?
- Мы сами говорим здесь на ней.
- Попробуй-ка сделать правильную надпись на незнакомом языке. Да еще и буквы этого языка угадать, - добавил Куруфин особенно желчно.
Карантир задумался.
- Хм. Незаметно и без ведома читать мысли – такого и Моринготто не умеет. А если бы кто-то и умел, то все равно мы буквами не думаем. Тогда… может, все это было видение? Очень уж быстро все исчезло.
- Нет, камень был настоящий, - сказал Келегорм. – Я его трогал. И мост тоже настоящий – не по видению же кони реку переходили.
- Совсем необязательно, чтобы камень и мост были делом одних и тех же рук, - сказал Куруфин.
- Тогда… тогда… тогда… - продолжал размышлять Карантир, - если это кто-то из тех, кого я знаю, то ставлю на Ягишну. Просто из-за квеньи.
- А зачем она так сделала?
Ответил Куруфин:
- Чтобы подсказать нам правильный способ переправы.
- Я тоже хотел это сказать, - возмутился Карантир. – А ты перебиваешь! Ты не один тут самый умный.
***
Все последние дни небо с землей соединялось впереди почти ровной линией, лишь временами изгибаясь пологими широкими волнами. Но вдруг горизонт точно приподнялся и встопорщился: на пути снова встала цепь холмов. Она уходила влево и вправо, насколько хватало взгляда.
- Новое дело! – пробормотал Келегорм, когда они проехали еще несколько миль, и холмы стали видны во весь рост.
- Не страшно, это же не горный хребет, - довольно беззаботно отозвался Карантир. – Холмы невысокие, склоны не сказать, чтобы слишком крутые…
- И между ними должны быть проходы, - добавил Куруфин.
Однако по мере приближения все яснее делалось видно, что это непрерывная гряда скал. Выветренные, темные, растрескавшиеся, они стояли будто разрушенная временем крепостная стена. Иные макушки венчали округлые, сглаженные ненастьями валуны, другие же были плоскими и поросшими травой, и отороченные ею козырьки нависали, словно насупленные брови. Гряда была не очень уж высока – даже самые могучие утесы поднимались не более чем на сотню футов, но в ней не проглядывало брешей.
- Похоже, проходами тут и не пахнет, - сказал Келегорм.
- Может, найдется хоть один, - сказал Карантир, когда они подъезжали уже к самому подножию утесов. – Нам надо совсем чуть-чуть, только чтобы кони могли пройти. Вон вроде бы что-то виднеется.
Там, куда он показывал, скалы и в самом деле как будто расступались. Но это был только зазор меж двух останцов. Сейчас туда заглядывало солнце, и вблизи было видно, что расщелина тянется недалеко и заканчивается тупиком. Келегорм посмотрел по сторонам, потом вверх.
- По-моему, здесь можно подняться. Я попробую.
Куруфин и Карантир наблюдали, как, упираясь руками и ногами в стены, он лезет все выше. Скоро он достиг кромки обрыва, примерился и, оттолкнувшись, перебрался на плоскую вершину одной из скал. Там он немного постоял, оглядывая округу, и потом спустился тем же способом, тщательно проверяя каждый уступ, на который собирался опереться.
Первое, что Келегорм сказал уже внизу, было:
- Камень очень непрочный. Хрустит, шатается. Нет, с конями тут не пройти. Сколько хватает глаз, впереди и сбоку только такие же скалы и кое-где холмы. Даже не видно, где они кончаются. Были бы мы пешком – может, еще как-нибудь и пролезли бы, а коней никак не протащишь.
- Что будем делать? – спросил Куруфин ради приличия.
- Для начала искать воду, - отозвался Карантир. – Тут явно придется задержаться.
