Медленным было их продвижение в сумерках или ночью в лишенной троп глуши, и ужасная зима спускалась быстро из царства Моргота. Несмотря на заслон холмов, ветра были сильные и резкие, и вскоре снег лег на вершины или вихрился через перевалы и падал на леса Нуата прежде полного опадания их высохших листьев. Так, хоть они отправились прежде середины Наркелиэ, Хисимэ пришел с кусачим морозом точно когда они приближались к Истокам Нарога.
Там, в конце утомительной ночи, в серости рассвета они остановились, и Воронвэ был встревожен, глядя вокруг себя в горе и страхе. Где когда-то прекрасный пруд Иврин лежал в своем великом каменном бассейне, вырезанном падающими водами, и все вокруг него было одетой деревьями лощиной под холмами, теперь он видел землю оскверненную и опустошенную. Деревья были сожжены или вырваны с корнем; и каменные края пруда были разрушены, так что воды Иврина блуждали и сделали большое бесплодное болото среди разрушения. Все теперь было только мешаниной замерзшей трясины, и зловоние разложения лежало, как мерзкий туман, на земле.
- Увы! Зло пришло даже сюда? – воскликнул Воронвэ. – Когда-то далеко от угрозы Ангбанда было это место; но постоянно пальцы Моргота тянутся дальше.
- Точно как Ульмо говорил мне, - сказал Туор. – «Источники отравлены, и моя сила/власть удаляется из вод земли».
- Все же, - сказал Воронвэ, - злоба побывала здесь с силой более великой, нежели орочья. Страх задержался в этом месте. – И он тщательно осмотрел вокруг края трясины, пока внезапно не остановился неподвижно и не воскликнул снова: - Да, великое зло!
И он поманил Туора, и Туор, подойдя, увидел щель, как огромная борозда, что проходила прочь на юг, и по обе стороны, то размытые, то запечатанные твердо и ясно морозом, отметки великих когтистых лап.
- Смотри! – сказал Воронвэ, и его лицо было бледным от страха и отвращения. – Здесь не так давно был Великий Змей Ангбанда, самый ужасный из всех созданий Врага! Запоздало уже наше поручение к Тургону. Нужно спешить.
Точно как он говорил это, они услышали крик в лесу, и они замерли, как серые камни, слушая. Но голос был прекрасным голосом, хоть наполненным горем, и казалось, что он зовет постоянно кого-то по имени, как некто, кто ищет другого, кто потерян. И, как они ждали, некто пришел сквозь деревья, и они увидели, что он был высокий человек, вооруженный, одетый в черное, с длинным мечом обнаженным; и они удивились, ибо клинок меча также был черным, но кромки сияли ярко и холодно. Горе было вырезано на его лице, и когда он узрел разрушение Иврина, он воскликнул громко в горе, говоря:
- Иврин, Фаэливрин! Гвиндор и Белег! Здесь однажды я был исцелен. Но теперь никогда не изопью я глоток мира/покоя снова.
Затем он пошел быстро прочь, на север, как некто преследующий или по поручению великой спешности, и они слышали его кричащим: «Фаэливрин, Финдуилас!», пока его голос не затих в лесах. Но они не знали, что Нарготронд пал, и что это был Турин, сын Хурина, Черный Меч. Так только на мгновение и никогда снова, пути этих родичей, Турина и Туора, сошлись вместе.
Когда Черный Меч прошел, Туор и Воронвэ продолжали свой путь какое-то время, хоть день наступил; ибо память его горя была тяжела для них, и они не могли выносить оставаться рядом с осквернением Иврина. Но невдолге они нашли место укрытия, ибо все земля была наполнена предчувствием зла. Они спали мало и беспокойно, и, по мере того, как день истекал, становилось все темнее, и сильный снег падал, и ночью пришел гнетущий мороз. С тех пор снег и лед не ослабели ни на сколько, и пять месяцев Ужасная Зима, долго помнящаяся, держала север в оковах. Теперь Туор и Воронвэ были мучимы холодом и боялись быть раскрытыми снегом охотящимся врагам или впасть в скрытые опасности, предательски укрытые [в оригинале тавтологии нет]. Девять дней они продолжали [идти], постоянно медленнее и более трудно, и Воронвэ повернул немного на север, пока они не пересекли три источника-потоков Тейглина; и затем он взял восточнее снова, оставив горы, и шел осторожно, пока они не миновали Глитуи и пришли к потоку Малдуин, и тот был замерзший дочерна [в переносном смысле].
Тогда Туор сказал Воронвэ:
- Ужасен этот мороз, и смерть приближается ко мне, если не к тебе.
Ибо они были теперь в дурном положении: много прошло с тех пор, как они находили какую-либо пищу в глуши, и дорожный хлеб уменьшился; и они были замерзшие и усталые.
- Плохо быть пойманным между Роком валар и Злобой Врага, - сказал Воронвэ. – Избежал ли я пастей моря, только чтобы лежать под снегом?
Но Туор сказал:
- Как далеко теперь идти? Ибо наконец, Воронвэ, ты должен воздержаться от своей секретности со мной. Ведешь ли ты меня прямо и куда? Ибо если я должен тратить мои последние силы, я хочу знать, к чему это может быть полезно.
