Меня тоже потянуло вернуться к прошлому.
У немецкого писателя Эриха Кёстнера в книге "Когда я был маленьким" есть эпизод. К его кузине, дочери очень богатого торговца лошадьми, решил посвататься школьный учитель. Выбрав время, когда предполагаемый тесть находился в благостном расположении духа, учитель подошёл к нему на лошадиной выставке и, сняв шляпу, вежливо представился: "Здравствуйте, моя фамилия Шуриг". Папенька окинул взглядом соискателя дочкиной руки (а тот был высокий, красивый, белокурый) и выдал: "По мне, можете называться хоть Муриг!" После чего прошествовал своей дорогой, навсегда потеряв к жениху интерес.
Это я к чему? Да к тому, что после того, как Лютиэн взволнованно сказала: "Отец, это Берен!", Тингол должен был ответить что-то вроде: "По мне, он может называться хоть Мерин!" И небрежным движением руки приказать вышвырнуть это ничтожество за пределы Дориата. Речь не о том, послал бы он Берена за сильмариллом или не послал. Вся сцена, предшествующая этому посыланию столь же нереальна. Не стал бы Тингол, король эльфов, интересоваться у смертного, кто он такой и зачем сюда пришёл. Одного взгляда хватило бы, чтобы понять: не пара он Лютиэн. А раз так, то о чём говорить вообще?
Это в глазах автора Берен - фигура, Берен - величина, поэтому с ним вступают в беседы и уделяют ему своё внимание. Но внутри канона он - никто. Расстояние между школьным учителем и богатым лошадником ничтожно по сравнению с расстоянием, которое отделяет смертного от эльфийского короля. Собственно, лошадник превосходил учителя только богатством, на общественной лестнице они стояли примерно рядом. Тем не менее, лошадник даже не почесался узнать хоть какие-то подробности об учителе. Так неужели деталями биографии Берена стал бы интересоваться Тингол, когда между ними расстояние в десятки раз больше?