Вода отыскалась легко – пятно яркой зелени было заметно издалека. У подошвы слоистых утесов разливался небольшой пруд. От широкой полосы прибрежного мелководья каменистое дно быстро понижалось, и около утесов, наверное, было весьма глубоко. У берегов не росло тростников, ни рогоза. Ивы, неизменные спутницы водоемов, тоже отсутствовали. Казалось, пруд возник здесь совсем недавно – словно кто-то наполнил каменную чашу. Зловещим, впрочем, он не выглядел.
Разговор продолжали уже за обедом.
- Надо искать, - говорил Келегорм. – Не могут же скалы стоять сплошной стеной везде, чтобы между ними не было ни одного прохода. И сама гряда должна где-то заканчиваться.
- Это понятно, - сказал Куруфин. – С какой стороны ты предлагаешь начать?
Келегорм взглянул направо и налево.
- С обеих. Мы разделимся. Один из нас поедет вдоль гряды на север, другой на юг.
- А третий? – с подозрением спросил Карантир.
- Третий останется здесь. Разделяться на двоих и одного бессмысленно, и кто-то же должен присматривать за вьючными конями и пожитками. Незачем ведь таскать их с собой на поиски.
- И кто, по-твоему, будет этим третьим?
- Преимуществ нет ни у кого, - сказал Куруфин. – Давайте тянуть жребий, чтобы никому не было обидно. Согласны?
Он сорвал три стебелька, обломил один посередине и прижал их большим пальцем к ладони.
- У кого короткая, тот остается.
Келегорм вытащил длинную и довольно усмехнулся. Карантир несколько мгновений колебался, рассматривая две оставшихся, и наконец махнул рукой:
- Была не была! – И тут же воскликнул с досадой: - А, чтоб тебе! Так и знал, прямо как чувствовал! - продолжал сокрушаться он, отшвырнув короткий стебелек.
- Судьба такая, - попробовал утешить его Куруфин. – Турко, выбирай, в какую сторону поедешь, потому что мне все равно.
- Мне тоже. Ну, давай, я на юг, ты на север.
- Идет. До каких пор будем искать?
Келегорм немного подумал.
- Значит, так. Едем вдоль гряды – она одна, с дороги не собьемся. Если скалы закончатся или найдется проход, в который можно проехать верхом, то разворачиваемся и едем обратно. В сам проход не суемся, потому что мало ли что. Если же не встретится ничего подходящего… - он задумался снова. – Искать несколько часов, чтобы вернуться до темноты, - в этом мало смысла. А уезжать на дольше… Скатерть ведь не разделишь на части. У нас есть лембас, но в чем мы повезем воду?
- Можете взять мою фляжку, - предложил Карантир.
- Она только одна, - сказал Куруфин. – Но даже если бы их было две, это бы не помогло. Они слишком маленькие.
Это было правдой – их фляжки вмещали не больше пинты.
- Может, попробовать взять кувшин со скатерти?
Келегорм уже протянул руку, но помедлил:
- Неловко. Подумает еще, будто воруем. – Потом собрался с духом и громко сказал: - Это только на время. Мы вернем.
К скатерти они давно уже относились как к предмету одушевленному. Келегорм поставил кувшин на землю рядом с собой, и на скатерти тут же появился другой. Этот другой взял Куруфин.
- Ну вот, горлышко можно завязать, чтобы не плескалось. Тогда, если не попадется ничего подходящего, продолжаем искать на день пути. И, - Келегорм прикинул по солнцу, – завтра после полудня поворачиваем обратно.
- А мне двое суток сидеть здесь, - проворчал Карантир. – Да, да, знаю, что сам виноват, и кто-то должен, но все равно.
- Я надеюсь, что-нибудь отыщется раньше.
Келегорм и Куруфин запаслись еще двумя караваями на каждого и сразу после обеда разъехались на поиски. Уезжали они налегке, прихватив еще только луки и одеяла.
Оставшись один, Карантир неспешно искупал коней, перестирал белье и осторожно, чтобы не глотнуть воды, выкупался сам. Вода в пруду была не слишком холодная, свежая, упругая и очень чистая – не то что камушек, всякую песчинку можно было рассмотреть на дне.