- Я вел тебя так прямо, как я безопасно мог, - ответил Воронвэ. – Знай тогда сейчас, что Тургон живет все еще на севере земли эльдар, хоть в это верят немногие. Уже мы подошли близко к нему. Все же много лиг еще идти, даже как птица может лететь; и для нас Сирион еще предстоит пересечь, и великое зло, может быть, лежит в промежутке. Ибо мы должны прийти вскоре к Большой Дороге, что бежала встарь вниз от Минаса короля Фелагунда к Нарготронду. Там слуги Врага будут ходить и наблюдать.
- Я считал себя самым крепким из людей, - сказал Туор, - и я вынес много зимних горестей в горах; но я имел пещеру за спиной и огонь тогда, и я сомневаюсь теперь в своей силе идти много дальше таким голодным сквозь ужасную непогоду. Но давайте пойдем так далеко, как сможем, прежде чем надежда угаснет.
- Никакого другого выбора мы не имеем, - сказал Воронвэ, - разве только лечь наземь здесь и искать снежного сна.
Поэтому на протяжении всего этого горького дня они продолжали тащиться, полагая опасность врагов меньшей, чем зиму; но постоянно по мере того, как они шли, они находили меньше снега, ибо они теперь шли на юг снова, вниз, в долину Сириона, и горы Дор-Ломина были оставлены далеко позади. В сгущающихся сумерках они пришли к Большой Дороге на дне высокого лесистого берега. Внезапно они опознали голоса и, выглянув осторожно из деревьев, они увидели красный свет внизу. Отряд орков стоял лагерем в середине дороге, сгрудившись вокруг большого костра.
- Гурт ам Гламхот, - пробормотал Туор. – Теперь меч выйдет наружу из-под плаща. Я рискну смертью ради овладения этим костром, и даже мясо орков будет наградой.
- Нет! – сказал Воронвэ. – В этом поиске только плащ послужит. Ты должен отказаться от костра или иначе отказаться от Тургона. Этот отряд не одинок в глуши: не может твой смертный взор видеть далекое пламя других постов на севере и на юге? Суматоха приведет дружину на нас. Послушай меня, Туор! Против законов Скрытого королевства, чтобы кто-либо приблизился к воротам с врагами по пятам; и этот закон я не нарушу ни ради приказа Ульмо, ни ради смерти. Взбудоражь орков, и я покину тебя.
- Тогда пусть их, - сказал Туор. – Но пусть проживу я еще, чтобы видеть день, когда мне не нужно будет ускользать прочь от горстки орков, как испуганной собаке.
- Идем тогда! – сказал Воронвэ. – Не спорь больше или они почуют нас. Следуй за мной!
Он пополз затем прочь сквозь деревья на юг, против ветра, пока они не были на полпути между этим орочьим костром и следующим на дороге. Там он стоял неподвижно долгое время, слушая.
- Я не слышу никого, двигающегося по дороге, - сказал он, - но мы не знаем, что может скрываться в тенях. – Он всмотрелся вперед во мрак и содрогнулся. – Воздух зол, - пробормотал он. – Увы! Вон там лежит земля нашего поиска и надежда на жизнь, но смерть ходит в промежутке.
- Смерть везде вокруг нас, - сказал Туор. – Но я имею силы, оставшиеся только на кратчайшую дорогу. Здесь я должен перейти или погибнуть. Я доверюсь мантии Ульмо, и тебя также она накроет. Теперь я поведу!
Так говоря, он прокрался к обочине дороги. Затем, обняв Воронвэ крепко, он набросил вокруг них обоих складки серого плаща Повелителя Вод и выступил вперед.
Все было тихо. Холодный ветер вздыхал, когда он проносился по древней дороге. Затем внезапно он тоже затих. В [наступившей] паузе Туор чувствовал перемену в воздухе, как если бы дыхание из земли Моргота ослабело на какое-то время, и слабый, как воспоминание о Море, пришел ветерок с запада. Как серый туман на ветру, они миновали каменистую проезжую часть и вошли в заросли на ее восточном краю.
Вдруг откуда-то совсем рядом раздался дикий крик, и много других вдоль обочин дороги ответили ему. Резкий рог протрубил, и [послышался] звук бегущих ног. Но Туор продолжал [идти]. Он выучил достаточно из языка орков в своем плену, чтобы знать значение этих криков: дозорные учуяли их и услышали их, но они были не видимы. Охота была начата. В отчаянии он споткнулся и пополз вперед с Воронвэ рядом вверх по длинному склону глубоко в дрок и чернику, среди узловатых рябин и низких берез. На вершине хребта они остановились, слушая крики позади и треск орков в подлеске внизу.
Рядом с ними был валун, что высовывал свою голову из зарослей вереска и ежевики, и под ним было такое логово, какое преследуемый зверь мог искать и надеяться там избежать преследования или по меньшей мере спиной к камню продать свою жизнь дорого. Вниз в темную тень Туор увлек Воронвэ и бок о бок под серым плащом они лежали и тяжело дышали, как усталые лисы. Ни одного слова они не говорили; все их внимание было в их ушах.
