Хоть дюже неприятны мне эти моменты передачи событий через реплики персонажей (блин, онлайн-трансляция. Чатик, блин!), но куда деваться? Надо.
Короче говоря, Пиппин и Берегонд в наступившем сумраке как-то умудряются разглядеть с верхотуры, что к городу приближаются пять всадников, а над ними кружатся пять назгулов. Вой раздается, все как положено. Отметим, что у Пиппина опять душа в пятки, сжался, бедняга, уши вручную заткнул, потом пыхтит-задыхается, к стене прислоняется и внезапно, вот прям ни с бакена начинает уповать на Гэндальфа! "Gandalf save us!" - ну прям как "God save us!", "спаси, господи!". Причем именно так. Не "Гэндальф нас спасет", не "Гэндальф нас спасает", а вот именно что "Гэндальф спаси нас!" Ну это вот что?! Что это, господи?!
Выросла сьюха наша до размеров господа бога, вон уж молятся на нее.
Тьфу, пакость! Ща проплююсь малость.
Берегонд же на этот вой и вообще назгульские ужасы реагирует спокойно. Ну в смысле, что для него это обычные звуки, свидетельствующие о присутствии назгулов, а не какой-то инфернальный страх. Всей-то реакции только слова к Пиппину: "Наберись храбрости и смотри".
Назгулы продолжают кружить, со стен до них не дострелишь, у пятерых преследуемых, очевидно, тоже нечем отстреливаться. Но скажите, чего, собссно, назгулы добиваются? Какая у них цель? Чего они хотят?! Что им надо?! Если это нападение, то почему назгулы попросту не перестреляют всех пятерых (что имело бы смысл, учитывая, что один из пяти Фарамир, черт побери!). Если это попытка, допустим, взятия в плен (что имело бы еще больший смысл, учитывая, опять же, что один из пяти Фарамир), то почему назгулы принялись за дело уже на подлете к городским стенам, откуда могут быть подстрелены? Почему не почесались раньше, на предыдущих почти 15 км, которые отделяют переправы от Минас Тирита? Или это они просто так развлекаются, показывая, что вон чо могут? Главным подручным фон Смертьсатаны больше нечем заняться?
Что, мать, вашу, там вообще происходит?!
И тут откуда-то с севера как по волшебству на лихом коне скачет Гэндальф.
Ах! У Пиппина в зобу дыханье сперло!
"Gandalf! He always turns up when things are darkest".
"Гэндальф! Он всегда появляется внезапно, когда обстоятельства темнее всего".
И Пиппин начинает вопить, мол, давай-давай, "как зритель на больших скачках, подгоняя бегуна, который далеко за пределами его поддержки" (с). Кстати, именно эта фраза оказалась выкинутой даже у Каменкович (ну помните, я говорила о затруднениях, типа, понимать понимаю, а по-русски в малых словах сказать никак). Чем-то некузявая она для переводчиков.
Гэндальф же пуляется этими загадочными молниями непонятной природы, но странным образом никому из назгулов они не причиняют ни малейшего вреда. Хотя... смотрим внимательно:
"but it seemed to Pippin that he raised his hand, and from it a shaft of white light stabbed upwards".
"но казалось Пиппину, что он поднял руку и из нее луч белого света нанес удар
[досл. "нанес удар, вонзился" и вообще повреждения от колющего оружия] вперед".
Это Пиппину так показалось. Да мало ли что ему показалось. Так что все эти непонятные белые молнии, непонятно как производимые из непонятно какого места, я спишу просто на перетруханное воображение Пиппина. Неудивительно, что назгулы с того даже не поперхнулись.
И вот Гэндальф всех супостатов разогнал, и так вот они в город и зашли.
Знаете, от всего этого на пару километров несет постановкой. Дешевый театр, устроенный напоказ перед стенами.