«Даже не верится, что пить ее нельзя, - подумал Карантир. - Купаться одно удовольствие. А под тем берегом раки могут водиться».
Он вздохнул, потому что очень любил раков, сваренных с душистыми травами.
Обсохнув на ветерке, он расстелил на земле плащ и лег на спину, раскинув руки. Солнце уже начало клониться к западу и не било в глаза. Небо, как и в прошлые дни, было белесым от зноя, беспредельно огромным и равнодушным ко всему, что происходит под ним.
Глядя на небосвод сквозь полуопущенные ресницы, Карантир лениво размышлял. Странное дело – раньше, до самого отъезда, его нынешнее бытие показалось бы ему ужасно скучным. Ему все время нужно было что-то делать, с кем-то спорить, узнавать новости. Он всегда был чем-то занят. А теперь сколько времени уже он в дороге, и прошло много дней, когда ничего не происходило вокруг, и не нужно было ничего делать, только сидеть в седле, да и вечером тоже либо разговаривать, либо вот так же молча лежать и думать. И оказывается, что все это вовсе не скучно, а очень даже хорошо, потому что можно думать обо всем на свете, и ничто тебе не мешает. Странно, но он и представить себе не мог, что размышления могут быть занятием сами по себе. И никогда не приходило ему в голову задуматься, к примеру, о том, что такое звезды или почему луна меняет свой вид.
О звездах учили, что их создала Варда и повесила на небосвод. Но вот уже который месяц в пути, а они лишь совсем чуть-чуть изменили свое положение. Будь Карантир один, он бы, наверное, и не заметил – это Куруфин обратил внимание, что Карнисиль теперь поднимается выше, потому что под ним стали заметны звезды, которых Куруфин не видел раньше, и показал две одинаковые маленькие звездочки, которые совсем рядом друг с другом и похожи на кошачьи глаза, когда они светятся в сумерках.
Наверное, если ехать на юг все дальше и дальше, будут видны еще и другие, которые никогда не появляются на небе Белерианда. И Валакирка теперь спускается ниже к северу. Но все это совсем незначительные изменения. Получается, что звезды очень далеко, во много раз дальше, чем видимый край земли там, где она смыкается с небом. Конечно, раз мир так велик, то и небесный свод над ним огромен. Но неужели Варда сумела поместить звезды столь высоко и далеко? И как же сильно они должны сиять, чтобы их было видно из такой дали? Зачем ей нужно такое могущество? Ведь в звездах не так уж много проку. И, если Варда настолько могуча, умеет ли она еще что-нибудь столь же великое? А если умеет, то почему никогда не делала?
«И… зачем мы им нужны, если они и вправду… такие?»
По спине прошел холодок от мысли, что они столько веков прожили рядом с такой силой, не догадываясь об ее истинной мощи. Интересно, понимал ли отец, кому он бросает вызов на самом деле?
А может, все не так? Может, все это сказки, а на самом деле никакие звезды Варда не вешала? Эльдар рассказывают это между собой, но сама Варда никому так не говорила. И никто из валар не говорил. И, если их вешала она, зачем сделала их такими разными – одни сияют ярко, а другие едва заметны глазу, и их как раз больше всего. Зачем они нужны такие? Яркие – это хотя бы красиво… И что такое белесая полоса Птичьей Дороги? Никогда не слышал, чем бы она могла быть.