Крики охотников становились слабее; ибо орки не устремлялись никогда глубоко в дикие земли с обеих сторон, но перемещались скорее вниз и вверх по дороге. Они опасались мал бездомных беглецов, но шпионов они боялись и разведчиков вооруженных врагов; ибо Моргот установил стражу на главной дороге, не для того, чтобы поймать в ловушку Туора и Воронвэ (о которых пока он не знал ничего) или кого-либо идущего с запада, но чтобы наблюдать за Черным Мечом, чтобы он не сбежал и не преследовал пленников Нарготронда, приведя помощь, может быть, из Дориата.
Ночь прошла, и угрюмая тишина лежала снова над пустыми землями. Усталый и измученный Туор спал под плащом Ульмо; но Воронвэ выполз наружу и стоял как камень, молчаливый, неподвижный, пронизывая тени своими эльфийскими глазами. На рассвете он разбудил Туора, и тот, выползя наружу, увидел, что погода была в самом деле на время смягчена, и черные тучи рассеялись. Был красный восход, и он мог видеть перед собой вершины чужих гор, ярко блестящих против восточного пламени.
Затем Воронвэ сказал тихим голосом:
- Алае! Эред эн Эхориат, эред э-мбар нин!
Ибо он знал, что он смотрит на Окружающие горы и стены королевства Тургона. Под ними, к востоку, в глубокой и тенистой долине лежал Сирион прекрасный, прославленный в песнях; и за его пределами, окутанная туманом, серая земля поднималась от реки к пересеченным холмам у подножия гор.
- Вот там лежит Димбар, - сказал Воронвэ. – Если бы мы были там! Ибо туда наши враги редко дерзают ходить. Или так это было, пока сила/власть Ульмо была сильна в Сирионе. Но все может теперь быть измененным – исключая опасность реки: она уже глубока и быстра, и даже для эльдар опасна для переправы. Но я вел тебя хорошо; ибо там блестит Брод Бритиах, чуть южнее, где Восточная дорога, что в древности бежала весь путь от Тараса на западе, пересекала реку. Никто теперь не дерзает использовать ее, исключая в отчаянной нужде, ни эльф, ни человек, ни орк, коль скоро эта дорога ведет в Дунгортеб и землю ужаса между Горгоротом и Поясом Мелиан; и давно с тех пор она стерлась в глуши или уменьшилась до тропы среди [сорных] трав и стелющихся шипов.
Тогда Туор посмотрел, как Воронвэ указывал, и далеко вдали он уловил мерцание, как бы открытых вод под кратким светом зари; но позади маячила темнота, где великий лес Бретиль поднимался прочь на юг к далекой возвышенности. Теперь осторожно они прокладывали свой путь вниз по склону долины, пока наконец они не пришли к древней дороге, спускающейся от встречи путей [то есть перекрестка] на границах Бретиля, где она пересекала большую/главную дорогу из Нарготронда. Тогда Туор увидел, что они подошли близко к Сириону. Берега его глубокого русла падали прочь [то есть обрывались] в этом месте, и его воды, сдавленные великой осыпью камней, растекались широкими мелководьями, полными журчания рябящих потоков. Затем, немного погодя, река собиралась вместе снова и, прокопав новое русло, текла прочь к лесу и вдалеке исчезала в глубоком тумане, который его [Туора] глаз не мог пронзить; ибо там лежала, хоть он этого не знал, северная граница Дориата внутри пределов тени Пояса Мелиан.
Сразу же Туор хотел поспешить к броду, но Воронвэ удержал его, сказав:
- Через Бритиах мы не можем идти в открытый день, ни тем более пока какое-либо сомнение преследования остается.
- Тогда будем мы сидеть здесь и гнить? – сказал Туор. – Ибо такое сомнение будет оставаться, пока королевство Моргота длится. Идем! Под тенью плаща Ульмо мы должны идти вперед.
Все еще Воронвэ колебался и смотрел назад, на запад; но тропа позади была пустынна, и все вокруг было спокойно, исключая напор воды. Он посмотрел вверх, и небо было серым и пустым, ибо ни даже птицы не двигалось. Затем внезапно его лицо просветлело радостью, и он воскликнул громко:
- Все хорошо! Бритиах охраняем все еще врагами Врага. Орки не последуют за нами здесь; и под плащом мы можем пройти теперь без лишних сомнений.
- Что за новую вещь ты увидел? – сказал Туор.
- Коротко зрение смертных людей! – сказал Воронвэ. – Я вижу орлов Крисаэгрима; и они приближаются сюда. Посмотри какое-то время!
Тогда Туор замер, вглядываясь; и скоро высоко в воздухе он увидел три фигуры, бьющие сильными крыльями вниз с далеких горных пиков, теперь обвитых снова облаками. Медленно они спускались большими кругами и затем наклонились внезапно к путникам; но прежде чем Воронвэ мог окликнуть их, они повернули широким поворотом и стремительно и улетели на север вдоль линии реки.
- Теперь давай пойдем, - сказал Воронвэ. – Если поблизости будет какой-нибудь орк, он будет лежать, прянув носом в землю, пока орлы не улетят далеко прочь.
