Ситуация: 1942 год, из одного батальона в другой переводят девчонку-снайпера. Бывшая чемпионка БССР по стрельбе среди юниоров, на счету полсотни фашистов, в том числе полковник. Награждена "Красной Звездой" и персональной кличкой "Ведьма" срди немецких снайперов.
Ну, все в кучу смели! "Красная Звезда" - командирский орден. Так что этот снайпер - минимум сержант. И рядовые обязаны ему подчиняться молча.
Естественно, имена снайперов фигурировали в армейской и государственной печати. В "Комсомольской правде", скажем, на последней странице, рядом со спортивными новостями печатались личные счета и снайперов, и истребителей. Но вот как до противника может доходить информация о перемещениях именно данного бойца? Им что, копии приказов посылают?
Когда семья эвакуировалась, поезд разбомбило, оставшихся в живых добивали немецкие автоматчики, у девчонки той погибли мать и младшие братья-сёстры, она чудом осталасьв живых. Потом фронт, стала снайпером, славилась звериным чутьём, вычисляя схроны вражеских снайперов.
Опять сваливание в кучу. Гибель родных и вот такие обязательные "ужасы войны" охоте не научат.
Ладно, допустим, у человека мощно возобладали гены невров, каждый кустик с ней говорит, каждая травинка след указывает. Но в этом случае предупреждать от опасности должна именно она, а не объект отношенек. Вдруг гены Мрака уснули, а им на смену запузырилось наследие Наташи Ростовой?
В общем, представления о войне у автором фильма почерпнуты из эпохалок типа "Спасти рядового Райана".
Причем доказывать мужикам, и судьи мужики.
И мужики те - не Номоконов или Пассар, у которых приклад в серебряных гвоздиках, а обычные "рядовые необученные". Что можно доказать тому, кто сам половины не понимает?
У меня полно мемуарной литературы.
Скажем, вон, полковник Левченко. Начала войну в начале июля 1941 года. Когда они дрались под Можайском, ей от матери пришло письмо: приходила завучиха и сказала: "Если ваша дочь в течение недели не явится на занятия в школу, мы ее исключим!".
Но что-то вот такие "мужские жесты" в воспоминаниях появляются только в главе об освобождении Венгрии. Когда появились при штабе дивизии скородельные офицеры из студентов. И то первый же случай чуть не вызвал драку. Был в дивизии командир роты, буквально гений танкового прорыва и, что называется, инфанто террибло всего соединения. На замечание одного такого "ходячего арифмометра" (в смысле - занимавшегося в штабе какими-то расчетами): "А что, этот капитан тоже воюет?", указанный ротный поволок его к танкам, чтоб засунуть в люк и потащить с собой в бой. Получил взыскание, но не огорчился.
А вот в ситуациях жестких, естественно, все выглядело просто и естественно.
Во время Керченско-Феодосийской операции Левченко была еще санинструктором. Их тяжелая танковая бригада пробивала фронт. Впереди был подбит КВ. Она поползла к машине, чтоб снять раненого заряжающего. И тут немцы, что называется, поперли. Экипаж уже покинул машину, но уходить в тыл не собирался, ожидая подмоги.
Так никто не заорал: "Барышня, здесь стреляют". Командир танка приказал: "Дай сестре пулемет". Танковые пулеметы снимались с бойниц, их можно было применять самостоятельно.
Они отбились, и Левченко потащила заряжающего на лямках.
А уже через день ей дали "шестидесятку", сама села водителем эвакуировать с поля раненых.
Вот это было на самом деле, в конкретном месте, в конкретное время и с конкретными реальными участниками. А не фантазии по мотивам "Анжелики".