Или так же говорят, что Манвэ повелевает ветрами. Если повелевает, отчего же случается, что корабли тэлери разбивает буря? Или наоборот: порой корабли заплывают далеко и попадают в штиль. Тогда тэлери гребут веслами, но на это уходит много дней, и у них кончаются еда и вода. Отчего же Манвэ не присылает им попутный ветер? Ведь говорят, что ему все видно с вершины Таникветиль… Хотя оттуда не может быть видно слишком уж далеко. Среди эльдар вообще много чего говорят, однако непонятно, откуда эти истории взяты. Но мы, размышлял Карантир, почему-то никогда не задумывались над ними. Полагали, что раз говорят, значит, так оно и есть. Только когда появляется так много времени для раздумий, на многое начинаешь смотреть другими глазами. И порой в голову приходит такое…
Ведь если не Варда создала звезды, и не Манвэ управляет ветрами, то все это делает Эру, больше ведь просто некому. Но кто тогда приписал все эти дела валар? Сами они вряд ли решились бы на такое. А если это придумали эльдар, то валар должны были сказать, что это не так. Промолчать бы они тоже не осмелились, ведь это же все равно, что согласиться. Но они никогда не говорили, что эти разговоры неправильные. Ведь быть того не может, чтобы валар о них не знали! Но если знают и не спорят, получается, что либо эти разговоры правда, либо… им некого бояться…».
Карантир почувствовал, что ему стало холодно под палящими лучами. Никогда в жизни его сознания даже не касалось ничего подобного. Такой крамолы он даже вообразить себе не умел. Куда там отцовской клятве, где речь идет всего-навсего о Вечнодлящейся Тьме! Он даже приподнялся на локте, а потом сел, чтобы убедиться: что поблизости никого нет, и никто не может подслушать его мысли.
Конечно же, вокруг была только степь, в которой он был один. Карантир вдруг ощутил, до какой степени он один. Никогда за всю свою жизнь он не оставался в таком одиночестве. Вокруг на много лиг не было ни одной живой души – только он да кони. Где-то там, уже вдали, его братья скачут прочь, и, пока они не вернутся, он не увидит лица Воплощенного.
«А если не вернутся?» - дохнула холодом мысль. Он тут же старательно отогнал ее от себя. Куда они денутся? Что может случиться в пустой степи? Они даже заблудиться не могут, потому что едут все время вдоль гряды.
«А что ты знаешь об этом мире? – спросил вечный спорщик, который сидит, наверное, внутри каждого разумного существа. – Вы едете много дней и не встретили никого и ничего такого, что могло бы грозить опасностью. Вы даже привыкли к тем странностям, на которые обращали внимание в первые дни. Но это вовсе не значит, что тут можно чувствовать себя как дома. Нам указали путь и дали направление. Но никто не сказал, что будет, если с этого пути сойти. Быть может, только тут дорогу для нас могут сделать безопасной, а любое отклонение от нее грозит неведомыми бедами?»
«Глупости! – сам себе сердито возразил Карантир. – Никто не обещал нам безопасной дороги. А направление – это просто дорога к цели, вот и все».
«И все-таки что ты будешь делать, если пройдет два дня, а они не вернутся обратно?»
Карантир невольно поежился. Думать о таком не хотелось. Хотя с самого начала они знали, что их путешествие будет опасным, что вернуться из него могут не все, немыслимо было представить, что он на самом деле может больше не увидеть Турко или Курво.
«Вот видишь, до чего вы стали беспечны! Собрались разлучиться и даже не подумали о том, что это может кончиться не так, как ожидали. Просто собрались да поехали».
«Довольно страху нагонять! Знаю, почему это делаешь. Чтобы не возвращаться мыслями… туда, куда забрел, - Карантир хмыкнул, вспомнив кое-что из валинорского прошлого. – А может, это я не сам? Может, это Моринготто вложил мне в голову? А ведь с ним тоже не все ясно. Считается, что он самый могущественный из айнур. Но если он сильнее даже Варды, сотворившей звезды, то ему достаточно было бы только дунуть – и нас бы не стало. Однако он воюет обычным образом. Правда, победить его не получается, и Намо говорил, что эльдар валу не одолеют. Но ведь это обычное военное поражение. Как игра: кто-то выиграл, а кто-то проиграл. Каждому нашему проигрышу есть обычное объяснение, айнурское могущество тут ни при чем.
И с дядей Ноло он вышел на честный поединок, с обычным оружием. Да, он победил, но не одним мановением руки, а после упорного боя… и дядя Ноло его даже несколько раз ранил. Разве позволил бы это Враг, будь у него столь огромное могущество?