Быстро вниз по длинному склону они поспешили и перешли через Бритиах, ходя часто посуху по выступам гальки или вброд по мелководьям не более чем по колено глубиной. Вода была чистая и очень холодная, и на мелких заводях был лед, где блуждающие ручьи теряли свой путь среди камней; но никогда, ни даже в Ужасную Зиму Падения Нарготронда, не могло смертоносное дыхание севера заморозить главный поток Сириона.
На дальней стороне брода они пришли к промоине, как будто руслу старого потока, в котором никакой воды теперь не текло; все же когда-то, казалось, поток прорубил его глубокий канал, спускаясь с севера из гор Эхориата и принеся оттуда все камни Бритиаха вниз в Сирион.
- Наконец сверх надежды мы нашли его! – воскликнул Воронвэ. – Смотри! Вот устье Сухой Реки, и это дорога, которую мы должны принять.
Затем они прошли в промоину, и, по мере того, как она поворачивала на север, и склоны земли пошли круто вверх, так ее стороны поднимались по обе руки, и Туор спотыкался в тусклом свете среди камней, которыми ее грубое русло было усыпано.
- Если это дорога, - сказал он, - она зла для уставшего.
- Все же это дорога к Тургону, - сказал Воронвэ.
- Тогда тем больше я удивляюсь, - сказал Туор, - что этот вход лежит открытым и неохраняемым. Я рассчитывал найти большие ворота и силу стражи.
- Это ты еще увидишь, - сказал Воронвэ. – Это только подход. Дорогой я назвал его; все же по нему никто не проходил более чем три сотни лет, исключая вестников немногих и тайных, и все искусство нолдор было потрачено, чтобы запечатать его с тех пор, как Скрытый Народ вошел туда. Лежит ли он [путь] открыто? Узнал бы ты его, если бы не имел одного из Скрытого Королевства проводником? Или догадался бы ты, что это что-либо кроме работы погоды и вод глуши? И разве нет орлов, как ты видел? Они народ Торондора, кто жил когда-то даже на Тангородриме, прежде чем Моргот стал таким могущественным, и живут теперь в горах Тургона с [времени] падения Финголфина. Они одни, исключая нолдор, знают Скрытое Королевство и охраняют небеса над ним, хоть пока никакой слуга Врага не дерзнул летать в вышине; и они приносят много новостей королю обо всем, что движется в землях снаружи. Будь мы орками, не сомневайся, что мы были бы схвачены и брошены с большой высоты на безжалостные скалы.
- Я не сомневаюсь в этом, - сказал Туор. – Но приходит в мой ум спрашивать также, не придут ли новости теперь к Тургону о нашем приближении быстрее, чем мы. И будет это хорошо или плохо, ты один можешь сказать.
- Ни хорошо, ни плохо, - сказал Воронвэ. – Ибо мы не можем миновать Охраняемые Врата незамеченными, будь мы жданными или нет; и если мы придем туда, Стражи не будут нуждаться в докладе, что мы не орки. Но чтобы пройти, мы будем нуждаться в большем оправдании, чем это. Ибо ты не догадываешься, Туор, об опасности, с которой мы тогда [окажемся] лицом к лицу. Не вини меня, как некто не предупрежденный, за то, что может тогда случиться; пусть сила/власть Повелителя Вод будет явлена в действительности! Ибо в этой надежде одной я был согласен вести тебя, и если она не сбудется, тогда более определенно мы умрем, чем от всех опасностей глуши и зимы.
Но Туор сказал:
- Не предвещай больше. Смерть в глуши определенна; и смерть у Врат все еще сомнительна для меня, несмотря на все твои слова. Продолжай вести меня дальше!
Много миль они тащились по камням Сухой Реки, пока они не могли идти дальше, и вечер принес темноту в глубокое ущелье; они поднялись наружу тогда, на восточный берег, и они пришли теперь в беспорядочное [скопление] холмов, что лежали у подножия гор. И, глядя вверх, Туор увидел, что те возвышались на манер иной, нежели таковой каких-либо гор, что он видел; ибо их склоны были как отвесные стены, нагроможденные каждая выше и позади более низкой, как будь они великими башнями над многоэтажными обрывами. Но день был на исходе, и все земли были серыми/унылыми и туманными, и Долина Сириона была закутана в тень. Тогда Воронвэ повел его к неглубокой пещере в склоне холма, что смотрела наружу поверх одиноких склонов Димбара, и они заползли внутрь, и там они спрятались; и они съели свои последние крошки еды и были замерзшие и усталые, но не спали. Так Туор и Воронвэ пришли в сумерках восемнадцатого дня Хисимэ, тридцать седьмого [дня] их путешествия, к башням Эхориата и порогу Тургона, и силой/властью Ульмо избежали равно Рока и Злобы.
