И вот ранним утром Фродо пробудился, полный сил, как ему кажется, и Гэндальф вопрошает его, готов ли он к большим разговорам. Фродо готов ко всему, но ему больше хочется гулять, нежели сидеть на Совете. То есть сквозь пережитое опять пробивается легкомысленная хоббитская натура: что бы там ни происходило, но вот боль кончилась, брюхо сыто, солнышко светит - и он уже рвётся лазать по окрестностям и петь песни. Гэндальф строго напоминает, что это обождёт, а сейчас его ждут дела более важные - у Элронда собрался Совет, и он приглашён.
У Фродо (как и у наивного албанца-читателя) создаётся впечатление, будто Совет касается непосредственно Кольца и его персоны. Иначе что мешало провести Совет вчера или позавчера? Но ждали его. И, когда он предстаёт перед собравшимися, все смотрят на него серьёзно и даже хмуро, хотя казалось бы - с чего бы?
Впечатлённый всей этой серьёзностью, Фродо садится и приготавливется выслушивать программу "Как нам спасти Средиземье".
Щас!
Он никогда так не заблуждался!
Для разминки в программу включена длительная политинформация о местах далёких и никому неизвестных. Во всяком случае, Фродо если и слышал о них, то мимоходом. А так как все прочие знают о них не больше него, то выступления наверняка отличались облилием тумана и отсутствием конкретики. Наверняка Фродо честно пытается разобраться, что к чему, но это ему не удаётся, и его огорчает собственная бестолковость и малознание. Любой на его месте почувствовал бы себя так же. Единственной понятной ему историей оказался рассказ Глоина, но одновременно он должен был изрядно Фроду напугать, потому что лишний раз подтверждал, что Враг знает о нём и о Кольце. То, что речь идёт не о нём, а Бильбо, в глазах Фродо ничего, в сущности, не меняет.
Потом слово берёт Элронд, и Фродо настораживает уши - наконец-то разговор пойдёт о важном! Как бы ни так. Элронд начинает не то что от рождества Христова, а от зачатия прабабки богоматери. Целую страницу в книге занимет только перечисление того, о чём Элронд говорил - а каково было выслушивать это в более развёрнутом виде? Речь Элронда длится несколько часов!
Перечитывая главу очередной раз, я не могла отделаться от впечатления, что мне это что-то напоминает. Вот чисто технически. И внезапно осенило, что Совет у Элронда - родственник процессам тридцатых годов. Там тоже говорили много-много маловажного или совсем не относящегося к делу, прежде чем сказать нечто действительно конкретное. Например, суд над Николаем Бухариным. Участь его была решена, это знали все. Но суд удаляется на совещание и совещается семь часов! Казалось бы, о чём совещаться? Статья однозначно подрастрельная, в чём подсудимый сознался целиком и полностью. Более того, он сам ратовал когда-то за то, чтобы неугодных делу революции расстреливали без всякой жалости и размышлений. Он - певец расстрелов, автор теории, что только с помощью расстрелов можно вывести нового человека, "гомо советикуса". Ну так и применить к адепту его собственную теорию! Тем более, что решение одобрено лично Сталиным, так что наш самый гуманный суд в мире может не бояться, что решение его окажется чрезмерно суровым. Но его совещание длится семь часов...
Наконец, раздаётся долгожданное "Встать, суд идёт", торжественно растворяются двери комнаты заседаний, и прокурор начинает зачитывать длинный-длинный приговор, набитый никому не нужными подробностями, пока не добирается до решения суда - вышак, как и следовало ожидать.
Зачем устраивались подобные спектакли? А это, по сути, была часть казни. Расстрела, как такового, подсудимые уже не боялись, они ждали его, как избавления. Дай любому в руки пистолет с одним патроном - без задержки пустили бы себе пулю в лоб. Многие наверняка жалели, что не успели сделать это до ареста. Но ожидание смерти часто страшнее самой смерти. Ожидание - это призрачная надежда, которая рождается в сердце осуждённого вопреки всему. Но это обманная надежда. Верховный режиссёр ставил блистательные спектакли, расправляясь со своими врагами.
Но Гэндальф и Элронд оказались режиссёрами не хуже товарища Сталина. Вновь, в который раз, Профессор обнаруживает родство с руководителями социалистических государств, каковых тогда на планете было два: СССР и Третий Рейх (я думаю, меня простят, если я пропущу Монгольскую Народную Республику), ибо не будем забывать, что Гитлер был социалистом и строил социализм в одной отдельно взятой стране - так, как он его понимал.
Гэндальф ещё в Шире озвучил Фроде идею уничтодения Кольца посредством швыряния его в Ородруин. Так зачем вся эта болтовня? Вопрос надо ставить кратко: существуют ли другие выходы из положения, и, если да, то какие. И всё! Прочее - не важно и не нужно. Однако, на Совете говорят, говорят, говорят... О том, о другом, о пятом, о десятом. Даже когда речь касается непосредственно Кольца, она идёт о чём угодно, но не о сути дела.
Фродо устал. Попробуйте много часов подряд сидеть, соблюдая видимость приличий, то есть не имея возможности принять удобную позу, не зевать и не прикрывать глаза, и слушать, слушать, слушать нескончаемые монологи. Он всё время ждёт что вот-вот перейдут к сути дела, когда очередной докладчик добирается, наконец, до конца своих речей, но не тут-то было! Разговор снова сворачивает куда-то не туда. Фродо ждёт. Ему неважно ничего, кроме самого главного: кто понесёт Кольцо дальше. Да, гэндальф уже намекнул ему, что, весьма вероятно, эта миссия падёт на него, на Фроду. Но вся эта говорильня даёт надежду, что этого удастся избежать. И Фродо ждёт, напряжённо ждёт, что среди этого потока слов мелькнёт мысль, которая поможет решить проблему каким-то неожиданным способом, до которого никто не додумался.
Не спрашивайте меня, из чего это следует в каноне. Это следует из самой человеческой натуры - надеяться до конца, надеяться на чудо . Это не пресловутая эстель. Это нечто иное - нежелание смириться с неизбежным, протест против обречённости. Тем более, что Фродо верит в мудрость собравшихся - хотя бы в мудрость Гэндальфа и Элронда, ему кажется - раз они так подробно разбирают историю Кольца, они, быть может, надеются найти уязвимое место этой дьявольской игрушки?