Интересно было бы еще расспросить здешних айнур, что они расскажут про Музыку, искажение Мелькора и прочее. Они тоже ведь должны были участвовать в этом, ведь все айнур, как говорят, пели в Музыке. Странно, никто никогда не задумывался, что если валар вместе с Эру пели Музыку, созидающую мир, то они должны обладать огромной мощью. Хотя… я всегда считал, что это оттого, что они пели перед Эру. И дело не в них, а в нем. Говорят же, что во Второй Музыке Воплощенные будут петь тоже. Значит, главное тут – чтобы Эру всем управлял, а кто поет, не важно».
Уже вечерело, когда Карантир наконец развернул скатерть. Впервые он ел с нее в одиночестве, и завтра ему придется делать так же, и послезавтра утром. Наверное, Ягишна узнает, что едок теперь только один. Встревожится ли она? Хотя тревога ее будет недолгой – послезавтра к обеду все должно стать как прежде. Потом Карантир любовался степным закатом, все еще немного удивляясь, каким приятным может быть праздное одиночество. Конечно, когда-нибудь потом оно надоело бы ему, но пока Карантир им наслаждался. Потом стемнело совсем, и надо было ложиться спать. Он так и сделал, но сон не шел. Это потому, говорил себе Карантир, что он и так провалялся без дела почти полдня, и раз сейчас не спит, значит, не хочет. Это от безделья. Только из-за этого он додумался вчера до такого, что даже мысленно повторить страшно, а теперь никак не может уснуть. Само по себе ночное бдение не раздражало – спешить было некуда, и он мог бы сколько угодно спать и днем. Но в тихой пустоте ночи неуютные мысли вернулись. Они настойчиво лезли в голову, и, чтобы прогнать их, Карантир принялся думать о всякой чепухе. Например, чудесная скатерть – если ее сложить, исчезает все, что на ней было, и посуда, и крошки. А что будет, если положить на скатерть что-то еще? А если усесться туда самому? Она не такая уж огромная, но если как следует скорчиться, то ее хватит, чтобы соединить два угла над головой. Исчезнешь тогда сам или нет? А если исчезнешь, то отправишься вместе с посудой и объедками туда, откуда это все явилось? Наверное, куда-нибудь в усадьбу Ягишны – ведь еда, наверное, приходит оттуда. А что, это был бы хороший способ возвращения, когда их поиски будут закончены. Они по очереди садились бы на скатерть и переносились бы через сотни лиг обратно, почти к самому Гелиону. Нет, подумал Карантир потом, это было бы нехорошо. Ведь нельзя было бы так же перетащить и коней. Да и скатерть осталась бы валяться брошенной в диких землях, а она такого не заслуживала. Но все же как было бы хорошо, если бы нашлось средство преодолевать расстояния во мгновение ока. Или в два мгновения. Карантир был бы согласен даже на три или на четыре… С этими мечтами он и уснул.
Разбудило его прикосновение. Тяжелое и упругое, оно скользнуло по вытянутой руке, обтекло запястье… Карантир вскочил как подброшенный, дико озираясь. Но врагов поблизости не было. И вообще никого не было, кроме огромного полоза. Он свернулся возле самого изголовья и смотрел небывало осмысленным для змеи взглядом. Карантир выдохнул, еще слыша стук собственного сердца:
- А, это ты…
Не сводя с него глаз, полоз медленно качнул головой.
- Тебе места другого не нашлось? – с упреком сказал ему Карантир. Когда на лиги и лиги вокруг никого, можно разговаривать со змеей сколько угодно. – Непременно надо было топтаться по мне и будить?
Словно в ответ, полоз неторопливо вытянулся, распрямляя свитые кольца, а потом так же не спеша перелился прямо через Карантира на другую сторону.
- Ты еще и издеваться?! – Карантир окончательно отбросил одеяло, кое-как натянул сапоги на босые ноги и кинулся следом.