Когда первые проблески дня просочились серые среди туманов Димбара, они выползли обратно в Сухую Реку, и вскоре ее курс повернул на восток, извиваясь вверх к самым стенам гор; и прямо перед ними вырисовывался великий обрыв, поднимаясь отвесно и внезапно от крутого склона, на котором росли спутанные заросли терновника/колючих деревьев. В эти заросли каменистый канал входил, и там было все еще темно как ночью; и они остановились, ибо тернии росли далеко вниз по сторонам промоины, и их переплетенные ветви были плотной крышей над ней, такой низкой, что часто Туор и Воронвэ должны были медленно ползти под ней, как звери, крадущиеся обратно в свое логово.
Но наконец, как с великим трудом они пришли к самому подножию утеса, они нашли отверстие, как будто устье туннеля, проточенного в твердой скале водами, текущими из сердца гор. Они вошли, и внутри не было света, но Воронвэ шел уверенно вперед, в то время как Туор следовал, со своей рукой на его плече [положив руку на его плечо, по-русски говоря], согнувшись немного, ибо кровля была низкой. Так какое-то время они продолжали идти вслепую, шаг за шагом, пока вскоре они не почувствовали, что земля под их ногами сделалась ровной и свободной от рыхло [лежащих] камней. Тогда они остановились и вздохнули глубоко, как они стояли, слушая. Воздух казался свежим и здоровым, и они узнали об огромном пространстве вокруг и над ними; но все было тихо, и ни даже капания воды не могло быть слышимо. Показалось Туору, что Воронвэ был встревожен и в сомнении, и он прошептал:
- Где же тогда Охраняемые Врата: Или мы в самом деле теперь прошли их?
- Нет, - сказал Воронвэ. – Все же я удивляюсь, ибо странно, что какой-либо пришелец прокрался бы так далеко не окликнутым. Я боюсь какого-то удара в темноте.
Но их шепоты пробудили спящее эхо, и оно было увеличено и умножено, и бежало по кровле и невидимым стенам, шипя и бормоча, как звук многих скрытых голосов. И точно как эхо замерло в камне, Туор услышал из сердца тьмы голос, говорящий на эльфийских языках: сначала Высокой Речью нолдор, которой он не знал; и затем на языке Белерианда, хоть на манер, несколько странный его ушам, как [манер] народа, долго отделенного от своих родичей.
- Стойте! – он сказал. – Не шевелитесь! Или вы умрете, будь вы враги или друзья.
- Мы друзья, - сказал Воронвэ.
- Тогда делайте как мы велели, - сказал голос.
Эхо их голосов раскатилось в тишине. Воронвэ и Туор стояли неподвижно, и показалось Туору, что много медленных минут прошло, и страх был в его сердце, такой, как никакая другая опасность его дороги не приносила. Затем шум ног пришел, возрастая до громкого топота, как марш троллей в том узком месте. Внезапно эльфийский фонарь был раскрыт, и его яркий луч был направлен на Воронвэ перед ним [Туором], но ничего еще не мог Туор видеть, исключая ослепительную звезду в темноте; и он знал, что пока тот луч был [направлен] на него, он не мог двигаться, ни убегать, ни бежать вперед.
На мгновение они были удерживаемы так в оке света, и затем голос заговорил снова, сказав:
- Покажите свои лица!
И Воронвэ отбросил свой капюшон, и его лицо засияло в луче, суровое и ясное, как если бы высеченное в камне, и Туор изумился, видя его [лица] красоту. Затем он заговорил гордо, сказав:
- Не знаешь ли ты, кого ты видишь? Я Воронвэ, сын Аранвэ из Дома Финголфина. Или я забыт в моей собственной земле после немногих лет? Далеко за пределами мысли Средиземья я скитался, все же я помню твой голос, Элеммакил.
- Тогда Воронвэ вспомнит также законы своей земли, - сказал голос. – Коль скоро по приказу он отправился, он имеет право вернуться. Но не вести сюда какого-либо чужака. Этим деянием его право недействительно, и он должен быть приведен как пленник на королевский суд. Что до чужака, он будет убит или взят в плен по суждению Стражи. Веди его сюда, чтобы я мог судить.
Тогда Воронвэ повел Туора к свету, и, как они приблизились, много нолдор, одетых в кольчуги и вооруженные, выступили вперед из темноты и окружили их с обнаженными мечами. И Элеммакил, предводитель Стражи, который нес яркую лампу, смотрел долго и пристально на них.
- Это странно в тебе, Воронвэ, - сказал он. – Мы были давними друзьями. Почему тогда ты поместил меня так жестоко между законом и моей дружбой? Если бы ты привел сюда неприглашенным одного из других домов нолдор, этого было бы достаточно. Но ты привел к знанию Пути смертного человека – по его глазам я понимаю его род. Все же свободным не может он никогда уйти снова, зная тайну; и, как одного из чуждого рода, что дерзнул войти, я должен убить его – даже хоть будь он твой друг и дорог тебе.
- В обширных землях снаружи, Элеммакил, много странных вещей могут случиться с кем-то, и задачи нежданные – быть возложенными на кого-то, - ответил Воронвэ. – Другим вернется странник, нежели он отправлялся. Что я сделал, я сделал по приказу более великому, чем закон Стражи. Король один должен судить меня и того, кто пришел со мной.
Тогда Туор заговорил и не боялся больше.
