Как обычно, в Лэйтиан эти сцены изложены более развернуто. Мы имеем красочное описание охотничьих собак Валинора и немного Оромэ, в чьем доме крепкое вино и охотничьи песни; нам рассказывают, что еще щенком Хуан был быстрейшим из быстрейших, что Оромэ подарил его Келегорму и что Хуан один из собак Земли Света остался рядом с хозяином, когда сыновья Феанора пришли на север (это пересказ близко к тексту).
На этом основании просветленный человек-торшер, несущий свет истины, заявлял, что у уходящих нолдор была только одна-единственная собака - Хуан, и что неча за Профессора дописывать. Если он написал, что "один", значит, один и есть, и пофиг на здравый смысл.
Только человек-торшер неправ даже тут. Ибо Профессором написано "hounds" - охотничьи собаки. Вот из них Хуан был один. А все остальные собаки - пастушьи там, служебные, декоративные и дворняги - могли хором топать с нолдор, и никаким каноном на это не возразишь.
Далее полстраницы стихов в столбик - это описание качеств Хуана, какой он со всех сторон замечательный и превосходный, и из всех добыч предпочитает волков.
Hark! afar in Nargothrond,
far over Sirion and beyond,
there are dim cries and horns blowing,
and barking hounds through the trees going.
The hunt is up, the woods are stirred.
Who rides to-day? Ye have not heard
that Celegorm and Curufin
have loosed their dogs? With merry din
they mounted ere the sun arose,
and took their spears and took their bows.
The wolves of Thû of late have dared
both far and wide. Their eyes have glared
by night across the roaring stream
of Narog. Doth their master dream,
perchance, of plots and counsels deep,
of secrets that the Elf-lords keep,
of movements in the Gnomish realm
and errands under beech and elm?
Curufin spake: ‘Good brother mine,
I like it not. What dark design
doth this portend? These evil things,
we swift must end their wanderings!
And more, 'twould please my heart full well
to hunt a while and wolves to fell.’
And then he leaned and whispered low
that Orodreth was a dullard slow;
long time it was since the king had gone,
and rumour or tidings came there none.
‘At least thy profit it would be
to know whether dead he is or free;
to gather thy men and thy array.
”I go to hunt” then thou wilt say,
and men will think that Narog's good
ever thou heedest. But in the wood
things may be learned; and if by grace,
by some blind fortune he retrace
his footsteps mad, and if he bear
a Silmaril - I need declare
no more in words; but one by right
is thine (and ours), the jewel of light;
another may be won - a throne.
The eldest blood our house doth own.’
Celegorm listened. Nought he said,
but forth a mighty host he led;
and Huan leaped at the glad sounds,
the chief and captain of his hounds.
Чу! Вдали в Нарготронде
далеко над Сирионом и за его пределами
смутные крики и дудение рогов,
и лающие гончие сквозь деревья бегут.
Охота открыта, леса всколыхнулись.
Кто едет сегодня? Не слышали вы,
что Келегорм и Куруфин
спустили своих собак? С веселым гамом
они сели на коней прежде чем встало солнце
и взяли свои копья, и взяли свои луки.
Волки Тху с недавних пор дерзнули
равно вдаль и вширь. Их глаза смотрели
ночью через ревущий поток
Нарога. Мечтает их хозяин,
может быть, о заговорах и планах глубоких,
о тайнах, что эльфийские лорды хранят,
о движениях в царстве Гномов [т.е. нолдор]
и поручениях под буками и вязами?
Куруфин говорил: "Добрый брат мой,
Мне это не нравится. Какой темный замысел
это предвещает? Эти злые твари,
мы быстро должны покончить с их скитаниями!
И более того, было бы моему сердцу очень приятно
поохотиться какое-то время и волков валить".
И затем он наклонился и прошептал тихо,
что Ородрет медлительный тупица;
долгое время [прошло] с тех пор, как король ушел
и слух или вести не приходили никакие.
"По меньшей мере, твоей выгодой было бы
знать, мертв он или свободен;
собрать твоих людей и твое войско.
"Я иду на охоту", - затем ты скажешь,
и люди будут думать, что ко благу Нарога
постоянно ты внимателен. Но в лесу
вещи могут быть узнаваемы; и если милостью,
какой-то слепой фортуной он вернется по следам
своих шагов безумных, и если он будет нести
сильмарил - мне не нужно объявлять
больше словами; но один по праву
твой (и наш), драгоценный камень света;
другой может быть завоеван - трон.
Старшая кровь нашему дому принадлежит".
Келегорм слушал. Ничего он не сказал,
но вперед могучую дружину он вел;
и Хуан прыгал при радостных звуках,
вождь и предводитель своих гончих.
Это красиво. Это художественно и ярко, и живописно. И это очень сказочно, и вызывает в памяти средневековые стихотворные романы, прежде всего того же "Парцифаля". Дама Вероника, помнится, что-то говорила о рыцарском-де романе - так вот он, этот рыцарский роман практически в чистом виде.
Но всерьез рассуждать и вообще воспринимать персонажей такого романа нельзя. Их и не воспринимают - во всех виденных мной рассуждениях (в т.ч. и маститых специалистов) персонажей того же Парцифаля сначала переводят в обычные, приближенные к реальности условия и в общем-то и самих персонажей дописывают до реальных, а потом уж рассуждают над тем, что получилось. Потому что персонажи таких романов условны. Они не отражение живых, реальных, настоящих людей, а картинки с условным набором качеств и мотиваций. Как кукольный театр, только на бумаге.