Он прекрасно знал, какими быстрыми могут быть змеи, если захотят. А этот лениво текущий в невысокой траве полоз будто дразнил – или манил за собой. Погоня, однако, не заставила позабыть все на свете, и Карантир порой оглядывался, проверяя, насколько удалился от лагеря. Они двигались вдоль гряды, не отклоняясь в сторону степи.
До кончика змеиного хвоста было рукой подать, и тут полоз резко свернул вправо, к скалам. Подножие гряды здесь подпирала старая, давно заросшая осыпь. Полоз легко взбирался, все более приближаясь к каменной стене, а потом вдруг втек, просочился в расщелину и исчез.
- И это всё?! – выйдя из себя, закричал Карантир, как будто полоз мог его понимать. – И ради этого я пробежал пол-лиги?! Чтобы ты сейчас удрал?! – Он чувствовал себя обманутым во всех надеждах сразу. – Ну, попадись ты мне!
Раздосадованный, он начал спускаться и у подножия обернулся, чтобы как следует обругать полоза еще раз – и тут заметил то, чего вблизи разглядеть было никак нельзя: между плоских макушек был изрядный промежуток. Гряда явно расступалась здесь, но насколько именно, неизвестно – ниже все закрывал огромный камень, привалившийся к скалам как раз в этом месте.
- Хм!
Карантир поднялся обратно. Камень возвышался вдвое против его роста, но был несомненно камнем, а не просто причудливым выступом – глубокая трещина отделяла его от остальной гряды. Осмотрев камень со всех сторон, Карантир зачем-то попробовал сдвинуть его. Как следует уперся руками, толкнул раз и другой, наваливаясь всем телом, – конечно, не получилось ничего. Но все же показалось, будто камень чуть-чуть подается.
- Попробуем вместе, - заключил Карантир и отправился назад, в лагерь.
Солнце миновало полпути к полудню. Головы трех коней украшали венки. Карантир, убивая время, плел четвертый и поглядывал вдоль гряды, споря сам с собой, кто из братьев приедет раньше.
- Я выиграл! – сказал он, когда далеко на юге показался всадник.
Радовало, что по крайней мере с Турко все в порядке, что подходят к концу двое суток ожидания и одиночества, но при этом Карантир ощущал странное ревнивое недовольство, будто кто-то покушается на округу, которую он уже привык считать своей, и теперь придется делить владение.
Первыми словами, которые произнес Келегорм, были:
- Курво еще нет?
- Сам видишь, - степенно отвечал Карантир, показывая на четверых коней.
- Значит, и он ничего не нашел.
- Зато я, кажется, нашел. А может, и нет.
- Где?!
- Да тут, неподалеку. Подожди, - тут же добавил он, видя, что Келегорм уже поставил ногу в стремя. – Успеем посмотреть. Все равно еще Курво дожидаться.
Келегорм досадливо тряхнул головой и начал расседлывать коня.
- Она бесконечная какая-то, эта гряда, - рассказывал он. – Едешь, едешь, а она тянется и тянется. Только камень разный, то белый, то ржавый, то вот такой, как здесь. Иначе и вовсе казалось бы, что с места не двигаешься. Иногда вроде бы где-то вдали и сходит на нет, а подъезжаешь – она будто навстречу из земли вырастает. А ночью еще чуднее. В темноте скалы будто лица – лбы, брови, носы торчат, губы у самой земли. Что-то шуршит, скрежещет тихонько, мелкие камушки осыпаются…
- Страшно, да?
- Не то чтобы… Я ночевал в отдалении, и Эльо ничего не чуял. Но не по себе. Как будто рядом каменные великаны шепчутся и шевелятся.
- А… - Карантир помедлил, подбирая слова получше, а потом спросил напрямик: - Ты думал о чем-нибудь?
Келегорм посмотрел на брата с удивлением:
- В каком смысле?
- В прямом. По дороге, пока ехал.