- Я иду с Воронвэ, сыном Аранвэ, потому что он был указан быть моим проводником Повелителем Вод. К такому исходу он был доставлен от гнева Моря и Рока валар. Ибо я несу от Ульмо поручение к сыну Финголфина, и ему буду я говорить его.
При этом Элеммакил посмотрел в удивлении на Туора.
- Кто тогда ты? – сказал он. – И откуда ты пришел?
- Я Туор, сын Хуора из Дома Хадора и родич Хурина, и эти имена, мне рассказывали, небезызвестны в Скрытом Королевстве. Из Невраста я пришел сквозь многие опасности, чтобы найти его.
- Из Невраста? – сказал Элеммакил. – Говорят, что никто не живет там с тех пор, как наш народ ушел.
- Это говорят верно, - ответил Туор. – Пусты и холодны стоят дворы Виньямара. Все же оттуда я пришел. Доставьте меня теперь к тому, кто построил те чертоги в древности.
- В материях столь великих суждение не мое [не мне судить], - сказал Элеммакил. – Поэтому я поведу тебя к свету, где больше может быть раскрыто, и я передам тебя Начальнику Великих Врат.
Затем он говорил, приказывая, и Туор и Воронвэ были помещены между высоких стражей, двоих впереди и троих позади них; и их предводитель повел их из пещеры Внешней Стражи, и они прошли, как казалось, в прямой проход и там шли долго по ровному полу, пока бледный свет не заблестел впереди. Так они пришли наконец к обширной арке с высокими столпами с каждой стороны, вырубленными в скале, и между ними висела огромная опускная решетка из перекрещенных деревянных брусьев, чудесно вырезанных и утыканных железными гвоздями.
Элеммакил коснулся ее, и она поднялась бесшумно, и они прошли сквозь [нее]; и Туор увидел, что они стояли в конце ущелья, подобного которому он никогда прежде не зрел и не воображал в своих мыслях, долго хоть он ходил в диких горах севера; ибо рядом с Орфальх Эхор Кирит Нинниах было только выемкой в скале. Здесь руки самих валар в древних войнах начала мира, разорвали великие горы на части, и стороны разлома были отвесные, как если бы рассеченные топором, и они вздымались на высоты неугадываемые. Там далеко вверху бежала лента неба, и против ее глубокой синевы стояли черные пики и зазубренные остроконечные вершины, далекие, но суровые, жестокие как копья. Слишком высоки были эти могучие стены, чтобы заглянуть сверху зимнему солнцу, и хоть было теперь полное утро, слабые звезды мерцали над горными вершинами, и внизу все было тусклым, если бы не бледный свет ламп, установленных рядом с поднимающейся дорогой. Ибо дно ущелья поднималось круто вверх, на восток, и по левую руку Туор видел рядом с руслом потока широкий путь, уложенный и вымощенный камнем, вьющийся вверх, пока он не исчезал в тени.
- Ты прошел Первые Врата, Врата из Дерева, - сказал Элеммакил. – Туда лежит путь. Мы должны спешить.
Как далеко та глубокая дорога бежала, Туор не мог догадаться, и, как он глядел вперед, великая усталость напала на него, как облако. Холодный ветер шипел над гранями камней, и он запахнул свой плащ плотнее вокруг себя.
- Холодный дует ветер из Скрытого Королевства! – сказал он.
- Да, в самом деле, - сказал Воронвэ, - чужаку может казаться, что гордыня сделала слуг Тургона безжалостными. Долгими и трудными кажутся лиги Семи Врат голодному и измученному дорогой.
- Если бы наш закон был менее суров, давным-давно вероломство и ненависть проникли и разрушили бы нас. Это ты знаешь хорошо, - сказал Элеммакил. – Но мы не безжалостны. Здесь не еды, и чужак не может [«may not» - ему не позволено] идти обратно через ворота, которыми он прошел. Потерпи еще немного, и у Вторых Врат твое стояние будет облегчено.
- Это хорошо, - сказал Туор, и он пошел вперед, как ему было велено. Немного спустя он обернулся и увидел, что Элеммакил один следует [за ним] с Воронвэ.
- Нет нужды больше в стражах, - сказал Элеммакил, прочтя его мысли. – Из Орфальха нет бегства эльфу или человеку и нет возврата.
Так они продолжали подниматься крутым путем, иногда длинными лестницами, иногда извилистыми склонами, под устрашающей тенью утеса, пока примерно в полулиге от Деревянных Врат Туор не увидел, что путь был перегорожен великой стеной, построенной поперек ущелья от края до края, с крепкими каменными башнями по обе стороны. В стене был большой арочный проем над дорогой, но казалось, что каменщики заблокировали его одним могучим камнем. По мере того, как они приближались, его темная и полированная поверхность блестела в свете белой лампы, что висела сверху в середине арки.
- Здесь стоят Вторые Врата, Врата Камня, - сказал Элеммакил; и, подойдя к нему [камню], он толкнул слегка его. Тот повернулся на невидимом стержне, пока его кромка не была обращена в их сторону, и путь был открыт с каждой стороны; и они прошли через [ворота] во двор, где стояло множество вооруженных стражей, одетых в серое. Ни слова не было сказано, но Элеммакил повел своих подопечных в палату под северной башней, и там еда и вино были принесены им, и им было позволено отдохнуть немного.
- Скудным может показаться питание, - сказал Элеммакил Туору. – Но если твое притязание будет доказано, впоследствии оно [питание] будет щедро исправлено/улучшено.
- Этого достаточно, - сказал Туор. – Слабым было бы сердце, что нуждалось бы в лучшем исцелении.
И в самом деле такое освежение нашел он в питье и еде нолдор, что вскоре он жаждал продолжать идти.
После небольшого промежутка времени они пришли к стене еще выше и сильнее, чем прежде, и в ней были помещены Третьи Врата, Врата Бронзы: великая двустворчатая дверь, увешанная щитами и пластинами из бронзы, на которых было сделано много фигур и странных знаков. На стене над перемычкой были три квадратные башни, покрытые и одетые медью, что каким-то мастерством кузнечного искусства была постоянно яркой и блестела как огонь в лучах красных ламп, расставленных в ряд, как факелы, вдоль стены. Снова молча они прошли ворота и увидели во дворе за ними еще бо́льший отряд стражей в кольчугах, что светились как тусклое пламя; и лезвия их топоров были красными. Из родичей синдар Невраста по большей части были те, кто держал эти ворота.
Теперь они пришли к самой утомительной дороге, ибо в середине Орфальха склон был самым крутым, и, как они поднимались, Туор видел могущественнейшую из стен, маячащую темной над ним. Так наконец они приблизились к Четвертым Вратам, Вратам из Скрученного Железа. Высокой и черной была стена и не освещена никакими лампами. Четыре железные башни стояли на ней, и между двумя внутренними башнями был помещен образ великого орла, сработанный из железа, даже подобие самого короля Торондора, как он садился бы на гору из высокого воздуха. Но, как Туор остановится перед воротами, казалось, к его удивлению, что он смотрел сквозь ветви и стволы нерушимых деревьев на бледный просвет луны. Ибо свет через узоры ворот, которые были сработаны и кованы в форме деревьев со скрученными корнями и сплетенными ветвями, нагруженными листьями и цветами. И, как он проходил сквозь [ворота], он видел, как это могло быть; ибо стена была великой толщины, и там была не одна решетка, но три в ряд, так размещенные, что тому, кто приближался в середине пути, каждая образовывала часть устройства; но свет за ее пределами был светом дня.
Ибо они поднялись теперь на большую высоту над низменностями, где они начинали, и за пределами Железных Врат дорога бежала почти на одном уровне. Более того, они миновали вершину и сердце Эхориата, и башни гор теперь падали быстро вниз к внутренним холмам, и ущелье открывалось шире, и его стороны становились менее отвесными. Его длинные уступы были одеты белым снегом, и свет неба, отраженный в снегу, приходил белым, как лунный свет, сквозь мерцающий туман, что наполнял воздух.
Теперь они прошли сквозь строй Железных Стражей, что стояли позади Ворот; черными были их мантии и их кольчуги и длинные щиты, и их лица были закрыты [как масками] забралами, несущим каждое орлиный клюв. Затем Элеммакил пошел перед ними, и они следовали за ним в бледный свет; и Туор видел рядом с дорогой травяную лужайку, где как звезды цвели белые цветы уилос, Вечно-Помнящих, что не знают времени года и не увядают; и так в удивлении и облегчении сердца он был приведен к Воротам Серебра.
Стена Пятых Ворот была построена из белого мрамора и была низкой и широкой, и ее парапет был решеткой из серебра между пятью большими шарами из мрамора; и там стояло много лучников, одетых в белое. Ворота были по форме как три части круга и сработанные из серебра и жемчуга Невраста в подобие луны; но над Воротами на среднем шаре стоял образ Белого Древа Тельпериона, сработанный из серебра и малахита, с цветами, сделанными из больших жемчужин Балара. И за Воротами на обширном дворе, вымощенном мрамором, зелеными белыми, стояли лучники в серебряных кольчугах и бело-гребенных шлемах, сотня с каждой стороны. Затем Элеммакил повел Туора и Воронвэ сквозь их молчаливые ряды, и они вошли по длинной белой дороге, что бежала прямо к Шестым Воротам; и, как они шли, травяная лужайка становилась шире, и среди белых звезд уилоса открывалось много маленьких цветов, как золотые глаза.
Так они пришли к Золотым Воротам, последним из древних ворот Тургона, что были сработаны прежде Нирнаэт; и те были во многом как Ворота Серебра, исключая, что стена была построена из желтого мрамора, и шары и парапет были из красного золота; и там было шесть шаров, и в середине на золотой пирамиде был помещен образ Лаурелин, Древа Солнца, с цветами, сработанными из топаза в длинных кистях на цепочках из золота. И Ворота сами были украшены дисками из золота многолучевыми, в подобии солнца, помещенными среди эмблем из граната и топаза, и желтых алмазов. Во дворе далее были выстроены три сотни лучников с длинными луками, и их кольчуги были позолочены, и высокие желтые плюмажи поднимались с их шлемов; и их большие круглые щиты были красными как пламя.