- Вопросы у тебя! Конечно, думал. Чем еще было заниматься?
- А о чем?
- Да обо всем на свете! За двое суток чего только не передумаешь. Я, наверное, как Манвэ, мыслями к началу времен и обратно странствовал. Почему тебе это вдруг так интересно?
- Да так… - ответил Карантир неопределенно. Поделиться собственными размышлениями он еще не осмеливался. – Есть хочешь?
- Хочу, - с немедленной готовностью откликнулся Келегорм. – А еще больше хочу пить. Воду я еще утром прикончил.
Карантир протянул ему свою фляжку.
- Может, подождем Курво? – сказал он. – Неудобно лишний раз скатерть беспокоить.
Утолив жажду, Келегорм взглянул на солнце, потом на север, вдоль гряды.
- Пора бы уже ему. Так покажешь, что ты разыскал?
- Идем.
Издали камень напоминал исполинскую пробку, вбитую между скал.
- Почему ты решил, что тут может быть проход?
- Потому что полоз меня сюда чуть ли не за руку притащил. Не может же быть, чтобы просто так. – И Карантир уперся в камень руками.
- Ерунда, - сказал Келегорм. – Ничего не получится, он же огромный. Тут нужно не два, а два десятка эльдар, рычаги и веревки. И то…
- Что тебе, жалко?
- Ну, если ты так просишь…
Они толкнули камень вдвоем. Потом еще раз и еще.
- Подается! Он и вправду шатается!
- А я говорил! – пыхтел Карантир. – Такие бывают. Я видел в горах. Вроде громадные и стоят прочно. А чуть толкнешь – качаются. Наверное, и упасть могут.
- Давай поднажми!
- И еще!
- Эй, вы что там такое делаете?!
Внизу, под осыпью, Куруфин остановил коня и окликал их, не слезая с седла. Бросив свое занятие, они спустились ему навстречу и заговорили почти одновременно.
- Ну как?
- Мы и не заметили, как ты подъехал.
- Никак, - ответил Куруфин, спешившись. – Кругом такие же скалы. И, раз спрашиваете, значит, и Турко проездил попусту.
- Так и есть. Надеялся, может, тебе повезет.
- Не повезло. Так чем вы тут занимались?
- За тем валуном что-то кроется. – Карантир коротко пересказал события.
Куруфин не стал спорить и возражать. Он отвел коня в сторонку и тоже поднялся на осыпь.
- А вы не догадались посмотреть, что у него с другой стороны? – спросил он.
Карантир почувствовал себя уязвленным.
- Когда бы я успел?! Не стал бы я лазить по скалам в одиночку. А Турко вернулся вот только что.
- Зачем? – в свою очередь ответил Келегорм. – Он и так уже шатается. Проще его свернуть, тогда и увидим, что там. Если окажется, что прохода нет, - что ж, не великих трудов лишимся.
- Как скажешь, - согласился Куруфин, проверил еще раз, где его конь, и тоже поставил руки на камень.
Они навалились втроем.
- Раз-два, взяли! – командовал Келегорм.
И без всяких команд они уже уловили, когда надо подталкивать, а когда отпускать, но с окриками было веселее.
- Еще взяли! Еще немножко! Взяли!
Камень раскачивался все сильнее…
- Берегись!
Они едва успели отскочить. От последнего толчка тяжеленная глыба сошла со своего насеста, на краткий миг замерла на кромке и рухнула, съехала по осыпи, пропахав в ней глубокую борозду, врезалась в степные травы и застыла. Под ногами, казалось, дрогнула сама земля, и где-то зашелестели, падая, рои мелких обломков. Дождавшись, когда все стихнет, братья заглянули в открывшийся проем.
Скалы стояли тесно, едва пройти лошади, но впереди виднелся просвет. Через полсотни ярдов расселина расширялась, и дальше проход становился долиной между холмов. По самому дну долины тек ручей, собиравший воду с окрестных склонов.