Теперь свет солнца падал на дальнейшую дорогу, ибо стены холмов были низкими по обе стороны и зелеными, если бы не снега на их вершинах; и Элеммакил спешил вперед, ибо путь был короткий к Седьмым Вратам, называемым Великими, Вратам из Стали, что Маэглин сработал после возвращения из Нирнаэт, через обширный вход в Орфальх Эхор.
Никакой стены не стояло там, но по обе стороны были две круглые башни великой высоты, многооконные, сужающиеся семью этажами к башенке из яркой стали, и между башнями стояла могучая ограда из стали, что не ржавела, но сверкала холодно и бело. Семь великих столпов из стали там были, высокие с вышину и обхват крепких молодых деревьев, но заканчивающихся резким острием, что поднимался до остроты иглы; и между столпами были семь перекладин из стали, и в каждом промежутке семь раз по семь стержней из стали вертикально, с макушками как широкие острия копий. Но в центре, над средним столпом, был воздвигнут могущественный образ королевского шлема Тургона, Короны Скрытого Королевства, усыпанный алмазами.
Никаких ворот или двери не мог Туор видеть в этой могучей изгороди из стали, но по мере того, как он приближался, через промежутки между ее прутьями пришел, как казалось ему, ослепительный свет, и он прикрыл [рукой] глаза и стоял неподвижно в страхе и удивлении. Но Элеммакил пошел вперед, и никаких ворот не открылось от его прикосновения; но он ударил по перекладине, и ограда зазвенела как арфа с многими струнами, издавая чистые ноты в гармонии, что бежали от башни к башне.
Тотчас же показались [«проистекли»] всадники из башен, но перед тем, что из северной башни, шел один на белой лошади; и он спешился и зашагал к ним. И высоким и благородным как был Элеммакил, больше и важнее был Эктелион, Повелитель Фонтанов/Источников, в то время Начальник Великих Врат. Весь в серебро он был одет, и на его сияющем шлеме было помещено острие из стали, заостренное бриллиантом; и, как его оруженосец взял его щит, тот сиял как если бы был осыпан каплями дождя, что были на самом деле тысячей шляпок горного хрусталя.
Элеммакил приветствовал [«салютовал»] ему и сказал
- Вот я привел Воронвэ Аранвиона, вернувшегося с Балара; и вот чужак, которого он привел сюда, кто требует видеть короля.
Тогда Эктелион повернулся к Туору, но тот завернулся в свой плащ и стоял молча лицом к лицу с ним; и показалось Воронвэ, что туман окутал Туора, и его рост увеличился, так что остроконечная макушка его высокого капюшона перевершинила шлем эльфийского лорда, как будто она была гребнем серой морской волны, несущейся к земле. Но Эктелион направил свой яркий быстрый взгляд на Туора, и после молчания он заговорил серьезно, сказав:
- Ты пришел к Последним Вратам. Знай тогда, что никакой чужак, кто минует их, никогда не выйдет наружу снова, исключая через дверь смерти.
- Не говори предвещающего дурное! Если посланник Повелителя Вод пойдет этой дверью, то все, кто живут здесь, последуют за ним. Повелитель Фонтанов/Источников, не мешай посланнику Повелителя Вод!
Тогда Воронвэ и все те, кто стоял поблизости, посмотрели снова в удивлении на Туора, изумляясь его словам и голосу. И Воронвэ показалось, как если он бы слышал великий голос, но как кого-то, кто зовет издалека. Но Туору показалось, что он слышит себя говорящим, как если бы другой говорил его устами.
Какое-то время Эктелион стоял молча, глядя на Туора, и медленно благоговение наполнило его лицо, как если бы в серой тени плаща Туора он увидел видения издалека. Затем он поклонился и пошел к ограде, и положил руки на нее, и ворота открылись внутрь по обе стороны от столба с Короной. Тогда Туор прошел сквозь [ворота] и, придя к высокой лужайке, что смотрела наружу через долину за пределами, он узрел видение Гондолина среди белого снега. И так приведен в состояние восторга был он, что долго он не мог смотреть ни на что еще; ибо он видел перед собой наконец видение своего желания из снов тоски.
Так он стоял и не говорил ни слова. Молча по обе стороны стояла дружина армии Гондолина; все семь видов Семи Врат были там представлены; но их предводители и вожди были на лошадях, белых и серых. И точно как они глядели на Туора в удивлении, его плащ упал вниз, и он стоял там перед ними в могучем/великолепном наряде Невраста. И многие были там, кто видел, [как] Тургон сам поместил эти вещи на стену позади Высокого Седалища Виньямара.
Затем Эктелион сказал наконец:
- Теперь никакого дальнейшего доказательства не нужно; и даже имя, которым он назвался, как сын Хуора, значит меньше, чем эта ясная истина, что он пришел от самого Ульмо.
Кристофер сопроводил эту историю тридцать одним комментарием (которые по большей части не сообщают ничего нового, а только ссылаются на упоминания тех или этих моментов в других текстах), и последний из них таков:
Тут есть о чем поговорить, и я имею много чего сказать, но пока на это нет моих измочаленных сил, и надо отдохнуть от этих свернутых гор.
